Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - Алексей Валерьевич Голубев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советская материальность представала в этом дискурсе как динамичная; в позднесоветской культуре любая вещь могла превратиться во что угодно, поэтому прежде всего рассматривалась как сырье или набор деталей, даже если была совершенно новой. В первом обращении к читателям редакция журнала «Катера и яхты» объясняла, почему журнал ставит перед собой цель поощрять конструкторов-любителей: «Мы далеки от мысли, что каждому, кто занимается водным туризмом и спортом, необходимо строить катер или яхту. Можно воспользоваться и готовым судном. Но кто из настоящих любителей откажет себе в удовольствии переделать это судно по своему вкусу!»[96] Подобная риторика предполагала, что образцовый советский гражданин способен побороть соблазн пассивного потребления (черта, с точки зрения как советских идеологов, так и интеллигенции чреватая угрозой мещанства[97]), изменив материальную форму товара фабричного производства и внеся таким образом вклад в его изготовление. В конце концов, коль скоро строительство социализма требовало преодолеть отчуждение, любительское моделирование помогало решить проблему утраты людьми части идентичности вместе с плодами собственного труда, пусть даже на практике такая установка предполагала частичное возвращение к кустарному производству.
Логично, что политика любительского моделирования побуждала ее сторонников развивать педагогические теории, направленные, если воспользоваться фразой, вынесенной в подзаголовок работы Геллера, на «формирование советского человека», вот только этого воображаемого советского человека нельзя назвать покорным и пассивным. Наоборот, советская культура технического творчества по духу своему подчеркивала человеческую изобретательность и свидетельствовала о том, что при умелом применении этой изобретательности скудость подручных средств не способна ее стеснить. Как и работы по ТРИЗ, советские технические журналы предлагали разные методы, позволяющие «развить» и «стимулировать» воображение[98]. Некоторые энтузиасты из числа инженеров-любителей пошли дальше и с разрозненных советов переключились на разработку целостных педагогических теорий развития личности средствами факультативного технического образования. Одним из таких энтузиастов стал Юрий Столяров.
Столяров был не только одним из самых влиятельных советских инженеров-любителей, но и авторитетным педагогом-теоретиком, чьи монографии и статьи печатались в ведущих научных педагогических журналах, таких как «Советская педагогика», «Школа и производство» и «Физика в школе». Среди прочего, Столяров стал одним из соавторов статьи «Детское творчество» для третьего издания Большой советской энциклопедии, что в советской иерархии академических заслуг было весомым достижением[99]. Он выступал за общегосударственное внедрение технического образования уже в средней школе, утверждая: «материально-техническая база коммунистического общества будет представлять собой крупное, всестороннее механизированное производство, базирующееся на полной электрификации и автоматизации производственных процессов ‹…› Это означает, что уже сейчас нужно готовить школьную молодежь к труду в условиях высокомеханизированного и автоматизированного производства ‹…› Именно техническое творчество должно активно способствовать овладению учащимися новыми научно-техническими достижениями в производстве, подготовке их к участию в рационализаторской и изобретательской работе»[100].
Полагая, что развитие промышленности должно определять выбор профессии советскими школьниками и что чем раньше они начнут получать техническое образование, тем лучшие граждане из них вырастут, Столяров следует логике производственного языка[101]. Но нарисованный Столяровым идеал советского общества, организованного вокруг машин, далек от антиутопических интерпретаций Геллера и некоторых других исследователей[102]. Подобно Альтшуллеру, Столяров и другие поборники раннего технического образования верили, что техническая грамотность решит проблему социального отчуждения в эпоху машин. Всесоюзная сеть кружков – явление, на котором я подробнее остановлюсь во второй главе, – призвана была помочь советским школьникам освоиться в культуре с установкой «сделай сам», воспитав в них самостоятельных, рациональных и свободных субъектов, способных управлять материей и преобразовывать ее, создавая новые, современные и удобные в использовании социалистические вещи[103].
Господство над материальным миром, предполагаемое дискурсом любительского моделирования, отражало, как и в работах Альтшуллера, укоренившуюся в культуре фантазию. Публикации, учившие изготавливать сложные вещи своими руками, выполняли функцию ловушек, внешней практичностью, аполитичностью и отсутствием идеологии заманивавших людей следовать привычным схемам субъективации. К тому же любительское моделирование (как изготовление разных предметов на практике, так и чтение соответствующих статей) выступало как одна из главных форм проявления советской маскулинности в ее образованной, техноцентрической версии, где гендер отождествлялся с определенными практическими навыками. Неслучайно технические журналы делали акцент на освоении советского пространства с помощью самодельных автомобилей, яхт, моторных лодок и самолетов. Как я уже отмечал в другой работе, в фантазиях о покорении пространства в советской культуре сохранялось традиционное гендерное разделение: мужчины – активные пользователи, женщины – пассивные пассажирки[104]. В советской культуре, как и в других модерных культурах, завоевание пространства оставалось мужской прерогативой, и журналы для мастеров-самоучек рисовали перед читателями-мужчинами картины путешествий на самодельных автомобилях, лодках и самолетах, завлекая их в ряды легендарных советских исследователей, занявших видное положение в обществе в 1930‐е годы и сделавших покорение природы миссией советского человека[105].
О таких личных транспортных средствах читали тысячи людей, но, судя по тому, что даже на всесоюзных выставках никогда не набиралось больше нескольких десятков самодельных автомобилей или самолетов – ничтожное количество в масштабах Советского Союза, – лишь немногие решались на их изготовление[106]. Любительское моделирование не решало проблем с инфраструктурой, особенно когда речь шла об аэродромах и портах, не приспособленных для частных самолетов и яхт; к тому же владельцам подобных транспортных средств часто запрещалось пользоваться государственными площадками[107]. Автолюбителям, пытавшимся вручную собрать машину, приходилось бороться с нехваткой запчастей – неотъемлемой характеристикой советского автомобильного рынка на протяжении всей его истории[108]. Поэтому самодельные яхты и автомобили чаще фигурировали в коллективном советском воображении, чем в реальном ландшафте. Огромные тиражи технических журналов и популярность передачи «Это вы можете» обеспечивали широкое распространение образов сконструированных из подручных материалов, но внешне современных автомашин, самолетов и катеров. Любительское моделирование воспринималось как нечто, на что смотрели и о чем читали; иначе говоря, оно представляло собой дискурсивное поле, трансформировавшее материальность самодельных вещей в зрелище и объединявшее фрагментарный опыт их изготовителей в нормативный текст с доминирующей идеей – покорения человеком пространства. «Нас иногда спрашивают, почему журнал „Техника – молодежи“ организует автомобильные пробеги самодельных машин через десятки городов Советского Союза. – Разве промышленность выпускает некачественные автомобили? Дело не в этом ‹…› Романтическое стремление молодых умельцев построить собственную машину, используя пластмассы и алюминий, машину-амфибию, способную не только ездить, но и плавать, должно быть поддержано. Это тоже поиск»[109].
В приведенной цитате из статьи Василия Захарченко, главного редактора журнала «Техника – молодежи», присутствуют ключевые особенности техноутопического языка советских технических журналов. Любительское моделирование в
