Маленький Бобеш - Йозеф Плева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бобеш отстроил башню, крепостные стены, возвел целый замок из лучины. Башня получилась очень высокой, по грудь Бобешу, когда он померился с ней. Теперь надо было поселить в замок рыцарей и принцессу. Оловянный солдатик будет рыцарем и кукленок тоже, а вот принцессы нет.
Бобеш задумался, где бы раздобыть ее. Взять в принцессы чурочку или поленце ему не хотелось.
Он окинул глазами комнату и увидел под печкой Мисю. Ура, Мися будет принцессой! Бобеш залез под печку и вытащил оттуда спящую Мисю. Мися, конечно, совсем не радовалась тому, что ее разбудили и тащат из теплой норки.
— Пойдем, Мися, пойдем! Ты теперь принцесса Маргаритка, тебе надо в замок! Принцы уже там. Не упирайся, идем, а то шкуру спущу! Так-то ты слушаешься своего престарелого отца? — воскликнул разгневанный Бобеш, совсем как старый король из сказки про непослушную принцессу Маргаритку, которая не хотела выходить замуж за безобразного принца. — Ну вот что: если ты меня не послушаешься, я прикажу запереть тебя в башню. Там будешь горе горевать.
Довольный своей выдумкой, Бобеш крикнул дедушке:
— Знаешь, дедушка, непослушная принцесса Маргаритка в наказание будет горе горевать!
— Не мучь кошку, Бобеш, пусти ее!
— Нет, дедушка, она должна горе горевать, потому что не слушалась своего престарелого отца!
Бобеш хотел посадить Мисю на высокую башню, но Мися уперлась в нее лапами с такой силой, что башня закачалась и рухнула. Шум падающей лучины испугал ее, она прыгнула прямо на голову Бобешу, оттуда на печку и с печки поглядывала на разоренную башню и на Бобеша. Бобеш потирал голову: Мися таки успела царапнуть ее своими острыми коготками.
— Мама, меня кошка оцарапала! — захныкал он.
— И поделом тебе! Не трогай!
— Ну погоди ты у меня, кошатина! — разозлился на Мисю Бобеш. — Я тебе задам!
Он схватил пригоршню лучинок и запустил ими в кошку. Но ни одна лучинка не попала в Мисю — они рассыпались на лету и угодили прямо на голову дедушке.
— Ах ты, негодный! Опять ты мне покою не даешь? — закричал дедушка.
— Дедушка, я же не в тебя бросал, а в кошку метил.
— Вот я тебя! — сказал дедушка, схватил Бобеша, перегнул через колено и побил лучиной. Больше, конечно, для виду, чем всерьез.
— А знаешь, дедушка, мне и не больно было!
— Твое счастье. Если натворишь еще что-нибудь, тогда, брат, не скажешь, что не больно.
Бобеш превратил разрушенный замок в поезд, разложил лучину по всему полу, сам встал впереди, пятился на лучинки — и они отодвигались. Это и был поезд, а сам Бобеш изображал паровоз и пыхтел:
— Пфф-пфф! Пфф-пфф! — А когда паровоз останавливался, то шипел: — Пш-ш, пш-ш, пш-ш!..
Постой, Бобеш, — заметил дедушка. — А знаешь, как паровоз делает?
— Как, дедушка?
— Когда едет, кричит: «Сахар-кофе, сахар-кофе», — все быстрее и быстрее, а как замедляет ход, то потихоньку выговаривает: «Сахар-кофе, сахар-кофе». Когда подъезжает к станции, дает людям знать о том, что уже близко, и кричит: «Приехали, приехали!»
Это привело Бобеша в восторг, и вскоре в комнате только и слышалось:
— Сахар-кофе, сахар-кофе! Приехали, приехали!
Потом Бобеш превращался в кондуктора и кричал:
— Входите! Выходите! Готов! И снова начиналось:
— Сахар-кофе, сахар-кофе! Приехали, приехали, приехали!
— Дедушка опять надоумил его на свою голову, — сказала мать. — Теперь наверняка оглохнем.
— И то сказать, дедушка иной раз глупее Бобеша, — вставила бабушка.
— Это правда, дедушка? — оживился Бобеш.
— Играй себе и не слушай бабушку — она нас с тобой не понимает.
Когда Бобешу наскучил поезд, он превратил лучинки в солдат, и в комнате разыгралась жаркая битва. Часть лучинок Бобеш разложил в два ряда, один против другого, и начал метать в них остальные лучинки. Это были пушечные ядра, они так и косили войска.
— Дедушка, гляди, сколько я солдат побил!
— Ну, видишь, какой ты герой!
— А кто такой герой, дедушка?
— Это, знаешь… ну, как бы тебе половчее объяснить? Положим, повздорил ты с мальчишкой лесничего. Он тебе дал затрещину, ты ему — сдачи, и тут на подмогу тому мальчишке прибежали ребята. Но ты не удрал, а стал с ними драться. Даже если они тебя и осилили и отлупцевали как следует, ты все равно герой, Бобеш, потому что не струсил, предпочел лучше битым быть, только не бежать.
— Таким героем я уже был, дедушка, только недолго. Потом я убежал от ребят в усадьбу. Это в тот раз, дедушка, когда я к старосте ходил, помнишь?.. Дедушка, а ты на войне тоже был героем?
— Опять ты, Бобеш, глупые вопросы задаешь?
— Не глупые, дедушка. Ты ведь был на войне. Сам же мне рассказывал, как тебя в живот ранило.
— В таких делах ты, милок, еще не смыслишь, потому и не спрашивай. Ничего хорошего в этом нет.
— Почему?
— Война, милок, — это погибель. Детям лучше бы о ней и не знать.
— Зачем же ты, дедушка, пошел на войну?
— Должен был идти. Государь император приказал. Если бы я не послушался, меня бы наказали, как вот тебя мать наказывает, когда ты не слушаешься.
— Кто это — «государь император»?
— Он правит нашей страной.
— Он что, волшебник?
— Не волшебник, но власть имеет большую.
— А где он живет?
— В большом городе, в Вене.
— А-а, знаю, там наши дядья живут, верно?
— Верно, дядя Франта и дядя Ян.
— Ну, а из-за чего все-таки была та война?
— Трудно будет объяснить тебе, милок, мало ты понимаешь. Наш государь император поссорился с другим государем. Ну, а потом они стали воевать. Вот и была война.
— Значит, государь император тоже воевал?
— Сам — нет, он войско послал, и другой тоже послал войско. Войска пошли друг на друга, как в сказке про волшебного коня, знаешь?
— Знаю, знаю, дедушка. Так то в сказке, а я тебя не про сказку спрашиваю.
— Отвяжись-ка ты лучше от меня, Бобеш, все равно не поймешь.
— Скажи мне еще, дедушка: сколько ты чужих солдат убил?
— Не знаю, сколько убил. Наверное, ни одного.
— А ты стрелял?
— Известно, стрелял, солдату положено стрелять.
— А тебе очень больно было, когда в тебя стреляли?
— Эх, милый, знаешь, как больно!
— А в государя императора не стреляли?
— Нет, его там и близко не было.
— Если бы он там был, дедушка, и в него бы выстрелили, наверное, он стонал бы, правда?
— Понятно.
— Он, пожалуй, и войны бы не захотел.
— Да, уж конечно не захотел бы… Ну ладно, Бобеш, хватит об этом толковать.
Бобеш помолчал, пытаясь постичь своим детским разумом все слышанное. Но вскоре опять начал спрашивать.
— Как же ты, дедушка, выздоровел?
— В госпитале, Бобеш, лечился.
— В госпитале? Что это такое?
— Больница такая, где больных и раненых лечили.
— Дедушка, а если бы тебя убило, у меня бы и дедушки не было, да?
— Тогда бы у тебя, милок, и матери не было, и некого было бы расспрашивать обо всем на свете.
— Как это?
— Да ведь мама-то родилась, когда я с войны пришел. На войну я совсем молодым уходил.
— И мама была такая же маленькая, как я?
— Ну конечно. Ты что же, глупенький, воображаешь, будто люди сразу большими становятся?
— А когда мама была маленькая, она тебе тоже надоедала?
— Перестаньте вы, ради бога! Сошлись два мудреца! — цыкнула на них мать, сидевшая у окна за шитьем.
— Дедушка, мы и правда мудрецы?
— Давай-ка, парень, помолчим, все равно мы эдак никогда не кончим. Вот подрастешь, будешь разумнее, тогда я тебе побольше расскажу, если не помру до тех пор.
— А когда ты умрешь, дедушка?
— Кто ж его знает…
— А умирать обязательно надо?
— А как же, каждому человеку умирать придется.
— И маме тоже?
— Ох, милый, тоже!
— Ну, я не хочу, чтобы мама умерла.
— Мало ли что, никому этого не миновать.
— Это правда, мама?
— Конечно, когда-нибудь все умрем.
— Нет, мама, ты уж, пожалуйста, не умирай! Ну скажи: ведь ты не умрешь?
— Если не станешь мне надоедать да расстраивать меня, то не умру. А будешь озоровать, изводить меня, так я предпочту умереть, лишь бы знать покой.
Бобеш недоумевающе посмотрел на мать. Потом сорвался с места, подбежал и положил голову ей на колени:
— Не умирай, мама! Ведь правда ты не умрешь? Я буду послушным!
Мать погладила Бобеша по голове, поцеловала его и подумала: «А все-таки наш Бобеш не такой уж плохой, как кажется».
Когда Бобеш взглянул на мать, солнечный луч ударил ему в глаза, и он громко чихнул. Потом еще раза два чихнул и подбежал к окошку.
— Ба, смотри-ка, мама, и дождь идет, и солнце светит! Бобеш залюбовался, как сверкают на солнце дождевые капли, и вдруг замер от изумления:
— Мама, мама, краска! На небе краска — до чего же красивая!
— Да это, Бобеш, радуга.