Мера Любви - Франц Энгел

— Да я навряд ли здесь помощник, — смутился де Молен.

— Ладно, — Джованни снова кивнул, но уже не сержанту, а своим мыслям. — Будь что будет! — он только теперь заметил, что они остановились посреди дороги, и тронул поводья, пустил Логику рысью, потом галопом.

Де Молен едва поспевал за ним.

Влетев вскачь на подъемный мост крепости Силфора, Джованни осадил Логику, и тут она вдруг встала на дыбы, чего до сих пор никогда за ней не водилось. Джованни едва удержался в седле.

— Тихо, тихо, Логика, чего испугалась? — сказал он по-итальянски, погладив свою лошадь. — Еще не хватало мне тут шею сломать, — обернулся он к сержанту.

Де Молен выругался в сердцах:

— У вас, мессир, в голове самострел, никогда не знаешь, что вы еще удумаете. Я вон из-за вас всех крестьян растерял.

— Вы здорово ругаетесь, сержант, — с этими словами Джованни въехал в городские ворота. — Прошу вас, помогите мне. Я вас долго не задержу.

— Да это уж само собой, мессир. Вон она, колокольня, церковь ваша, Святой Марии.

На улицах Силфора в ту пору встречалось мало народу, горожане были в полях. Только из ремесленных кварталов поднимался шум и гомон. На площади играла стайка ребятишек, они разбежались при виде всадников. Старая церковь Святой Марии выглядела слишком маленькой для кафедрального собора. Джованни и сержант спешились перед папертью. Церковь стояла на запоре. Рядом нигде не было видно ограды жилища каноников. Джованни прошел вдоль церковного фасада. За кладбищем на огороде копошились несколько человек, мужчины и женщины, среди заросших травой могил ползали чумазые малыши.

— Вон тот, с тяпкой, по-моему, главный, — сказал сержант. Джованни неуверенно пошел вперед, оступился, де Молен поддержал его под руку:

— Осторожно, мессир.

Работающие на огороде люди как по команде разогнули спины и обернулись в их сторону.

— Слава Иисусу Христу! — поздоровался Джованни на латыни.

— Во веки веков. Аминь. — Люди поклонились, и тот, кого сержант назвал главным, сказал что-то на местном языке.

— Он спрашивает, что нам нужно, — перевел де Молен.

— Кто-нибудь из вас понимает латынь? — спросил Джованни. Люди переглянулись, пожали плечами.

— Скажите им, что я их новый епископ, — обратился Джованни к сержанту по-французски.

Де Молен передал слова Джованни, как мог. Люди вновь переглянулись.

— Сержант, скажите, что я назначен Папой, они должны были меня ожидать, что при мне есть облачение, и бумаги, и…

— Мессир, — перебил его де Молен, — я не смогу все это перевести.

У Джованни опустились руки.

— Вы мне не верите? — обратился он по-французски к растерянным поселянам.

«Главный», кажется, догадывался о смысле сказанного.

— Я, — он отбросил тяпку и указал обеими руками себе на грудь, — я декан этой церкви, Брендан.

Джованни подумал: «Все-таки хорошо, что церковные должности всюду одинаковы».

— Джованни Солерио да Милано, — представился он в ответ.

— Схожу, поищу монахов с вашей телегой, мессир, — сказал де Молен.

Оставшись без поддержки сержанта, Джованни совсем растерялся, не знал, что говорить и на каком языке. Но просто так стоять посреди огорода перед настороженными, исподлобья разглядывающими его людьми было невыносимо.

Декан Брендан, пойдем со мной, Джованни решил говорить по-латыни, так он подчеркивал свое духовное звание и избегал лишнего напоминания о нормандцах.

Декан только отрицательно помотал головой: «Не понимаю». Джованни сделал приглашающий жест и отступил назад к церкви. Тогда декан неуверенно кивнул, вытер руки об себя, опустил засученные рукава и пошел за Джованни.

— Нам придется как-то общаться, у нас просто нет выхода, — медленно проговорил Джованни. — Постарайся.

Декан опять кивнул, хотя вряд ли понял хоть слово. Как бы то ни было, усилия Джованни увенчались успехом, декан подозвал к себе мальчишку постарше и дал ему какое-то поручение. Джованни разобрал только слово «архидьякон», но это значило, что они станут его слушать.

К церкви подъехали сержант и монахи на телеге. Джованни показал декану содержание сундука с облачением. Декан продолжал молча кивать. Прибежал мальчишка, он принес ключи от собора. Вслед за мальчишкой пришли еще несколько человек. Джованни им представился, они поклонились. Решили внести сундуки в церковь. Мальчишке поручили заботу о лошадях.

— Я поеду, пожалуй, — предложил сержант.

— Так скоро? Как я могу отблагодарить вас, сержант де Молен? — растерянно спросил Джованни.

— Да бросьте, мессир, я сегодня затемно еще в Стокепорт успею, а у вас здесь и без меня забот хватает.

— Спасибо вам.

— Ерунда, — смутился сержант.

Они помялись, стоя друг против друга, потом обнялись.

— Храни вас Господь, сержант де Молен.

— Прощайте, мессир.

Монахи на прощание решили вдруг проявить почтение и по очереди поцеловали Джованни руку. Он благословил их, махнул в последний раз сержанту и пошел осматривать свою церковь.

Собор Святой Марии города Силфора представлял собою печальное зрелище: всюду были ветхость и запустение. Декан Брендан разводил руками, повторяя, по-видимому, единственное слово, которое он затвердил на французском: «l'argent»[2]. При этом он энергично тряс головой: «nо, nо».

— Ясно, — Джованни решил, что ему стоит запастись терпением и снисходительностью.

Прибежал, запыхавшись, длинный тощий мужик с лошадиным лицом и беспокойно бегающими глазами. Это оказался архидьякон Фольмар. Он тоже не понимал ни латынь, ни французский. Архидьякон сразу не понравился Джованни, но как можно судить о человеке лишь по внешности? «Терпение и снисходительность», — напомнил он себе.

— Все это прислано в дар церкви, — объяснял Джованни, разбирая облачение, утварь. — Вот, новый миссал, — он вручил книгу архидьякону. — Собери сегодня к вечерне весь капитул, — обратился Джованни к декану, который казался ему более сообразительным. — Я не был вами избран и должен представиться. Да, и где я могу остановиться? У меня нет с собой людей, багажа. Остался один сундук. Ты знаешь, что у меня только две лошади. И еще вполне пригодная в хозяйстве телега.

Декан лишь покачал головой.

Джованни начал объяснять все сначала, показывая по мере возможности, что он имеет в виду: «всех» — Джованни обводил людей руками и словно собирал их вместе, «в церкви» — Джованни показывал: «здесь», «к вечерне» — Джованни знаками сводил солнце к горизонту.

На третий раз декан заговорил в ответ, Джованни догадался, что он понял-таки.

— Где я буду спать? — Джованни сложил ладони и склонил на них голову.

Декан уже пообвык общаться знаками. Он осторожно коснулся руки Джованни и показал, что проводит его. Джованни мог поздравить себя, его слушали, старались понять, с ним говорили, значит, самого страшного не случилось. Джованни не прогнали с позором, даже не заставили униженно уговаривать поверить в его епископский сан. «Слава Богу», — радовался Джованни, пока декан Брендан вел его через площадь.

Жить Джованни должен был в старом каменном доме с пустым гулким подвалом, большим залом с узкими стрельчатыми окнами-бойницами на первом этаже и десятью спальнями наверху. Дом, судя по всему, давно не использовался целиком. Декан Брендан рассказывал что-то о его строительстве и прежних обитателях, Джованни понял только упоминание какого-то Вильяма де Перси и войны. Джованни выбрал для себя самую маленькую комнату. Ее перегородки сохранились лучше всего, кроме того, такое маленькое помещение легче было содержать и отапливать, а вещей у Джованни все равно не набиралось для больших покоев. Поискав по другим комнатам, Джованни обнаружил кое-что из мебели, хоть и старой, но вполне приличной. Ему хотелось расспросить о своем предшественнике на силфорской кафедре, но декан и без того уже уморился, рассказывая как и что. «Бог с ним, с деканом, сам все узнаю, когда посмотрю документы», — думал Джованни.

ГЛАВА XIII

О том, как обстояли дела в силфорской епархии

Надеждам Джованни на документы силфорской епархии не суждено было сбыться. На собрании каноников выяснилось, что они ничего не могут предоставить. Декан и архидьякон наперебой возмущались, как их обманули и обокрали. Вновь Джованни услышал о графе Честерском, которого каноники называли Вильямом Белвадом. Именно он, как следовало из их сбивчивых сетований, обобрал бедных каноников самым бессовестным образом. Итак, Джованни узнал, что документы на всю собственность силфорской епархии придется спрашивать у графа. Как так получилось, добиться было совершенно невозможно.

Весь капитул беспрекословно принес Джованни оммаж за все то, чем они владели до сих пор «по праву», хотя Джованни и знать не знал, в чем, собственно, заключаются их пребенды. Можно сказать, к оммажу как он, так и каноники отнеслись, словно к пустейшей формальности. По меньшей мере самонадеянно, а то и просто глупо с его стороны было бы считать силфорских каноников «своими людьми». Джованни больше полагался на клятву верности, которая устанавливала между ним и его «вассалами» хотя бы видимость обязательств чести.