Приснился мне Чаплин... - Роман Карцев

Конкурс начинался с девяти утра в ЦДРИ. Без четверти девять – нет ни Миши, ни Вити. Бегает секретарша, спрашивает, что мы будем играть, а я ничего не могу ответить: мы всегда решали, что играть, в последний момент. Появляется спокойный, как всегда, Витя, а за ним возбужденный Миша. Мы стоим и не знаем, что играть. Наконец объявляют наши фамилии, мы выходим, раздаются аплодисменты, хотя аплодировать на конкурсе запрещается. В жюри народные артисты, работники аппарата. Председателем жюри должен был быть Райкин, но, на наше счастье, в последний момент он отказался (у него были очередные неприятности с министром культуры), и председателем стал Любезнов.

Успех был ошеломляющий. В первом туре мы исполняли «Авас», «Везучий-невезучий» и монолог «Дедушка». Члены жюри сами аплодировали, и мы спокойно прошли во второй тур. Во втором туре история повторилась, мы играли свои шлягеры и были пропущены в третий тур – к безумной радости одесских боссов. В третьем туре жюри нас попросило сыграть вещи из первого, так как многие специально пришли нас посмотреть – в театральных кругах нас знали по театру Райкина. После второго тура сошли Хазанов и Высоковский, и в третьем туре мы оказались вне конкуренции. К тому же на конкурсе разрешалось играть одно и то же во всех турах, а мы исполняли разные вещи, так как у нас уже составился репертуар на сольный концерт.

Мы получили вторую премию (победителю первое место досталось благодаря ленинской тематике, и это все понимали), а еще двести рублей, которые проели и пропили с одесситами в «Арагви».

Через несколько дней состоялся заключительный концерт, который показывали по телевизору. Мы опять играли с Витей «Авас», «Везучий-невезучий» и «Дедушку». Успех был грандиозный. Думаю, что Райкин нас простил… И мы уехали в Ростов доигрывать два концерта, на которых уже была конная милиция (вот что значит телетрансляция!).

После конкурса – обвал, приглашения на гастроли. Практически слава – со всеми ее издержками и казусами.

Помню замечательный эпизод, случившийся на гастролях в Ленинграде. Мы выступали в ДК Дзержинского. Я выхожу:

– Есть у нас грузин по фамилии Горидзе, зовут Авас, а доцент тупой, вызывает грузина к доске: «Как ваша фамилия?» – «Горидзе». – «А зовут?» – «Авас». – «Меня – Николай Степанович, а вас?» – «Авас»…

Публика хохочет. Витя соображает. Вдруг по центру зала идет пьяный, подходит к рампе. Обращается к Вите:

– Ты чего, не понимаешь? Что ты молчишь?! Он тебе уже четыре раза рассказал! Все поняли, а ты не понял!..

Публика думает, что вышел третий актер! Я не знаю, что делать. Говорю:

– Товарищ, давайте на сцену, может быть, вы лучше меня расскажете!

Он:

– Конечно, отойди, не мешай! – И Вите: – Ну, доцент тупой, а грузин умный. Он спрашивает: «Как зовут?» – «Авас». – «А я доцент! Понял?»

Витя:

– Кто тупой?

Он:

– Доцент! И его спрашивает!

Витя:

– Кого?

– Грузина!

– Какого грузина?

Публика хохочет. Витя крепится.

– Счас как дам! – замахивается наш третий. – Сразу поймешь, кто грузин!..

…После конкурса мы очутились в Крыму. Администрация нас встретила прохладно (видно, не смотрели телевизор). Первый концерт был в Каче – это база военных моряков. Зал жуткий, микрофон жуткий, свет в зале периодически гаснет, публика полупьяная. После концерта – а играли мы «Как пройти на Дерибасовскую» – директор ялтинской филармонии в сильном подпитии спросил: «Ну и как же пройти на Дерибасовскую?» Я пошутил: «А вы идите, и она вас там пересечет». – «Да? – икнул директор. – Чтобы завтра вашей ноги в Крыму не было!» И опять икнул. К нему подскочил администратор из Севастополя Гриша и прокричал: «Я их беру на десять концертов! Я отвечаю за успех!» И он уговорил директора нас не выгонять, и мы успешно выступили в Севастополе, куда потом неоднократно приезжали, как и в Ялту, и всегда в Крыму собирали аншлаги, а директора того мы больше не видели.

Так начиналась наша долгая самостоятельная работа на эстраде…

Я лечу в самолете один

Лететь мне шестнадцать часов, и предыдущую ночь я не спал. Я вспоминал нашу жизнь с Витей Ильченко, моим другом. И если бы я смог записать все, что вспомнил…

Витя Ильченко ушел от нас в 1992 году, в пятьдесят пять лет. От нас всех – от семьи, от Миши Жванецкого, от меня, от друзей, от театра, от зрителей, которые тридцать лет смотрели на нас на эстраде, на телеэкране, в театре… Тридцать лет мы были вместе почти каждый день. А сейчас я лечу в самолете – один. Сижу в гримуборной – один. Играю – один. И вспоминаю, как это было…

Когда Витя Ильченко и Миша Жванецкий выступали в своем институте инженеров морского флота, я и не подозревал, что судьба сведет меня с ними на всю жизнь и что эти два человека сыграют в моей биографии главную и незаменимую роль…

В шестьдесят первом году я был приглашен в класс «А» – в знаменитый одесский городской театр миниатюр «Парнас-2», возглавляемый Жванецким и Ильченко. Но с Витей я тогда не встретился. Уже работая у Райкина, я приехал в отпуск в Одессу, пришел в «Парнас», посмотрел новый спектакль и, набравшись нахальства, предложил Миле Гвоздиковой показаться Аркадию Исааковичу.

Приступаю к самому главному – к знакомству с Витей Ильченко. А все было просто. Я шел на пляж и на Ланжероновской угол Пушкинской встретил Витю с сыном Сережей – они направлялись на бульвар. Состоялся такой разговор:

– Привет! – сказал Витя.

– Привет! – ответил я.

– Я слышал, ты работаешь у Райкина?

– Да.

– Ну и как?

– Пока ничего! Справляюсь.

– Я слышал, ты читаешь Мишин монолог в спектакле?

– Да.

– Ну и как?

– Ничего, смеются…

В это время Витин сын Сережа укусил меня за ногу.

– Ну и как к тебе относятся в театре?

– Неплохо… Витя, а ты где?

– Я в пароходстве. Начальник отдела испытания новой техники.

– Ого! – И вдруг меня осенило. – Витя, а ты не хотел бы показаться Райкину?!

Витя долго молчал. Он всегда вначале думал-соображал, потом отвечал.

– Я не готов… А впрочем, давай попробую.

Через несколько дней Витя стоял в санатории Чкалова перед Райкиным и показывал толпу прохожих.

Этот день нас связал навсегда. Судьба? Конечно. Я ведь мог пойти на пляж по другой улице, Витя – сидеть в это время дома и читать журнал «Наука и жизнь» (он читал его всю жизнь). Райкин мог бы отдыхать в Риге, а не в Одессе…

Да, я верю в судьбу, теперь верю. Она подарила мне талантливого друга, партнера, настоящего русского интеллигента. Он окончил с красным дипломом два института – инженеров морского флота и ГИТИС, у него была феноменальная память и очень добрая и ранимая душа…

В Ленинграде Витю встретили холодно, Милу – настороженно. Видимо, актеры считали, что три одессита – это уже чересчур.

Мы снимали с Витей дешевые углы и были счастливы. Мы впитывали в себя аромат Ленинграда и репетировали спектакль «Волшебники живут рядом». Витя входил в работу медленно, как всегда вдумчиво, не торопясь, вызывая насмешливые взгляды партнеров. Но когда Райкин поручил Вите и Наташе Соловьевой танцевать классический дуэт на музыку Глюка… Бог ты мой! Наташа была балериной, а Витя вообще танцевал первый раз в жизни! Да еще под Глюка… Витя был очень худой, но серьезный вид и туника придавали ему угловатую грациозность. Смотреть этот номер приходили все! И Витя своей смелостью заслужил уважение актеров и самого Райкина.

Тут и началась наша настоящая дружба. Мы ходили вместе в театры, завтракали в кафе «Ленинград» на Невском, обедали в пирожковой на углу Желябова. А вечером стояли за кулисами и впитывали в себя игру великого артиста.

Так прошел год. А в шестьдесят четвертом году в Ленинград приехал Миша, оставив работу сменного механика в одесском порту, и нам стало веселее. Во всех отношениях.

Миша любил поесть, Витя умел готовить, у меня в запасе всегда было рублей сто. Я их спасал от голодной смерти. Миша начал писать, а мы с Витей – репетировать. У нас стал накапливаться свой репертуар. Миша писал неистово, но Райкин складывал его тексты в сундук. И то, что не брал Райкин, брали мы с Витей – Сухим. Да, нас все так и называли – Сухой, Малой и Писатель. Друзья говорили:

– А где Писатель?

– Пошел к Сухому.

– А где Малой?

– А он уже там.

У нас появился первый шлягер – «Авас». Мы ездили на гастроли в Москву, жили в роскоши. Гостиница «Пекин»! Ресторан ВТО! Знакомство с актерами и театрами – Таганкой, «Современником», с Эфросом – его театр мы любили безумно, выступления на капустниках… Вы заметили, я все время говорю «мы»? Да, везде мы были вместе с Витей. И если он появлялся один, спрашивали: «Где Рома?» И наоборот. И когда кто-то видел одного из наших детей, то говорил: «Это ребенок Карцева и Ильченко».

Наши фамилии слились в одну, наши мысли совпадали, наши взгляды не расходились. И хотя мы были совершенно разными людьми – по темпераменту, по уровню образования, по отношению к некоторым сторонам жизни, к женщинам, выпивке и даже по отношению к общим друзьям, – нас объединяло главное: любовь к театру, к нашему жанру. И еще – уважение друг к другу. Я регулярно скандалил с режиссерами, я каждый день предлагал новые варианты роли, ставил в тупик постановщика спектакля и партнеров, я все время импровизировал не туда! И Витя все это терпел…