Это! Моя! Земля! - Борис Громов

— Подполковника Пантелеева ищем, как раз с целью потрепаться за жизнь в целом и оперативную обстановку в округе, в частности.

— Так вон же он стоит, — Марков машет рукой в сторону все еще беседующих лысого здоровяка и парня с понтовым автоматом.

— А то я сам не вижу, — скептически фыркаю я в ответ. — Только он сейчас, как видишь, занят. А в разговор незнакомых людей влезать — невежливо. Да и впечатление у них о себе можно создать не лучшее, решат сходу, что хамоватый наглец. Не, лучше я обожду малость.

— Ну, ты погляди-ка! Борисян, да ты, гляжу, прям психолог…

— Угу, стихийный, блин, доморощенный. Приходится, Мить. Люди-то, они разные, особенно сейчас. Это раньше: «ксивой» сверканул — и все с тобой общаются, пусть, порой, и сквозь зубы. А теперь всем на любые «корочки» плевать с высокой колокольни…

— Это точно, — согласно мотнул головой Дмитрий. — Я тут с «мышами» немного пообщаться успел… Так они говорят, несколько дней назад вот этот самый Пантелеев на Международном шоссе вице-премьера грохнул собственноручно. Тот, видать, по старой памяти поборзеть решил: мигалку врубил, «крякалку»… Ну, ты сам понимаешь, Репин, картина маслом: «Разбежались, холопы, барин едет!»…

— И что?

— И все, Боря. Так, говорят, и валяется его крутой «членовоз» в кювете, вместе с «геликом» охраны. А самого вице и свиту да охрану его, наверное, давно уже по косточкам мертвяки растащили…

— Нормально так… Нет, дело понятное — накипело у людей в адрес «слуг народа»… Но вот охрану, на мой взгляд — зря. Там тоже люди разные, как мне кажется. Не все ж скурвившиеся.

— Ну, не знаю, — чешет коротко стриженный затылок Митяй, — Может, тут ты и прав, но, как один не самый глупый человек говорил: «Даже не стой рядом с пидорасами». Так что, если и были среди тех охранников нормальные люди, то попали они под замес чисто до кучи. Если ты хороший, честный и правильный — зачем на какого-нибудь ублюдка ишачишь? Зачем деньги у него берешь?

— Эк тебя занесло, Митрий! Знаешь, по мнению некоторых — и мы с тобой, получается, ничуть не лучше, раз правительство защищаем, а не на всяких «Маршах несогласных» с плакатами прыгаем и зарплату от того же правительства получать не гнушаемся.

— Ты, Борян, не путай. Мы не правительство, которое только на моей памяти, при моей службе, менялось уже трижды, защищаем, а закон. Может, и не всегда совершенный, но даже такой закон — лучше, чем его полное отсутствие, или какие-нибудь шариатские суды, мать их. А недовольных чем-то, их при любой власти хватает… Все время кто-то где-то против чего-то протестует. И всегда уверен, что он — герой и «борец с системой», а вокруг — либо верные соратники, либо лютые вороги, либо серое и ни черта не отдупляющее «быдло», которое и за людей-то не считает. Как по мне, так прежде чем что-то рушить, неплохо бы подумать: а сможешь ли ты на обломках что-то путное построить, или так и останешься никому не нужным, грязным и голодным бомжом на руинах?.. А главное, — Дима глубоко вздохнул и махнул рукой, — Кому это все теперь интересно? Сейчас у всех совсем другие проблемы. Кстати, Пантелеев как раз освободился, давай, дуй к нему, пока его кто другой не перехватил. Потом поболтаем еще.

Начальник разведки «Пламени» мне понравился сразу. Знаете, бывают такие офицеры, на которых только глянешь — и сразу видно: «Слуга царю, отец солдатам». Своего подчиненного перед вышестоящим начальством защищать, несмотря ни на что, будет до последнего, но если тот на самом деле накосячил, потом, один на один, в тесном, так сказать, семейном кругу… Когда я срочную в разведроте служил, у нас в бригаде начальник разведки такой же был.

Как сейчас помню, приключился у меня один «залетец»… Ну, не суть. В общем, вштабной палатке наш Новгородский ревел раненым буйволом, доказывая, что я — лучший из людей, рожденных под этим Солнцем, что все произошедшее — коварные происки моих недоброжелателей, я не виноват, меня подставили… И ведь доказал! Зато пятнадцатью минутами позже, в своей палатке, натягивая на свои лапищи рукопашные накладки, он тихим и ровным проникновенным голосом, словно рассказывая мне большой секрет, сказал: «Грошев-на, сволочь ты этакая, я ни одного из своих бойцов вот уже двенадцать лет как пальцем не тронул. Но тебя, паскуда-на, я сейчас убью». Не буду врать, бил серьезно, понятно, без цели убить или покалечить, но от души. И больше к упоротому мною «косяку» он даже на словах не возвращался ни разу. Провинился — искупил — забыли. А главное — все только среди своих. «Что происходит в разведроте, в разведроте и остается».

Так вот, думается мне, что майор Новгородский с подполковником Пантелеевым прекрасно бы поладили.

— Здравия желаю, товарищ полковник[9].

— И тебе не хворать, боец-на…

Заметив поневоле расплывшуюся по моей физиономии глупую ухмылку, Пантелеев слегка набычился.

— Извините, тащ полковник, просто у меня один старый хороший знакомец в такой же манере выражался. Такой же бывший матершинник. Вас услышал — его вспомнил. Один в один, даже голоса похожи чем-то. Вот и не удержался.

— А, тогда понятно-на. Знакомца-то как звали?

— Петр Дмитриевич Новгородский. Майор, начальник…

— … разведки в Софринской бригаде был. Помню-на, хороший мужик. Пересекались с ним в девяносто пятом под Самашками. Был там?

— Так точно, был, только вас, уж извините, не помню.

— Ну, ты, боец, юморист-на, — широко улыбнулся, сверкнув ровными зубами, Пантелеев. — Да тебе тогда, не то, что видеть, тебе знать о том, что я в природе существую-на, не положено было!

— Ну, так уж прямо и не положено, — как-то враз стало обидно мне за свою службу. — Позывной «Вега»?

— Ого, — в глазах подполковника мелькает уважение. — В курсе?

— Если честно — то практически нет, — не стал врать я. — Один-единственный раз выдвигались ночью взводом на обеспечение выхода группы с таким позывным. С приказом, в случае каких-либо проблем сдохнуть, но идущий за вами «хвост» если не обрубить, то на себя оттянуть и связать боем.

— И как-на? — Пантелеев явно заинтересовался.

— Да никак, собственно, — я только руками развел. — Не только «хвост», но и саму «Вегу» так и не увидели.

— Так я и говорю-на — не положено было, — снова расплылся в улыбке он и протянул для пожатия широкую ладонь. — Подполковник Пантелеев, спецназ ГРУ.

— Прапорщик Грошев, Посадский ОМОН.

— А, так это ты, кажется, нам должен был сегодня какое-то биологическое светило-на привезти?

— И привез уже, и сдал под опись с рук на руки какому-то растрепанному и упитанному юноше неполных сорока лет. Роману, кажется.