Пуанкаре - Алексей Тяпкин

Близился к концу беззаботный лицейский период. Впереди был завершающий учебный год, за которым последуют экзамены на степень бакалавра. Пора уже серьезно задуматься о своем будущем. С дипломом бакалавра словесности Анри мог поступить на филологический или философский факультеты университета. Но он вовсе не уверен, что его призвание — гуманитарная профессия. Математика властно и решительно вторглась в его духовный мир и, кажется, поселилась в нем навсегда. Дядя Антони при каждом удобном случае заводит речь о Политехнической школе, лучшей, по его мнению, среди высших учебных заведений Франции. Неужели все питомцы этой школы такие же ярые ее патриоты? Хотел бы Анри обладать хотя бы десятой долей такой уверенности и решительности. К сожалению, все обстоит гораздо сложнее. Полный сомнений и беспокойных мыслей, идет Анри к своему окончательному выбору. Надвигалось тревожное лето 1870 года.

Пора испытаний

Стоя у тусклой, бесцветной стены больничного коридора, Анри рассеянно ловит обрывки разговоров.

— Большего беспорядка я в жизни не видел, — возмущается черноволосый худощавый лейтенант. — И это они называют мобилизацией. Нам приходилось десятками направлять солдат, не нашедших свои части, в первые же попавшиеся батальоны.

Его собеседник, плотный бородатый артиллерист, сочувственно кивает головой. Правая рука его на перевязи, и незастегнутый, наброшенный на плечи мундир открывает нижнюю рубаху далеко не первой свежести.

— Что и говорить, бестолковщины много, — соглашается он. — Получили мы митральезы, новехонькие, прямо с завода, а орудийная прислуга понятия не имеет, как с ними управляться. Лошадей нет, пришлось бросить всю батарею под Форбахом. Отвоевались без единого выстрела.

— Кто-то ответит за все это, — угрожающе бросает лейтенант, лихорадочно блестя темными глазами. Его осунувшееся, небритое лицо по цвету почти не отличалось от стены коридора. — А в Страсбурге наши держатся. Страсбург — крепкий орешек…

В этот момент открылась дверь, и из кабинета начальника госпиталя вышел озабоченный Леон Пуанкаре. Анри поспешил за ним. Немало уже слышал он подобных разговоров с тех пор, как крутой водоворот событий захватил его в свою орбиту.

Военные действия начались в первых числах августа, хотя война была объявлена еще в июле. Поводом послужил пустующий испанский трон. Совет испанских министров предложил корону принцу Леопольду, двоюродному брату прусского короля. Недовольное этим решением, императорское правительство Франции заявило протест Вильгельму I. И хотя 12 июля принц Леопольд отказался от испанского престола, воинственный пыл французского правительства не угасает. Провоцируемое Бисмарком и Мольтке, давно вынашивавшими планы военного нападения на Францию, оно объявляет 19 июля 1870 года войну Пруссии.

В столице и в департаментах царят подъем и всеобщее воодушевление. Толпы распаленных правительственной пропагандой парижан заполняют бульвары, воинственно провозглашая: «На Берлин!» Никто не сомневается в легкой и скорой победе просвещенной Франции над варварской Пруссией. «Мы их шапками закидаем», — запальчиво заявил в своей официальной речи премьер-министр Оливье. Ему вторит военный министр Лебёф: «Прусская армия не существует, я утверждаю это». Но стремительно развивающиеся события привели к быстрому и жестокому отрезвлению.

Повинуясь плану Мольтке, немецкие войска ринулись в Эльзас, разбив надвое французскую армию. Отчаянная храбрость французских солдат не могла остановить хорошо отлаженную прусскую военную машину, которая, ломая отдельные очаги сопротивления, катилась по территории Франции. 4 августа немцы атаковали линию Виссамбура. Застигнутая врасплох единственная дивизия генерала Абеля Дуэ мужественно сопротивлялась в пять раз превосходящим ее силам противника. Лишь понеся значительные потери, немцы вынудили ее отступить. Погиб генерал Дуэ. Впоследствии прусский главнокомандующий фельдмаршал Мольтке отметит храбрость французских солдат, проявленную в этом сражении. Затем были проиграны сражения под Рейхсгофеном и у Форбаха, на самой границе с Лотарингией.

Как неожиданное и страшное откровение приходит к французам сознание, что страна совершенно не готова к войне. Точности и ясности замысла прусского военного командования правящие круги Франции могли противопоставить лишь баснословную беспечность, ничем не обоснованную уверенность в своем превосходстве, полное невежество в военных вопросах и преступное незнание противника. На интендантских складах не оказалось ни провианта, ни боеприпасов, ни походного снаряжения, хотя военный министр уверял, что все готово к войне, вплоть до пуговиц. Ни для кого уже не было секретом, что безнравственное императорское правительство привело страну на грань военной катастрофы.

Парижские газеты еще восторженно кричат о победах французского оружия, а через Нанси проходят остатки разбитых, вымотанных неравными боями французских частей. Голодные, со сбитыми ногами, угрюмо озлобленные или отчаянно клянущие все и вся, текли по городским улицам пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, слившись в одну безликую массу, которую являет собой любая поверженная армия. Победа у Форбаха открыла пруссакам путь в Лотарингию. Нанси стоял как раз на линии их продвижения.

В эти суровые дни Леон Пуанкаре, как член городского муниципалитета, возглавил всю медицинскую часть, обслуживавшую раненых. Положение осложнялось тем, что во французской армии не хватало врачей, не хватало лазаретов, весьма скудным был запас медикаментов. Приходилось срочно приспосабливать под госпитали городские больницы и клиники, организовывать дополнительные медицинские пункты, где легкораненые могли сделать перевязку. Шестнадцатилетний Анри, который не может еще быть призван на военную службу, находится неотлучно с отцом в качестве добровольного секретаря и амбулаторного ассистента. Сейчас каждый человек на счету, каждый должен приносить отечеству хоть какую-то пользу. И он обходит с доктором Пуанкаре госпитальные палаты, где на тесно расставленных кроватях стонут, мечутся, балагурят или сквернословят сотни раненых, вслушивается в предельно откровенные разговоры людей, оплативших своей кровью право на эту откровенность, вникает в ужасающие подробности военного разгрома. Он оказался в самой гуще непосредственных участников этих трагических событий и получает достоверную, неприукрашенную информацию.

Но все разом обрывается в один ужасный день. В этот день Анри сидит дома, разделяя со своими близкими, со всеми жителями Нанси общую тревогу и скорбь. Он не видит, как проходят по улицам колонны солдат в серо-голубых мундирах, как яростно сверкают на касках медные шишаки, не слышит победного грохота тяжелых повозок и военных экипажей. В этот день, 14 августа, в город вступили немецкие части. Для жителей Нанси война закончилась, не продлившись и месяца. Потянулись долгие дни оккупации.