Бой под Талуканом - Николай Прокудин

– Рис перетомили, не хватает морковочки, и суховат.

– Игорек, не гурманствуй. Ешь и радуйся, что это не перловка из банки.

– Ем и радуюсь. Но как сын этой восьмой дивизии и коренной «азиат», разбираюсь в этом блюде и сам отменно готовлю его.

– Как это понимать – сын дивизии? Сын полка – знаю, сын дивизии – не слышал. Да и староват ты для этого звания.

– Понимаешь, я родился в этой дивизии. Отец был замначальника дивизионной автошколы в Термезе – учебке автомобилистов. Вот тогда, в шестидесятых годах, там стояла наша дивизия, оттуда ее в Афган позднее перебросили. Так что мы с ней родственники, а я – настоящий сын дивизии.

– Ну а я, выходит, пасынок. Довелось два месяца служить на ее руинах, на базе того, что осталось после ее ухода «за речку». В гарнизоне позднее сформировали центр подготовки «пушечного мяса». Находился я там после окончания училища в пехотном полку, в степи, возле «моста дружбы». Офицеров в каждой роте было по два человека на должность, и в течение этих двух месяцев половину выпускников послали воевать, а остальных разбросали по округу. Пришлось почти год еще в Туркменской глуши гнить, «комара-пиндинку» кормить.

– Знаю, слышал про эту гадость. Ох, и дрянь! В Кандагаре от этих комариков сам малярию заработал. Такая неприятная вещь, скажу я тебе.

– Верно. Прививки не ставил случайно от нее?

– Делали, и много, но кто его знает, от чего.

– То-то и оно, ставят уколы, а чего прививают – неизвестно. У меня твердое убеждение, что прививки – это основная причина заболевания. Только оно проходит в легких формах. Не делаю уколы – и здоров. Тьфу-тьфу-тьфу, – и я суеверно сплюнул три раза через левое плечо.

Тем временем по связи передали приказ быть готовыми к проходу колонны. На блокпостах БМП и пехота постреляли за канал из всех стволов, для морального успокоения руководства и собственного тоже. В ответ – только молчание, слишком много огня, на рожон никто лезть не хочет, это ведь не одинокая застава в центре зеленого моря, тут можно и по шее схлопотать.

Мимо прополз, коптя отработанной соляркой, танк с командиром танкового батальона на башне, затем в замыкании – пять грузовых машин и БМП с Лонгиновым. Бронежилет, как всегда, в каске и тяжелом «панцире».

Все солдаты нашего блока тотчас надели каски на головы и броники на тело. Семен Николаевич притормозил и рявкнул в мою сторону:

– Почему вы, товарищ лейтенант, без «защиты»? Это что за нарушение приказа командира?

– Так у меня его нет, без этой обузы по канавам и арыкам прыгать и от пуль уворачиваться легче.

– Опять нарываетесь на взыскание. Разберемся в Баграме, когда выйдем из кишлака, обещаю.

– Воля ваша, только железо таскать на себе я не буду все равно. У меня столько здоровья, как у вас, нет.

– А как же солдаты одевают, а как же личный пример для них?

– Я еще и всех умирающих, выбившихся из сил подгонять должен и пулеметы за них нести. Поэтому мне нужно быть легким, свободным и мобильным.

– Вот влепит комбат выговор, будешь и свободным, и мобильным, – и он уехал на пост.

– Черт! Все настроение испортил, монстр! – рявкнул я.

– Что ты так на Семена? Хороший мужик, мне он нравится.

– А что в нем хорошего?

– Мы с ним учились в ЛенВОКУ, только в разные года, ко мне он не придирается.

– О! Вот и первый любимчик Бронежилета нашелся!

Поздно вечером Витька поставил коробку с ежами в левый десант БМП, предварительно поинтересовавшись, не лягу ли я туда, свободно ли место?

– Нет, Свекольников, не лягу. Тут свежо, небо, звезды, ветерок. А что там? Броня над головой и запах мазута да пороховой гари, да вонь от портянок Кобылина.

– А чего это вонь именно от моих портянок? – обиженно поинтересовался стоящий рядом механик-водитель. – Может, это Сидорчука?

– Да нет, дорогой, это твои портянки, твои. Такой специфический запах не спутать ни с чем другим во взводе. Ноги нужно мыть почаще! Когда мыл в последний раз?

– Я и так их мою. Каждый раз, когда в баню хожу, – произнес солдат протяжно, почти нараспев.

Стоящие вокруг бойцы дружно рассмеялись над незадачливым бывшим сельским трактористом.

– Кобылин, слушай приказ! Умываться каждый день, регулярно чистить зубы, портянки стирать! Ноги мыть не только раз в неделю в бане, а каждый вечер.

– Уф-ф, – выдохнул солдат. – Постараюсь, очень уж много наговорили, главное – не забыть.

– Якубов-большой! Назначаю тебя над ним старшим и закрепляю за этим балбесом.

– Есть быть старшим! Кобылин, каждый день будешь со мной вместе в умывальник ходить, я из тебя, неандерталец, цивилизованного человека сделаю.

– Ну ты, повар, даешь! Какие слова умные знаешь, – удивился я.

– Обижаете, товарищ лейтенант, я ведь техникум закончил. Еще и не такое заумное могу сказать, – улыбнулся Якубов.

Таким образом, ежики стали жить в БМП. Но однажды что-то им не понравилось, и зверюшки принялись бегать, прыгать, скакать по всей коробке. Особенно старался длинноухий. Не понятно, каким образом – может, он забрался на маленького ежа и высоко подпрыгнул, – но «пустынник» выскочил из ящика. Свекольников вернулся с поста и обнаружил зверька, обнюхивающего край сиденья и испуганно глядевшего вниз. Все-таки было довольно высоко, даже для длинноногого.

– Ежик! Ты куда? Иди в коробку, глупенький мой, не бойся. Я тебе киш-миш принес, – ласково заворковал солдатик.

– Свекольников, негодяй! – взвыл проснувшийся Игорь. – Нога ноет страшно, еле-еле заснул, и тут ты разбудил. Воркуешь все с ежами. Надоел! Пойди прочь с глаз долой. Теперь всю ночь мучиться.

– Я не виноват, ежик сбежать хотел, а я ему еды принес.

– Ты не его, а меня изюмом угости.

– А тут на всех хватит: и вам, и лейтенанту Ростовцеву.

– Слушай, «студент-недоучка», ты явно готовишься вместо философского факультета перейти на биофак. От гнева взводного тебя может спасти только огромное количество изюма. Где взял-то? – поинтересовался я у солдата.

– Да Якубов в сарае обнаружил. Целый мешок, соломой присыпанный.

– А «Стингер» случайно в сарае не нашли или китайские эрэсы? За «Стингер» орден Красного Знамени дают, знаешь или нет? – спросил Игорь.

– Знаю, но там еще только орехи лежали. Больше ничего.

– Жалко, ну что ж, неси орехи, будем лечить старшего лейтенанта Марасканова. Ему бы еще водочный компресс и коньяк для смазки сосудов и внутренностей.

Свекольников принес «деликатесы» и вытащил из отсека коробку с живностью. Игорь, постанывая, выбрался из машины, и мы занялись орехами и изюмом. Кое-что перепадало зверькам, которые, пугливо и осторожно принюхиваясь, поедали угощенье.

– Слушай меня, юный натуралист, – строго произнес командир взвода. – Можешь хоть спать вместе с ними в коробке, можешь пыхтеть и фыркать дружно с ежами, но только уйди от меня куда-нибудь подальше. Разрешаю лечь рядом с замполитом, но «клубки колючие» эти, бегающие, с собой забери и не мешай человеку спокойно болеть. Понял?

– Так точно! Ухожу.

Центр шума и суеты переместился в мою сторону. Около полутора часов, пока была моя очередь бодрствовать и проверять посты, я терпел этот зоосад. Но затем пришло время моего отдыха, и я возмутился. Зверюшки вздыхали, пыхтели, чихали…

– Витька! Свекольников! Уйми их, ради бога, или уйди с ними. Не надо буквально дословно воспринимать приказ Марасканова. Вокруг БМП места много, отойди под яблоню, что ли.

Мучающийся Игорь радостно прокричал из спальника:

– Вот, теперь понял, как я тут страдал и мучался, а ты еще защищал этого ботаника-биолога. Все издеваются над раненым львом…

– Вначале тропы минируешь от нечего делать, ищешь приключения на свой зад, а теперь снимать идешь. Рисковать-то зачем, все-таки граната – вещь очень опасная, – сморщил нос Игорь.

– Все будет хорошо! Не писай кипятком! Якубов, за мной!

– Ну-ну, посмотрим, как ты ее снимешь, – вздохнул взводный.

На лице бывшего повара не было заметно никакого желания идти, но, глубоко вздохнув, сержант двинулся следом.

Мы пошли вдвоем с Гурбоном в виноградник. Ловушку в саду я снял легко и без проблем, но из второй гранаты при первом же прикосновении вылетела в траву чека из запала. Хорошо, что еще сама граната из руки не выскользнула. Перебросив ее через дувал, я пригнул голову Якубова к земле. Ба-бах! За стеной раздался взрыв, и комочки земли и глины ударили по спине и голове. Что ж, неприятно, но не смертельно, осколки застряли в стене.

Не успели мы отряхнуться от пыли, как послышался дробный топот ног: пары и еще одной. Из-за угла выскочили Свекольников и, чуть приотстав, Марасканов. Игорь прыгал на одной ноге, опираясь на две палки.

– Ну ты и сволочь! – выдохнул, отдышавшись, старший лейтенант. – Меня чуть инфаркт не хватил, я думал: вы подорвались.

– Игорек! Ну что ты, все в порядке. Гранату бросил через дувал. Чека вылетела куда-то в колючки, я и швырнул ее. А то ведь она оборонительная, чего доброго споткнешься и упадешь на руку – и привет, поминай как звали. Проще выкинуть, пусть себе взрывается за арыком.