Читая маршала Жукова - Петр Межирицкий

Они все большие актеры, эти политики…

Фон Фритчу устроили очную ставку с уголовником, и тот сказал: "Это он!" Фон Фритч ответил, что видит этого господина впервые. Гитлер не поверил главнокомандующему сухопутными силами, ему выгоднее было поверить подонку[18]. Фон Фритч потребовал суда чести, это ультимативный орган германской армии. Гиммлера, устроившего спектакль с уголовником, он вызвал на дуэль, но вызов так и не был передан секундантом, генералом фон Рунштедтом, который сохранил бумагу у себя, как сувенир: армия не желала унизить себя до дуэли главнокомандующего с гестаповцем.

Бломберг на аудиенции у фюрера, представ перед необходимостью как отставки, так и развода, развестись с женой отказался наотрез. Поняв, что скомпрометированный Бломберг все равно уйдет, Гитлер сбавил тон и даже посулил фельдмаршалу, что его снова призовут под знамена, когда потребуется рейху. С тем растроганный Бломберг и убыл - с полной пенсией и ста пятидесятью тысячами марок золотом, с женой куда-то в Италию, где и затерялся, к счастью для него, его след.

Дело Фритча тянулось. Суд чести под председательством Геринга в марте 1938 года признал Фритча полностью невиновным, но успешный аншлюс Австрии повернул к этому времени вопрос о руководстве вермахтом так, что Гитлер безопасно для себя отказался вернуть Фритча на пост главнокомандующего сухопутными силами. Он еще в феврале, когда Бломберг и Фритч были освобождены от постов "по состоянию здоровья", Верховным Главнокомандующим назначил себя. Пост военного министра был ликвидирован. 14 высших генералов вермахта были уволены вместе с Бломбергом и Фритчем, а на их место поставлены более молодые коллеги, конечно, обрадованные повышением и тем привязанные к новому главнокомандующему.

Так окончился гитлеровский переворот в армии.

В июне, после неадекватной реабилитации фон Фритча, немало генералов заявили о желании подать в отставку. Новый командующий сухопутными силами вермахта генерал-полковник Вальтер фон Браухич уговорил их не делать этого. Война с Чехословакией у порога, сказал он, вы не смеете уклониться от долга. Да и фон Фритч полагал так же. Во главе артиллерийского полка он участвовал в Польской кампании и был убит. Есть основания полагать, что он искал смерти.

Несколько слов об участниках драмы - о тех, кто ушел, и о тех, кто выжил, чтобы еще сыграть свою роль в истории.

Сразу по смещении фон Фритча Гитлер предложил его пост заместителю Фритча генерал-полковнику Людвигу Беку. Бек заявил, что отказывается занять пост, так как верит в невиновность своего командира. В связи с Судетским кризисом генерал-полковник Бек подал в отставку, не желая участвовать, как он заявил, в уничтожении своей страны. Впоследствии оппозиционеры именно его планировали поставить во главе государства по устранении Гитлера.

20 июля 1944 года генерал-полковник Бек застрелился после неудачного покушения, совершенного фон Штауффенбергом.

Для сравнительных жизнеописаний, подобных плутарховым, подходящую пару представили бы следующие две фигуры: генерал-полковник вермахта Фрейр Вернер фон Фритч и командарм первого ранга РККА Иона Эммануилович Якир. Как и Якир, фон Фритч был человеком чести и долга. Честь для германского офицера старой школы была дороже жизни. Слишком поздно фон Фритч понял гнусную роль, которую играл Гитлер в его деле. Было абсурдом верить подонку, которого умертвили впоследствии, и не верить фон Фритчу. Но сам фон Фритч верил в искренность Гитлера - до самого этого эпизода. "Это было не просто признаком хорошего воспитания, - замечает в книге о германском сопротивлении Питер Хоффманн, - это было наивностью". Это замечание отзовется болью в каждом, кто понимает трагедию лучших людей РККА, связанных долгом подчинения, честью да и сознанием безвыходности своего положения.

Гитлер подчинил себе вермахт уже после того, как Сталин решил проблему оседлания РККА по-своему - так же грязно, как Гитлер, но еще и кроваво. Оба преступника шли след в след друг за другом.

15. РККА и ее убийца

Жуков необоснованность репрессий в своих мемуарах подкрепляет еще и высоким процентом командиров-пролетариев, выходцев из рабочих и крестьян, а также большевизацией армии. С позиции Сталина это вряд ли играло роль, и положение в армии он считал катастрофическим не потому что "70 процентов комсостава рабочие и крестьяне", но 30 процентов комсостава не рабочие и крестьяне или "более половины командиров коммунисты и комсомольцы", но половина не коммунисты и комсомольцы. Катастрофическим положение было потому, что верхний эшелон армейского руководства не был предан ему лично. Там немало было людей, служившие не Сталину, а стране. Людей, умевших мыслить. Разумеется, это и были самые авторитетные в армии люди.

Такие ему не были нужны.

Он уже обладал единоличной властью. Но понимал, что на захватническую войну толкнуть командармов будет нелегко. Их мировоззрение отточилось в ходе Гражданской войны. Естественно, это было оборонительное мировоззрение. Мыслящая верхушка РККА, та, которую любили и которой верили бойцы, считала, что строительство на своей земле куда перспективнее захвата чужой. Из соображений международного престижа Сталин о крахе капитализма вынужден был говорить лишь как о результате войны, которую сами же капиталисты и развяжут. Руки его были таким образом связаны, и наступательных настроений в армии насаждать он не мог. Политработники и командиры легально воспитывали армию в духе несокрушимой обороны, а Сталин, скрипя зубами, вынужденно терпел это, подозревая, что и командармы терпят его лишь до поры, пока он верен кредо " Чужой земли мы не хотим, своей и пяди не дадим ". За этой чертой их послушание могло завершиться. Хищники рвали мир на куски. Япония свирепствовала в Азии, Гитлер в Европе, Муссолини в Африке, а он через головы своих миролюбивых командармов не мог даже подобраться к столу, за которым сговаривались о разделе планеты. (До утра 22 июня 1941 года он так и не понял, что Гитлер и не думал с ним делиться.) Чтобы добраться до стола, эти головы, этих гуманистов-интернационалистов надо было убрать. А заодно их друзей. А заодно всех, кто не поверит их виновности.

На этом выстроилась массовость репрессий.

Гитлер, захватив власть, не стал рассчитываться со всеми. Из массы социал-демократов и коммунистов в лагерях смерти он уморил одиннадцать тысяч функционеров. Остальные не осрамили германскую доблесть в "стальных когортах" вермахта. Там они гибли, а не в лагерях смерти. И в плен сдаваться не спешили: ведь фюрер сразу повязал их кровавой порукой и в глазах русских сделал всех на одно лицо. Он с самого начала повернул войну так, что сделал германский народ заложником. Творя то, что творили на просторах России, немцы обречены были драться насмерть. И убежденные нацисты и их убежденные противники. Так и дрались. Кому хотелось допустить в опрятные германские городки досыта напоенного ненавистью российского солдата…

Одиннадцать тысяч уничтоженных Гитлером врагов нацизма никоим образом не должны противопоставляться миллионам сталинским жертв. Для обоих люди были материалом. Гитлер умерщвлял так же бестрепетно, но вдохновляясь иными критериями. Будучи весьма преувеличенного мнения о своих полководческих способностях, что и привело блицкриг к провалу, капрал все же понимал: не любого назначишь полководцем, не любого даже выучишь. И действовал осмотрительно.

Но Сталин не был и капралом. Выдвижение кадров в СССР, весь этот формальный анкетный подбор, говорит скорее об обратном. Вождю от исполнителей нужна была прежде всего личная преданность. Да и то по использовании знавшие слишком много подлежали уничтожению независимо от ранга. РККА не устраивала вождя именно в плане личной преданности, так как творцом ее (как и творцом Октябрьского переворота, как и творцом Брестского мира, и профсоюзов, и оживления железных дорог, и многих иных дел) был Троцкий. Одного этого Сталину хватало, чтобы ненавидеть армию и подозревать, что она состоит из ставленников Троцкого (кроме партизан Первой Конной.)

Гражданская война не обогатила Сталина военным опытом, но развратила еще больше вседозволенностью так называемой революционной законности. Уж это он постиг. С Царицина начинаются его комиссарские подвиги. Первые жертвы сталинских репрессий - царские офицеры на службе РККА. Он грузил их на баржи и топил в Волге. Грамотные военные мешали партизанщине. Сталина и Клима Ворошилова из Царицина пришлось убрать и восстанавливать положение отчаянными усилиями. Этого вождь никогда не забыл Троцкому и Склянскому[19].

Убыль кадров в Гражданскую войну вынудила прибегнуть к сталинскому комиссарству на Южном фронте, где он, при желании, мог бы выучиться хоть азам военного дела у полковника царской службы и будущего маршала Егорова. Но Егоров сильным характером не обладал, о сталинской практике в Царицыне, служа и там под началом Сталина, знал не понаслышке и, как офицер царской армии, попросту боялся этого монстра. В спорных случаях он оставлял Сталина перед лицом Троцкого, председателя РВС, а тот обладал достаточной властью, чтобы заставить выполнять свои приказы.