Шиш вам, а не Землю! - Валентин Февраль

В глазах же тех жителей Щихлебаловки, которые узнали в святой Пелагею, но которые поддавшись всеобщему психозу, посчитали Селедкозасольскую новым воплощением — неисповедимы твои пути, о, Господи! — Девы Марии, в глазах этих Щихлебаловцев светилась неприкрытая зависть. Вот, мол, Пелашка в люди выбилась, а мы как были, блин, щихлебаловцами, так ими, блин, и остались!

Но Пелагея как раз в люди, тем более — в люди святые, выбиваться не собиралась. Наоборот, в эти минуты Кузьминична грешила в мыслях своих и в воображении нещадно! Она готова была доутопить недоутопших и обматерить ею по какому-то упущению еще необматеренных, ибо, как она считала — со стогом все подстроили щихлебаловцы. Не со зла, конечно, а по пьяни, но тем не менее.

Но какая разница в шутку щихлебаловцы запустили ее стог в космос или со зла, если теперь буренка на зиму без сена остается?

Вот долбаные любители фейерверков! Пелагея понимала, праздник есть праздник. И сама другой раз не против была запустить в памятную дату парочку «весенних бабочек» или «фантом», но вывести целую копну сена на околоземную орбиту — это уж слишком.

И Пелагея уже собиралась открыть свое хлебало или орало, по определению некоторых щихлебаловцев, как вдруг Голенищев с Патрикеевым дернули головами, знаменуя этим некоторое оживление в своих застывших в статике позах.

— Тудыт меня по голове! Вот блинище! — сказал, восхищенный линией сюжета развивающихся событий, прапорщик и, глядя, как над речкой опять что-то взвилось и устремилось вслед за умчавшимся в высь строптивым стогом.

Ни кто, конечно, ни Патрикеев с Голенищевым, ни щихлебаловцы во главе с Селедкозасольской не знали всей грандиозности замыслов КГР, а так же того, что с секретного космодрома, тщательно замаскированного неподалеку в густом березняке, стартовал земной космический корабль с агентом 13–13 на борту, предполагаемым грозой всех шпионов-инопланетян и их пособников — предателей-землян.

Как бы там ни было, но и самообматерившийся Голенищев и тонущие с матом на побледневших губах щихлебаловцы, не без любопытства наблюдали за стартом и полетом инородных для земной атмосферы тел.

И все они, и щихлебаловцы, которые топли как хотели, но назло себе не утопали и самообматеренный, но не поддающийся само-мату (авто-мату) Голенищев, все они, эти люди наблюдали, как, презрев еще непознанные человеком законы гравитации, оба наблюдаемых ими тела покинули пределы земной атмосферы.

— Коля, блинище! Ты видал?! — подтолкнул локтем в бок прапорщика Патрикеев. — Как они это… Фууух!.. Жжжик!.. Вжих! Фьиють! И нет их!. А? Каково!

— Ну, прямо ты и скажешь: фьюить, жих! — заспорил Голенищев. — Все как раз было не так, а наоборот. Не фьюить, а фьють! Быстрее, значит. Не вжих, а жик! То есть, на одну десятую секунды быстрее. Понял?

— А ну тебя, — сказал Патрикеев. — Тебе абы выспорить. Выспренный ты какой-то, хоть и друг мне! Я бы тебе за твою неуемную тягу к дискуссиям и звания ефрейтора не дал бы, а не то, что прапорщика.

— Ну и не давай, — обиделся Голенищев. — Я и так похожу.

К этому времени Пелагея, наконец, выбралась из взбаламученной ею речки. Облепленная донельзя речным илом и тиной, она приставила ладонь козырьком ко лбу и молчаливо вглядывалась в исчезающие среди облаков две точки, одна из которых ей до боли была знакома.

В другой руке, не оправдавшая надежд щихлебаловцев, дева сжимала пустой солдатский котелок. Односельчане же, рассмотрев в явившейся Марии Пелагею, возмущенно зароптали, сетуя на повсеместный обман, подтасовку и невозможность в связи с этим доверия к разного рода знамениям и чудесам.

— Пелагеюшка, что ж ты нас омманула? — прошамкала в ухо богатырше, шустрая бабка Пантелеевна.

— Но Пелагея, не сказав ни слова, только отодвинула локтем посмевшую раскрыть рот в ее присутствии вредную бабулю.

Бабка затрусила прочь, а Пелагея только сейчас с удивлением обнаружила в своей руке предмет бесхитростного солдатского быта. Предмет от чего-то очень вонючий и с осоловевшей от этой вонючести зеленой лягушкой внутри.

— Не иначе еще от наполеоновской армии остался, раз лягушка в еде наличествует, — определила Пелагея. — Может даже сам Бонапарт из этой лохани трапезничал. Но гарнир пахнет по-русски, а не по-французски, — рассудила псевдо дева Афродита.

И угадала. Как ни странно.

После всех этих своих мыслей Пелагея обмакнула палец в вонючий холодец, что покрывал стенки котелка изнутри и поднесла палец к носу.

Конечно, как она и предполагала, едкая смесь по части вони, как это ни странно, несколько уступала ее самогону, но, тем не менее, душу выворачивающий смрад был Пелагее близок и привычен.

— Пожалуй, если чуток чудесной эссенции этой добавить в конопатку «аля-селедкозасольская», — мелькнула шальная мысль в голове Селедкозасольской, — продукт только выиграет. Покрепчает точно.

Пелагея икнула. То ли от запаха, то ли от простуды. Как ни как, а водичка в реке была не очень теплой.

12

Лягушка квакнула, видимо прощаясь по-французски со своим славянским гарниром и выпрыгнула из котелка на траву. После чего бодро поскакала к зарослям камыша, вольготно и привольно разросшегося по берегам.

— Объект пропал из виду, — деловито доложил по рации майору Замятину Патрикеев после того, как уже даже через бинокль не смог разглядеть умчавшийся в небо стог.

Майор Замятин, прямой начальник наблюдателей доложил то же самое по инстанции полковнику Козыреву. Но Козырев, находившийся в то же самое время на секретном космодроме, неподалеку от генералов КГР, успокоил майора, сказав ему, что меры приняты и сотрудник космической разведки ефрейтор Придуркин уже преследует объект, не оставляя последнему шансов для спасения и использует агент Кондратий для своих целей ракету придуманную и построенную архиталантливым конструктором Загибиным.

— Чем я в зиму Маруську кормить буду? — риторически вопрошала Пелагея то пустое место, на котором еще совсем недавно стоял стог.

Под Маруськой Пелагея, конечно же, имела в виду то двурогое и парнокопытное животное, которое обычно стояло в ее хлеву, а теперь паслось неподалеку в окружении ромашек, незабудок и прочей идиллически выдержанной самой матушкой Природой растительности.

Но пока, нагло обворованная самими инопланетянами, Маруська сангвинистично пережевывала идиллические колокольчики, с ихними пестиками и тычинками, совсем не идиллическая картина отчетливо наблюдалась Придуркиным в космическом корабле.

В какой-то момент, перестав колотить кулаками в герметически закрытую дверь и обнаружив вокруг уйму приборов непонятного назначения и целые россыпи подмигивающих ему огоньков, Придуркин и впрямь почувствовал себя некоторым образом идентичным и адекватным по отношению к собственной фамилии. И эту адекватность он ни коим образом не собирался оспаривать.

Земля-земелюшка-землица тем временем скоренько отдалялась. А Придуркин и понятия не имел, что ему делать со всей этой электрикой внутризагибинского монстра. Тем более. что спереди и по бокам корабля отныне простирались только россыпи звезд и ничего белее.

Да, какое-то время и, возможно, длительное Кондратий работал на заводском конвейере, имея косвенным образом дело с техникой в виде болтов, гаек и шайб к этим болтам.

Но «Скользкий», само собой, был посложнее любой гайки и вдвое сложнее любой шайбы. К тому же работа с гайковертом на корабле не требовалась.

И Придуркин даже расстроился из-за того, что его познания в области закручивания и раскручивания на этом корабле, судя по всему, не будут востребованы. И, конечно, гайковерт в натруженных и мозолистых ладонях при полном отсутствии серого вещества в некоторых местах того, кто гайковерт этот держал, инструмент более надежный, чем наушники и ключ, замысловато отстукивающий точки и тире товарища Морзе.

За квадратным, как окно в сортире, иллюминатором уже вовсю пылали своим голубоватым огнем звезды, звездочки и звездищи, когда с негромким, утробным шипением одна из стенок корабля раздвинулась, открывая Кондратию небольшое помещение для отдыха, которое одновременно с этим являлось комнатой для приема пищи и местом отправления естественных надобностей.

Рациональность мышления изобретателя «Скользкого» в очередной раз поразила воображение даже Придуркина. Гениальный мыслитель был настолько не дурак, что, экономя пространство и материалы, совместил несовместимое — унитаз с сиденьем у обеденного стола.

Другими словами, не утруждая себя вставанием из-за стола после сытной и обильной трапезы и, отодвинув особую заслонку, можно было… В общем, многое что было можно!

Впрочем, не эти детали внутрикорабельного быта интересовали в данное время суперагента Кондратия, а — юркий кораблик инопланетных злодеев, позорно бегущих с Земли и струхнувших, лишь только их заприметили отважные бойцы земной действующей армии.