Песнь песков - Брижит Обер

Тот не ответил.

Его внешность напомнила Роману туркменских кочевников. Возможно, он не говорил на фарси?

— Shoma ingilisi baladin? Ingilizce? — попробовал он заговорить по-турецки.

Никакого ответа. Только жест, призывающий молчать. Роман замолчал. Ему не было страшно. Интуиция подсказывала, что незнакомец не желает ему зла. Внезапно луна спряталась снова, а когда вернулась опять, человек уже исчез. Роман подбежал к месту, где тот только что стоял, но там уже никого не было. Только лоскут ткани, на который он чуть не наступил. Он поднял его. Хлопчатобумажный квадрат. По диагонали вдоль линии посредине изображены какие-то черточки. Он сжал кулак, смяв лоскуток в ладони. Неужели незнакомец — из числа убийц, уничтоживших деревню?

Вдали раздался негромкий гул мотора. Мотоцикл! Было слышно, как мотоцикл трогается с места и шум теряется где-то в горах. Роман попытался определить, откуда доносится звук, но ему казалось, что он слышится одновременно из нескольких разных мест. Утром скифский всадник, вечером туркменский мотоциклист…

Еще более встревоженный, чем прежде, Роман медленным шагом вернулся к поселку, по-прежнему погруженному в зловещую тишину. Собаки сбились в стаю вокруг машин в ожидании неизвестно чего — может, еды, может, какого-то приказа хозяев, их желтые глаза неотрывно смотрели на людей.

Татьяна, у которой ныла рана, решила полежать в микроавтобусе. Ян нервно ходил туда-сюда, запустив пальцы в шевелюру, которая казалась еще более взъерошенной, чем обычно.

— Эти проклятые надписи имеют какой-то смысл! — воскликнул он, заметив Романа.

Еще не оправившись от шока после случившегося, тот молча согласился. Как ни странно, ему совершенно не хотелось никому рассказывать о своей таинственной встрече. Он ощущал в кармане квадратный лоскут ткани, а за поясом нож и не мог решиться заговорить. Ян продолжал что-то бормотать на ходу. Роман открыл было рот, но опять его закрыл, удивляясь и досадуя на самого себя. Какого черта он молчит?

Как будто он не мог поступить иначе.

Он решил еще раз взглянуть на место преступления, чтобы быть уверенным, что они ничего не упустили. Он проверил белье, просунул руку под тощие матрасы, даже порылся в печной золе, но ничего особенного не обнаружил.

— Мы уже проверили их одежду, — произнес Ян, который следовал за ним, не вмешиваясь в его действия.

— Ян, если бы у тебя имелась вещь и ты бы ни за что не хотел, чтобы ее нашли, где бы ты ее спрятал?

— Здесь?

Молодой человек осмотрелся. Они находились в той комнате, где в сундуке лежал мертвец.

— Здесь или где-нибудь еще.

— Но ничего не опрокинуто и не сломано!

— А я и не говорю, что убийцы что-то искали.

— Не понимаю…

— Я тоже, если это тебя успокоит.

Ян задумчиво посмотрел на него:

— Ты что-то ищешь, сам не зная, есть ли здесь это что-то?

— Вот именно.

— Ну, если бы я должен был спрятать что-то, чего, возможно, и не существует, но что ни в коем случае не должно быть найдено, даже если бы это и не искали, я бы сказал… там!

Он театральным жестом щелкнул пальцами, направив указательный на кальян, курительную трубку с водой, которую традиционно ставили на землю, возле хлопчатобумажной циновки.

— В этом сосуде, — повторил он. — Потому что его просто наполняют водой, не открывают, не чистят.

Роман поскреб ногтем большого пальца синеватую от пробившейся щетины щеку.

— Неплохо! Посмотрим…

Он вынул трубку из керамического сосуда и, бросив быстрый взгляд в сторону Яна, резким движением разбил кальян о стенку.

Пусто.

Ян пожал плечами.

— Мимо! — произнес он, крутанувшись на каблуках. — Я сказал просто наобум…

Роман подобрал с земли один из осколков терракоты и протянул его Яну:

— Посмотри.

На осколке четко виднелся рисунок кисти руки, выполненный черным, — руки, положенной вроде бы на колено. Ян сел на корточки рядом с ним и стал помогать переворачивать черепки, подбирать их один к другому, восстанавливая обратную сторону сосуда.

Понемногу стал проявляться портрет, выполненный тонкой кистью, черным по охре, напоминающий греческие портреты, портрет подростка, стоящего возле костра, опершись одним коленом о землю. Взгляд был обращен на того, кто смотрел на этот сосуд, в левой руке он сжимал копье или посох, правая лежала на бедре. Он был полностью обнажен, на лице еще никакой растительности, короткие, заплетенные в косы волосы окружали голову, словно нимб. Широкий, мощный торс, короткие, крепкие ноги. Роман нашел его каким-то странным, непохожим на других. Может, из-за лица, скорее напоминающего мордочку? Нет скул, нижняя челюсть сильно выдается вперед. Взгляд грустный и встревоженный. Портрет выполнен замечательно, но не представляет никакого интереса, подумал, выпрямляясь, Роман.

— Иисус! Ты видел?

Ян, с лупой в руке, показывал на мускулистую лодыжку мальчика. Он передал лупу Роману. В самом деле.

Это и было то, что они искали?

На лодыжке странного подростка виднелась, нарисованная или вытатуированная, короткая серия насечек, образуя новую пиктограмму.

— Вот оно, вот! — внезапно закричал Ян, вырывая у него из рук лупу и направляя ее на кольчатый посох. — Это не копье, Роман, это сцитал! Боже мой, возможно, это код!

— Код?

— Ну да, код, который поможет расшифровать эти проклятые петроглифы! Нужно, чтобы Лейла сфотографировала это и увеличила до максимума. Сейчас ей скажу.

Он пулей вылетел из хижины, оставив Романа одного смотреть на грустное лицо мальчика. Послание-рисунок, спрятанный на обратной стороне сосуда. Сцитал в руке коленопреклоненного подростка. Сцитал. Одна из первых систем кодирования. Посох и узкий ремешок с серией знаков, расположение которых станет понятным, только если обмотать ремешок вокруг посоха.

Куда мы вляпались, в сотый раз спросил себя Роман, выпрямляясь? Во что мы ввязались?

ГЛАВА 6

Светлело. Красное солнце медленно скользило по опаловому небу. По настоянию Романа люди все-таки поспали два часа. Пока все они, ворча и дрожа от озноба, помогали перетащить вещи в трейлер, Уул приготовил густой черный кофе, который подал с лавашем, пресными лепешками, способными оставаться свежими несколько месяцев.

Просто невероятно, сказал себе Роман, поеживаясь от утреннего холода, как может успокоить крепкий горячий кофе. Он вспомнил о своей первой чашке кофе на свободе, после тех пятнадцати лет. Небольшое мрачное кафе на углу, семь часов утра, усталое лицо бармена, мужчины в синих рабочих комбинезонах, которые точным жестом опрокидывали по стаканчику белого сухого вина, запах табака, моющих средств, свист кипятильника с фильтром для кофе, две женщины тихо разговаривали в ожидании посетителей. Две женщины. Первые из плоти и крови за пятнадцать лет. Лет по сорок, грубо накрашенные, с осунувшимися лицами, прикуривающие одну сигарету от другой. Их тяжелые груди излучали теплоту и нежность. Но, как ни странно, эспрессо он хотел больше. Рюмочка кальвадоса, которую хозяин машинально предлагал каждому, кто собирался выходить на улицу, ожог от алкоголя после пятнадцати лет сухого закона! Боже мой, как это отвратительно, подумал он, сделав глоток, боже мой, как это прекрасно!

Подошла Лейла и чокнулась с ним своим пластиковым стаканчиком.

— Salomat boyalik! Твое здоровье! — сказала она ему по-узбекски.

— Qalayzit? Как поживаешь? — вежливо ответил он.

— Ты что, говоришь по-узбекски?

— Несколько слов. В основном еда и питье. Ты мне не ответила, — добавил он, всматриваясь в осунувшееся лицо молодой женщины.

— Нормально.

— Готово, босс.

Ли стоял рядом. Он всегда появлялся бесшумно, стремительный и молчаливый. Они допили кофе и направились к трейлеру.

— Вот теперь мы приближаемся к настоящей пустыне! — бросил Влад, ворочая во рту жевательную резинку. — Мерзкая пустыня!

Он немного поспал и теперь сменил за рулем Ли.

— Такла-Макан[17] больше и страшнее! — пробормотал тот, не отрывая глаз от дороги.

— Такла-Макан кишмя кишит дегенеративными китайцами вроде тебя, — отозвался Влад. — Я раз десять там чуть не сдох! Никогда не видел такой населенной пустыни! Там за каждой дюной сидит грабитель!

Ли молча пожал тощими плечами и забился в угол, а Роман подумал, что, наверное, такой разговор они начинали раз сто.

Солнце стояло уже высоко в небе. Над ними пролетел ворон, быстрая черная молния на синем кобальтовом фоне. Ян пробормотал: «Это древнеаккадский язык!» — что тотчас же вызвало бурю комментариев у его коллег.

— Древнеаккадский? Но это же просто смешно! — воскликнул Маттео Сальвани, промокая взмокший лоб.

— Почему смешно? — возразил Д'Анкосс, вынимая из узла своего галстука бабочку из зеленого нефрита.