Пропажа свидетеля - Борис Можаев

- Да что ж мы здесь? - Коньков глянул на серое небо. - Вон и дождь накрапывает. Пошли в избу!

- Пошли.

Коньков пропустил вперед себя хозяина и сам нырнул через порог в темноватые сени, потом прошли в избу. Изба как изба, ничего подозрительного: полы чистые, крашеные, стены обклеены обоями. Над кроватью с никелированными шишечками висит дробовик и патронташ. Коньков прошел к столу, сел напротив хозяина.

- Вы заготовителем работаете, в Бурунге?

- Так живу-то здесь. Работаю в потребсоюзе. Бываю, конечно, и в Бурунге... Изредка.

- Ну как изредка? Последний-то раз когда там были?

- Да уж недели две прошло.

- Ага!.. А что вы там делали?

- Пробковую кору сплавляли.

- Дробовичок-то с собой берете? - Коньков кивнул на ружье.

- Берем... Так, по уткам ежели.

- А если что покрупнее? Карабина-то разве нет?

- Как видите. - Кузякин указал на стену.

Вошла хозяйка, приветливо улыбнулась.

- А у нас во-он кто! Гости, оказывается.

- Гостей угощать надо, - сказал Коньков, здороваясь с хозяйкой.

- И правда! - встрепенулась она. - Миша, ну-к, сбегай за бутылкой.

- Спасибо! - остановил Коньков приподнявшегося было хозяина. - Рад бы с душой, как говорится, да нельзя. Служба! А вот кваску бы я испил.

- Дак я сейчас! - метнулась к дверям хозяйка.

- Не беспокойтесь! - Коньков подошел к скамье на кухне, над которой висел ковш, снял его. - Проводите, а я по пути и напьюсь.

И, направляясь к двери, спросил:

- Где у вас погреб-то?

Хозяин как-то съежился, а хозяйка, все еще не понимая, что к чему, защебетала:

- Дак, на двор выйдете - тут вам будет налево хлев, а туточки пряменько и погреб.

- Ну, хозяин меня и проводит, - обернулся Коньков к Кузякину. - Там и напьемся за компанию.

Они вышли во двор. Здесь, за дровосеком, под тенью ильма, стоял бетонный погреб, вернее, виден был только вход в погреб - окованная дверь под козырьком.

Растворилась она со скрежетом. Коньков, пригибаясь, вошел первым. В сумрачном погребе на мощной матице висело два окорока.

- О-о! Да тут и закусить есть чем, - весело сказал Коньков. - Кабаньи?

- Да, - выдавил из себя хозяин.

- Попробовать-то можно?

Кузякин только плечами пожал. Коньков вынул охотничий нож, отрезал небольшой кусочек, пожевал.

- Свежего копчения. Еще дымком припахивает. А говоришь - в тайге давно не бывал?

В ответ раздался только тяжелый вздох.

- Ну, что? Остальное сам покажешь или будем искать? - спросил насмешливо Коньков.

- Вон там в кадке изюбрятина. И больше ничего нет.

Коньков подошел к кадке, открыл рядно, там лежало мясо. Коньков пощупал его, отрезал кусочек, взял на язык.

- Даже просолеть не успело. Сами убили?

- Нет.

- Когда привезли? Третьего дня?

- Да.

- С кем везли?

- Один.

- У кого брали мясо?

- Охотники продали.

- Кто именно?

- Да они все там на одно лицо... не то нанайцы, не то удэгейцы.

- Вы покупали в Бурунге?

- Нет, возле артели. До Бурунги бензина не хватит.

- А сколько сдали мяса в сельповский магазин?

Кузякин, застигнутый врасплох, помолчал...

- Так чтобы в магазин сдавать... этого не было. Приезжала Настя, продавец. Ну, пуда два взяла для своих... знакомых там, друзей.

- Понятно! Промысел налажен.

- Да это случай... Просто подвернулись мне охотники. Я ж на рыбалку ездил. Какой там промысел!

- Разберемся... - Коньков вышел на двор и сказал хозяину, запиравшему дверь: - Вы погреб-то не закрывайте. Сейчас понятых вызовем. Придется мясо конфисковать, и протокол составим...

15

В приемной прокуратуры, куда пришел Коньков, чтобы доложить Косушке насчет конфискации убоины, он неожиданно столкнулся с Дункаем.

- Семен, ты чего здесь делаешь? Тебя снова вызвали? - Коньков с настороженностью и недоумением глядел на Дункая.

- Да нет, не вызывали, - ответил тот улыбаясь и протягивая руку. - Сам приехал.

- По какому делу?

Дункай взял Конькова под руку и отвел к порогу, подальше от сидевших на диване посетителей.

- Понимаешь, какая история... Тот шалый тигр, которого замечали возле Бурунги, теперь на Улахе ходит.

- Ну и что? А где эта Улахе?

- Улахе по-вашему Медвежий ключ. Распадок.

- Постой! Про Медвежий ключ и у Калганова написано, но его нет на карте.

- На карте есть Улахе. А русские охотники, из Воскресенского, звали это место Медвежьим ключом.

- Что ж ты предлагаешь? Поймать этого тигра и допросить - съел он свидетеля или нет? - усмехнулся Коньков.

- Да погоди ты!.. - Дункай опять потянул к себе Конькова и сказал тише: - Там же, наши люди говорят, будто скрывается какой-то человек. Понимаешь, чепуха получается: тигр слопал человека на Бурунге и живет в распадке рядом с другим человеком. И ничего! - Он зашептал Конькову на ухо: - А может, этого свидетеля-кашевара никто не съел? Может быть, он и скрывается там?

- Семен Хылович, ты гений! - Коньков ткнул его в бок и шепнул на ухо: Ты про эти свои догадки никому не говорил еще?

- Никому! - покачал головой Дункай.

- Молодец! Ты один приехал?

- Со мной еще Сольда. Он на завалинке сидит, на солнышке греется.

- Зови его сюда! А я сейчас следователю скажу - и мы вас вызовем.

Как только вышел от Косушки прокурор, Коньков сразу прошмыгнул в дверь.

- Чего это "сам" тебя навещал? По нашему делу?

- Да. Вот принес заключение экспертизы насчет пули, убившей Калганова. - Косушка указал на бумагу, лежавшую сверху в раскрытой папке. - Только что от криминалистов получил.

- Ну и что?

- Говорит, пустыми поисками занимаетесь. Это он насчет твоих пуль... Ну, тех, что врачиха в бадью всадила. Вы можете, говорит, перебрать все карабины, которые зарегистрированы в республике, и ни один из них не будет искомым. Пуля эта выпущена из нестандартного ствола. Скорее всего самоделки.

- Дак как же его искать?

- А это, брат, наша с тобой забота. Какие новости?

- Накрыл одного охотника с убоиной.

- Какой убоиной?

- Все той же!.. Изюбрятина, кабанина... свежая!

- Изюбрятина? Что за человек?

- Заготовщик из потребсоюза.

- Где он взял?

- Темнит. Говорит, что купил у охотников возле села Красного.

- А ты что думаешь?

- Не верю я ему. Охота в артели прекратилась еще дней десять назад. Значит, либо сам добыл, либо есть где-то запасы. Кто-то орудует умело.

- Сколько у него убоины?

- Пудов пять будет. Да пуда два, говорит, сдал в магазин сельпо. По-моему, врет. Там целый день шла торговля... через черный ход. Коркина надо спросить. Он поточнее скажет.

- При чем тут Коркин?

- При том. Это его заготовитель. Две недели назад этот самый Кузякин с Балабиным привозили много изюбрятины. Это Коркин признает. А то, что вчера шла торговля изюбрятиной, об этом - ни слова.

- Во-первых, он мог не знать - торговали или нет. Он же не продавец.

- Вот и давай установим, знал он или нет. И почему продавец не докладывает ему о поступлении в магазин убоины от частного лица? То бишь, извините, от заготовителя Коркина.

- Постой! Ты что предлагаешь, еловая голова, Коркина вызвать на допрос?

- Ну и что? Вызовем и Кузякина, и продавца, и Коркина, сделаем перекрестный допрос. Ведь это же не первый случай.

- Ну при чем тут Коркин? Ему же сдали готовый продукт, да и то через магазин. Он - государственное заведение, а не частная лавочка.

- Дункай тоже не частную лавочку держит. Но мы же его допрашивали. Теперь давай Коркина допросим.

- Дункай - заготовитель, а Коркин - потребитель, то есть распределитель! Это ба-альшая разница! Понимать надо, еловая голова.

- Вот именно, потребитель, - усмехнулся Коньков и с ехидцей спросил: Что-то я не слыхал, чтобы в сельпо изюбрятину продавали в этом месяце. Кто же ее потреблял, кроме Коркина? Любопытно бы узнать...

- Ну, знаешь! Ты, кажется, того, божий дар путаешь с яишницей.

- Эге, божий дар! А ты, случаем, не приложился к этому дару? Тебе не продавали изюбрятину по дешевке?

- Леонид Семеныч, не забывайся! - вспыхнул Косушка, и на залысинах его стали проступать мелкие бисеринки пота. - Ты что, в кастрюли мои хочешь заглянуть?

- Не о кастрюлях я, - устало ответил Коньков. - О совести я думаю, о нашей принципиальности.

- По-твоему, я бессовестный! - Косушка, поджав губы, исподлобья смотрел на Конькова, и на его широкой переносице проступили красные жилки.

- Да не сердитесь! Я же не про вас. Я говорю о том, что скрывается за частным случаем убийства. О той нетерпимости, о травле Калганова. Они же его ненавидели за то, что он требовал жить по закону. И заготовители, и леспромхозовцы, и браконьеры, и черт знает кто. На него чуть ли не науськивали...

- Но пойми же, мы с тобой ведем следствие. У нас частное дело об убийстве. А ты куда лезешь? Не превышай полномочий!

- Конечно... Посадить под стражу какого-нибудь Кончугу, толком не разобравшись в его виновности, - тут не превышаем. А допросить Коркина, который принимает браконьерскую изюбрятину, - тут превышение. Ладно, еще вернемся к этому. У меня есть новость и поважнее, - меняя тон, сказал Коньков.