Личное счастье - Любовь Воронкова

Тамара сразу отошла от зеркала и принялась поспешно одеваться.

– Я вижу, ты вчера читала Конан-Дойля, – неласково ответила она. – И что это, мама, у тебя за привычка появилась входить украдкой?

– И не думала входить украдкой. – Антонина Андроновна пожала широкими полными плечами. – Чего это вдруг мне вроде кошки украдкой ходить? Просто туфли у меня такие…

Тамара покосилась на ее большие, свободные на ноге мягкие зеленые туфли с бантиками, торчавшими вроде кошачьих ушей.

– Ты, мама, опускаешься. Старушечьи туфли какие-то надела, с ног того гляди свалятся.

– А зато ногам хорошо – тепло, просторно.

– Вот я и говорю, что опускаешься. И толстеешь с каждым днем. Ты подойди к зеркалу, ну на кого ты похожа, мама? Какой-то полинялый халат, под мышками дырки. Фу!

Антонина Андроновна приподняла свои круглые ровные брови и как-то устало покачала головой:

– А не все ли равно? Придут гости, тогда и наряжусь. А дома – к чему мне это? Кто меня видит? Одевайся, завтракать давай.

И она, переваливаясь, неслышной походкой пошла из комнаты. Тамара проводила ее угрюмым взглядом.

«Отец бросил ее, – подумала Тамара, – не говорит, а я-то вижу! Бросил, конечно бросил! Оттого и в отпуск не приехал. А она все обманывает зачем-то, скрывает. А я все равно вижу!»

Накинув халат, Тамара быстро вошла вслед за матерью в столовую. Ей надо было убедиться немедленно, сейчас же в том, что догадка ее справедлива. Мать достала чайницу, чтобы засыпать чай, но Тамара взяла из ее рук чайницу, поставила на стол и спросила, глядя прямо в ее синие погасшие глаза:

– Отец тебя бросил?

У Антонины Андроновны на лице мгновенно выступили яркие розовые пятна. Она гордо вздернула голову:

– Ты что это? Это кто тебе сказал? Что за новости?

Тамара опустила глаза. Она села к столу и принялась разводить по клеенке маленькую лужицу пролитого молока. Мать давно уже не стелит скатертей на стол – к чему лишняя стирка?

«Значит, да, – думала Тамара, – если бы нет, так она только усмехнулась бы… А то будто ножом по больному месту. Значит, да. Значит, мы с ней такие… которых не любят. Которых бросают… Но разве и я, и я такая же?»

Нет. С этим Тамара не могла и не хотела согласиться. Наскоро позавтракав, она достала свое лучшее платье, голубое с белым цветком на груди, узкое в талии и широкое в подоле. Она стояла перед зеркалом, как голубой цветок в блестящем венке своих крутых ярких кудрей, с блестящими потемневшими глазами. Нет, неправда, она не такая и ее не так просто забыть!

– Куда это наша красавица с утра разрядилась? – сказала вдруг Анна Борисовна, войдя в комнату со щеткой и тряпкой. – Нешто праздник какой?

– Какое тебе дело? – зашипела на нее Тамара, стараясь, чтобы мать не слышала их разговора. – Ну что ты все время лезешь ко мне?

Она глядела на старушку злыми глазами и, казалось, готова была ударить ее.

– Да какое мое дело, конечно! – согласилась Анна Борисовна. – Проживайте, донашивайте, а новое когда еще справите – неизвестно! Вон уж и мне за два месяца задолжали. Отец-то у вас, чай, не миллионы получает.

Она распахнула окно, принимаясь за уборку. Тамара, мелко постукивая каблуками босоножек, вышла в прихожую. Мать окликнула ее, но Тамара, будто не слыша, захлопнула дверь. Она спешила уйти из дома. Все равно куда, лишь бы поскорее уйти.

В последнее время в их красивой квартире поселилась какая-то душная тоска. Тамара задыхалась от этой тоски. На улице было легче. Нежная тень деревьев лежала на тротуаре. Из-под забора выглядывала свежая травка-мокрица. Откуда-то из открытого окна доносилась негромкая песня, красивая печальная песня о любви и разлуке, о разлуке и верности.

«Далеко, далеко…» – запевал мужской голос – и перед глазами вставали какие-то далекие равнины, повитые голубым туманом, леса и горы… А там, за лесами и горами, на далекой границе, – «он», тоскующий о той, которую любит. Тамара прислушивалась к словам любви, и ей казалось, что эти слова обращены именно к ней. Она шла еле касаясь асфальта, словно крылья несли ее. Это утро, такое взволнованное, совсем не похожее на те утра, которые были вчера и позавчера. Сегодня обязательно должно было что-то произойти. Ведь звездочка упала к ней в лодку!

«Если сейчас на углу будет зеленый свет, – загадала Тамара, – значит, я его встречу».

С замирающим сердцем подошла она к углу, из-за которого был виден светофор. Свет был зеленый. Но он тотчас сменился желтым.

«А все-таки, когда я взглянула, он был зеленый! Да, зеленый, зеленый! – настаивала Тамара, стараясь отогнать свои сомнения. – Я увижу его сегодня! Я должна его увидеть сегодня».

Тамара вышла на центральную улицу, в суету спешащей в ту и в другую сторону толпы, в шум автобусов и неясного говора идущих мимо людей. Она широко открытыми глазами жадно глядела вокруг, она чувствовала, она знала, что должна встретить Рогозина.

Проходя мимо «Гастронома», Тамара неожиданно столкнулась с Зиной Стрешневой. Тамара хотела притвориться, что не видит Зину и пройти мимо, но Зина окликнула ее.

– Куда ты бежишь, Тамара? – спросила она, улыбаясь. – Догоняешь кого-нибудь?

– Никого не догоняю, – сдержанно ответила Тамара. – Ты из магазина?

– Да. За мясом ходила. Отец, если мяса не сваришь, будто и не ел ничего. Без мяса и не обед ему!

Тамара со скучающим лицом слушала ее. Мясо, обед… Крупные губы ее сжались будто от боли.

– Ты не больна? – спросила Зина.

Тамара подозрительно сверкнула на нее мрачными глазами:

– Почему это? Почему ты так думаешь?

– Не знаю. Мне показалось.

Тамара еще раз поглядела на Зину. Нет, Зина ничего не знает. Нежное Зинино лицо с тонкими светлыми бровями и темными ресницами было простодушно и участливо, а в светло-серых глазах светилась забота и тревога.

– А тебе-то что? – усмехнулась Тамара. – Что ты мне, мать, что ли? Или, может быть, старшая сестра?

Зина смутилась.

– Да. Я, наверное, так привыкла – дома-то я уже третий год старшая сестра. Вот и привыкла. Как-то сразу начинаю беспокоиться. Глупо, конечно. Ты не домой?

– Нет, не домой, – ответила Тамара.

Но ей еще не хотелось уходить от Зины. Хотя она и не дружила со Стрешневой, сейчас, в минуты тоски и душевной неурядицы приятно было побыть около тихого, спокойного и доброго человека.

– Я провожу тебя немного, – сказала Тамара.

Зина удивилась.

– Но ведь ты спешила куда-то?

– Ты что, хочешь избавиться от меня? – нахмурилась Тамара.

– Нет, – просто ответила Зина, – почему это? Я бы и сама прошлась с тобой по улицам. Только мне ведь некогда. Да и сумка тяжелая.

Она улыбнулась и взяла сумку в другую руку.

– Что же, так и всегда будет? – спросила Тамара, кивая на ее нагруженную провизией сумку. – Магазины, хозяйство?..

Зина поглядела на Тамару ясными, немного удивленными глазами:

– А как же? Отец с работы придет, ему поесть надо?

– Ой, какая скучная, скучная жизнь, – почти простонала Тамара, – какое однообразие, какая тоска!

Зина выслушала ее, приподняв брови, и неожиданно рассмеялась. Ей показалось, что Тамара играет.

– Ты как будто одна из тех чеховских трех сестер. «Тоска, тоска»! Какая там тоска? Откуда? Конечно, бывают неприятности… – Зина немного нахмурилась. – Только это не тоска и не скука… Знаешь, я как-то совсем не понимаю, что такое скука.

– И тебе никогда не бывает скучно?

– Скучно? Да что ты, Тамара. Столько дел всяких. И потом – лето, так хорошо! И день пролетает не вижу как, то с подругами повидаешься, то хозяйство, то ребятишки, то порисуешь немножко, то почитаешь, – даже не успеваешь сделать всего, что хочется. Когда же скучать-то? А теперь вот в поход скоро.

Зина вдруг омрачилась и умолкла. Тамара искоса посмотрела на нее:

– Куда же решили?

– Кажется, все-таки пойдут пешком.

– С рюкзаком за спиной?

– Да. – Зина вздохнула. – Хорошо!

– А почему ты говоришь «пойдут»? Разве ты не идешь?

– Наверное, нет. Я хотела, но…

– А! – Тамара засмеялась. – Только других уговаривать – хорошо, весело, прекрасно! А сама-то небось сдрейфила.

– Я не сдрейфила. – Зина опустила глаза и еще раз переложила сумку из одной руки в другую. – Что ты! Я бы бегом побежала. Только вот Антона оставить нельзя одного.

Но Тамару только раздражали Зинины заботы.

– Опять Антон! Опять обед, мясо! А там еще Изюмка, – нетерпеливо оборвала она Зину. – Да что он – грудной, что ли, твой Антон?

– Все равно одного оставить нельзя.

– Ну и дура!

Тамара резко свернула в переулок. Все равно куда, лишь бы избавиться от Зины. Тамару уже разозлило это упорство, которое казалось ей тупой ограниченностью; ее злило, что Зина и живет и думает иначе, чем она, Тамара, и что Тамаре, несмотря на все ее насмешки, никак не удается сбить эту казалось бы такую тихую и слабую девчонку.

– А ну ее! – с сердцем проворчала она. – Наседка какая-то! Домашняя хозяйка!