Белая горячка. Delirium Tremens - Михаил Липскеров

Но самыми веселыми в армейской жизни Мэна были полковые, дивизионные и корпусные учения, на которые полк поднимался по внезапной боевой тревоге, о которой было известно за неделю. Поэтому офицеры запасались водкой впрок, так как в условиях, приближенных к боевым, ее не всегда удавалось достать. А какие же учения без водки. Абсурд! Нонсенс! Оксюморон!

Так вот, однажды жарким летним утром в четыре часа пополуночи Мэна и его соквартирника, Начальника контрольно-проверочной машины ракет ст. лейтенанта, поднял вой сирены, стук в дверь и вопль посыльного:

– Тревога!

Похмельные офицеры вскочили, плеснули в рожу водой, схватили тревожные чемоданчики, в которых должно храниться все необходимое на первые дни войны, а хранились четыре бутылки вермута белого по 0,8, и порскнули из квартиры. Хорошо, что по пьяни они спали, не раздеваясь, поэтому вовремя успели в родной дивизион, где встретили очумевших солдат и офицеров в разной степени трезвости. Единственный трезвый из офицеров (у него была какая-то лажа с вестибулярным аппаратом, поэтому пить он совсем не мог. И как только таких берут в армию?), Комдив-Майор, поставил боевую задачу: дивизиону выдвинуться в район мыса Кипучий и подготовиться к отражению морского десанта.

– Время пошло!

Весь дивизион, а точнее батарея (полк-то кадрированный) помчались в артпарк, где уже вовсю заводились тягачи, выкатывались орудия разных калибров. Шла жуткая суета, напоминавшая суету вокруг заснувшего жениха на еврейской свадьбе. И за всей этой толковищей с интересом наблюдало полковое, корпусное и окружное(!) начальство. Количество больших звезд слепило мутные глаза защитников Отечества. Наконец, личный состав выстроился в колонну и попер к мысу Кипучему. Мэн в своем «газике» глотнул вермута и стал полностью готов к отражению десанта японцев, китайцев, малайцев и прочих засранцев, посмевших посягнуть на священные границы. «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди в рот меня та-ра-та-та».

И вот уже девять БРДМ с установленными на них ПТУРС системы «Фаланга» выстроились за холмами мыса Кипучий, что на западном берегу Анивского залива. Со стороны залива их не было видно. Только торчали направляющие с ракетами, готовыми по приказу Родины поразить грозного врага. Все было привычно. Никто никого поражать не собирался. Главное было вовремя развернуться, занять позиции для противодесантной обороны. Потом сымитировать победу и ждать обеда.

Первый нехороший звоночек прозвучал в ушах Мэна, когда он, выбравшись из «газика», увидел множество «газиков», из которых выбирались сплошные полковники и генералы. Второй звоночек прозвучал, когда он увидел, что в левой части залива выстроились катера со щитами, которые должны быть поражены нашими ракетами. Для имитации боевой обстановки над каждым щитом развевался японский флаг.

Но где два звонка, там неминуемо должен был прозвучать третий. И он прозвучал в голосе Комполка:

– Лейтенант Мэн!

– Я! – честно ответил Мэн.

– Шаг вперед!

– Есть! – без особой радости согласился Мэн.

– Приказом Начальника артиллерии корпуса вам, как офицеру, призванному из запаса, предстоит решить задачу поражения вражеских десантных кораблей.

Такой подлянки Мэн не ожидал. Вообще-то он много раз имитировал боевые пуски на электронных тренажерах, но вживую!.. Такого многие кадровые офицеры не делали за пять-десять лет службы.

Мэн вздохнул, схватил тревожный чемоданчик и влез в БРДМ второго взвода, выгнав оттуда Сержанта, Командира БРДМ. Мэн занял его место, надел на голову гарнитуру связи и попробовал рукоятки визира. Рукоятки дрожали. Мэн было удивился, но потом сообразил, что рукоятки не могут не дрожать, если дрожат руки. Мэн сделал несколько мощных глотков вермута, глубоко вздохнул, на пять секунд закрыл глаза, а потом опять положил руки на рукоятки визира. Рукоятки не дрожали! Мэн находился в состоянии полной боевой готовности.

В визире показался катер. Мэн было хотел шарахнуть ракетой по нему, но пожалел семьи команды катера и стал ловить в визир щит с японским флагом. И вот он появился. Мэн высунулся из люка БРДМа, чтобы посмотреть, все ли готовы к его триумфу. Все были готовы. Многозвездная шобла сидела, свесив ноги с обрыва над заливом, и уперлась биноклями в воды залива. Мэну было положено пустить две ракеты для поражения цели. Тогда бы стрельбу признали отличной, Мэну бы дали внеочередную звездочку (и на хрена она ему нужна). Мэн совершил все необходимые манипуляции с приборами и, когда щит с наглым японским флагом появился по центру визира, нажал на кнопку пуска. Ракета должна была появиться в визире через пять секунд. Мэн начал отсчет, твердо сжимая рукоятки управления ракетой:

– Раз, два, сейчас он, падла, им, три, четыре, пять… Ну же! Шесть, семь, восемь… – Ракеты в визире не было!

И тут собственный голос Мэна заглушил многотональный мат в наушниках связи, ничем не напоминавший застольное грузинское многоголосие. В этом мате была жажда бури, тоска по несбывшемуся, разгул деревенской свадьбы, персидская княжна за бортом, карающее олово на голову электромонтера, призыв к ударной работе, возмущение неустроенностью мира, А.П. Керн, ударная комсомольская стройка, битва за урожай, петтинг доярки и тракториста, пугачевский бунт и многое другое, выражающее многообразие чувственного мира великого русского народа. Восхищенный Мэн высунулся из люка и увидел лежащих вверх ногами офицеров. В водах залива около самого берега опадал фонтан брызг. Мэн было ужаснулся, но! Боевая задача должна была быть выполнена. Он снова нырнул в люк и нажал на кнопку пуска второй ракеты.

– Раз, два, три, четыре, пять…

Ракета появилась в визире! Твердые от вермута руки Мэна повели ее по-над водой в ненавистный японский флаг. Перед самым щитом Мэн мягко опустил ракету, и в центре щита появилась аккуратная дыра.

– Вот вам всем, бляди! – заорал Мэн и услышал в наушниках вопрос Начальника артиллерии:

– Это ктой-то бляди?

– Японские милитаристы! – гордо ответил Мэн и услышал в ответ:

– Молодец, сынок, страна гордится тобой. А теперь скажи мне, сучонок, что произошло с первой ракетой…

Мэн высунулся из люка и ответил уже напрямик, без радиосвязи:

– А хрен ее знает. Не появилась в визире и все…

Через минуту выяснилось, что ракета вышла с направляющей и, вместо того чтобы плавно двинуться по направлению к цели, закувыркалась в воздухе, а потом резко нырнула вниз и ушла в Анивский залив. Потому что у нее вместо трех сопел работали только два! И Мэн понял, в чем дело. Его вчерашний собутыльник, Начальник контрольно-проверочной машины, вместо того чтобы проверить ракеты, выпивал вместе с Мэном. О чем Мэн никому и не доложил. А чего докладывать, все живы, здоровы, боевая задача выполнена. Мэн, а вместе с ним и батарея, и дивизион, и полк, и корпус получили оценку «отлично».

А потом был Обед! Отдельно для солдат, отдельно для младших офицеров, отдельно для старших с генералами. Мэна пригласили к Главному столу. Все-таки он был не простой офицер, а двухгодичник, бывший артист. Он олицетворял собой готовность всего советского народа защитить рубежи нашей Родины.

Пили «Посольскую».

Через час в сгущающейся темноте послышались крики:

– По фашистским гадам! Прицел! Уровень! Ориентир два правее четырнадцать! Огонь!

Это-то и вспоминал Мэн, лежа в палате психиатрической больницы и слушая горячечные возгласы Одновозрастного.

Появился Один. Он вынул из-за ремня порток две бутылки водки и снял с шеи загримированное шарфом кольцо украинской полукопченой колбасы. Одновозрастный мигом пришел в себя. Он уже было сдвинул чашки на тумбочки, чтобы расплескать гармонь по ним, но тут в палату вошел врач, посчитал пустые койки и вышел.

– Пауза, – сказал Адидас, – сейчас из реанимации пополнение придет.

И из реанимации пришло пополнение. В количестве шести человек. Правда, одного из них с длинными волосами и такой же длинной бородой принесли. Не то чтобы он был невменяемый, нет, просто у него был полусломан позвоночник, и сам он ходить не мог. Но был весьма жизнерадостен. Он потирал освободившиеся от ремней руки и удовлетворенно рыгнул, когда его опустили на койку. Он поднял руку в знак приветствия, потом потер щеки и крякнул от удивления. Мэн, Одновозрастный и Адидас вопросительно глянули на него. Тот еще раз провел руками по щекам, потом рука спустилась по бороде, потом коснулась длинных волос, и ее владелец удивленно спросил:

– Сейчас у нас что?

– Пятница, – ответил Адидас.

– А месяц?

– Вчера был июль, – пошутил Одновозрастный.

– Так, значит, вот почему борода отросла. Я, оказывается, с марта гужу.

– Этого года? – опять пошутил Одновозрастный.

– А сейчас какой?

– А какой бы ты хотел?

– Одна тысяча девятьсот девяносто четвертый.

– Так, – скорбно сказал Адидас, – сейчас одна тысяча девятьсот девяносто шестой год. Август месяц. Двадцать четвертое. Пятница.