Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

Но если бы вы спросили Генри Брикелла, что он думает о будущем, он, возможно, не проявил бы такого уж большого оптимизма. Престиж его работы падал все ниже как знамение грядущих перемен ввиду пристрастия лорда Карнарвона к техническим новинкам. Пятый эрл исследовал возможности, открывающиеся с использованием новой лошадиной силы – автомобиля.

6 Переодевание к ужину

Лорд и леди Карнарвон отправились на Рождество в Хэлтон-Хаус через неделю после того, как попрощались со своим августейшим гостем, принцем Уэльским. Довольные друг другом, самими собой и окружающим миром, они не имели оснований сомневаться, что жизнь в обозримом будущем продолжится восхитительной чередой балов, охот и путешествий за границу. Супружеская чета с нетерпением ожидала, как их будет беспредельно баловать Альфред, который, будучи евреем, тем не менее праздновал Рождество с большим размахом и соблюдением традиций. Праздник служил предлогом для званого вечера, и, хотя хозяин дома не собирался участвовать в религиозных ритуалах, следовало насладиться красотами светской стороны сего явления. Это было предсказуемо веселое событие с участием закадычного друга Карнарвона, принца Виктора Далипа Сингха, пестрое сборище людей разных культур, твердо намеренных отпраздновать как свою собственную, удачно сложившуюся судьбу, так и повеселиться по поводу любого благочестивого торжества.

Супруги Карнарвон регулярно навещали Хэлтон-Хаус в первые годы совместной жизни. Не прекращался постоянный круговорот между Хайклиром, Лондоном, Бретби в Дербишире и Пикстоном в Сомерсете, сюда же следует добавить заграничные путешествия. Отдавая должное привязанности Альмины к городу своего детства, не покидавшей ее всю жизнь, они частенько отправлялись в Париж, останавливаясь обычно в отеле «Ритц», выезжая в Булонский лес или, если погода в конце недели выдавалась хорошей, на скачки в Лонгшан.

Для лорда Карнарвона это было относительно размеренным существованием по сравнению с длительными плаваниями на другой конец света. Для Альмины же, однако, мир раздвигался быстрее и дальше, чем когда-либо. Молодые девушки не путешествовали так, как это доводилось мужчинам. Их держали взаперти и дрессировали для перехода из дома отца в дом мужа. Только теперь, став графиней Карнарвон, Альмина смогла наконец увидеть мир. За первое десятилетие своего замужества она многократно сопровождала супруга во Францию, Италию, Германию, Египет, Америку и на Дальний Восток.

Пребывая в Хайклире или в своем лондонском особняке, Карнарвоны всегда принимали гостей. Это было занимательное существование на публике по сравнению с семейной жизнью большинства супружеских пар в наши дни. Они почти не оставались наедине, а дом всегда был полон челяди и гостей. Летом устраивались вечера по случаю скачек и теннисные турниры в конце недели; осенью начиналась охота. В течение всего года не прекращались местные праздники и приемы в саду, и на все эти события супруги приглашали популярных звезд общественных деятелей, новобрачных, интересных людей и прочую блестящую публику.

В мае 1896 года, почти год спустя после собственной свадьбы, они пригласили погостить новобрачных герцога и герцогиню Мальборо. Консуэло Вандербильт была американской наследницей баснословного состояния, на которой девятый герцог, совершенно не скрывая этого, женился из-за денег. Она была красивой и обаятельной девушкой, но на самом деле супруги испытывали отвращение друг к другу. Ради этого брака оба были вынуждены отказаться от людей, которых действительно любили, а Консуэло, в то время семнадцатилетнюю девушку, принудила к замужеству ее властная мать. Позже она вспоминала, как плакала под фатой, произнося слова брачного обета.

Консуэло упоминала о своем первом лондонском сезоне, о том лете 1896 года, в сдержанных тонах. «Те, кто знал Лондон 1896 и 1897 годов, с примесью сердечной боли вспомнят блестящую вереницу празднеств». Частью этих празднеств, безусловно, были неизбежные приемы по уик-эндам в Хайклире.

Консуэло и Альмина странным образом находились в аналогичном положении. Обе были красивыми молодыми богатыми наследницами, заключившими брак с аристократами из-за своих прав на семейные состояния и невзирая на торгашеское происхождение этих денег. Обе были отщепенками. Альмина считалась изгоем, будучи незаконнорожденной, над Консуэло постоянно насмехались за ее американское происхождение, делавшее ее недостойной титула герцогини. Но на этом сходство заканчивалось. Консуэло была глубоко несчастна до и во время своего замужества и в 1906 году получила право раздельного проживания с герцогом Мальборо. Альмина была по уши влюблена в день своей свадьбы, и чета Карнарвонов в течение многих лет наслаждалась счастливой семейной жизнью душа в душу.

Почувствовали ли молодые женщины что-то общее в тот уик-энд? Поговорили ли о неудачах, которые претерпели в ходе своего обучения на звание «хозяйки замка»? Консуэло всегда вспоминала, что была совершенно не готова к строгому соблюдению приоритетности рангов в своем новом мире. Герцогиня по рангу являлась выше маркизы, которая предшествовала графине, но существовали бесконечные различия между герцогинями, маркизами и графинями, следовало учитывать древность каждого титула, к тому же женщины в годах имели преимущество перед более молодыми, вследствие чего порядок мог быть полностью перестроен. Однажды на приеме во дворце Бленхейм, родовом гнезде своего мужа, Консуэло усомнилась в порядке, в котором женщины должны покидать столовую [27] . Не желая показаться грубой, она замешкалась в дверном проеме и получила толчок в спину от разъяренной маркизы, прошипевшей ей: «Медлить – так же неучтиво, как и нестись сломя голову».

Возможно, было облегчением поговорить с кем-то, понимающим, что наряду с комфортом и привилегиями всегда присутствовала постоянная боязнь совершить «неприглядный поступок», поскольку очень немногие в этом мире строгих правил этикета оказались бы готовы превратить все в шутку. А условности служили для напоминания женщинам, что вместе с титулом они рискуют потерять все черточки своей индивидуальности. Альмина и Консуэло приноравливались к тому, что их личные пожелания и устремления имели намного меньшую важность, нежели основные задачи, стоящие перед ними: произвести на свет наследника титула [28] и поместья и выполнять роль великосветской дамы.

Трудно представить лучшее время для подобного разговора, поскольку невозможно уловить момент для приватной беседы в доме, где находилось до восьмидесяти человек. Но тяга поделиться секретами пересиливает многое, и всегда обнаруживались способы обойти условности. Например, считалось неподобающим играть в игры по «дням Господним» [29] , так что для женщин стало модным проводить время после полудня, гуляя парами для разговоров tête-à-tête [30] . Престиж в обществе измерялся количеством приглашений, полученных дамой на такую прогулку. Определенно привлекательность этого фланирования по красивому парку частично состояла в благоприятной возможности откровенного разговора или же по меньшей мере более искреннего, нежели за чаепитием в гостиной.

Организация приема гостей на уик-энд таила в себе бесчисленные опасности совершить оплошность или упустить из виду жизненно важную деталь. Альмина блестяще выдержала крещение огнем – посещение принцем Уэльским замка в декабре, – но ее бурная деятельность и огромные траты свидетельствовали как о некотором волнении, так и об избыточном проявлении чувств. Она могла попытаться подбодрить новоиспеченную герцогиню на основе своего шестимесячного опыта и большего знакомства с английскими обычаями. Ее советы пришлись бы весьма кстати несколько месяцев спустя, когда герцогиня должна была дать прием по случаю своей первой охоты в Бленхейме, опять-таки в честь принца Уэльского.

Ко времени визита четы Мальборо в Хайклир супружество между Консуэло и герцогом уже стало расхожим примером начисто лишенного любви, но выгодного брачного союза. Любопытство и сочувствие Альмины могли стать поводом для нескольких вопросов во время прогулки молодых женщин. Однако речь не идет о не стесненных этикетом сплетнях. Весь облик Альмины предполагает, что она обладала чувством глубокого достоинства. Молодая женщина только что достигла такого положения, при котором могла гулять под ручку с герцогиней, и обе они не хотели выделиться в отдельное братство чужестранок или совершить великий грех неучтивости. Альмина была чрезвычайно чувствительна к любому намеку, что ведет себя опрометчиво. Стыд являлся мощным ограничителем и ощущался в ее поступках, как подтверждал позже сын графини.

Но в настоящее время у Альмины не было причины беспокоиться о чем-либо. Ее с распростертыми объятиями приняли в семью за живительную энергию, привнесенную ею в жизнь эрла, и, безусловно, за огромную пользу, которое ее состояние могло принести поместью. Такой дом, как Хайклир, не говоря уж о прочем имуществе, предполагал громадную ответственность, а не только привилегию. Обязанность обеспечить его сохранность означала, что скорее замок являлся владельцем семьи, нежели наоборот. Альмина способствовала обеспечению его будущего и осознавала это.