Магистр Войны - Дэн Абнетт

— Все коммуникации на корабле сдохли, — сказал Гаунт. — Нам нужен нас собственный полевой вокс, чтобы скоординироваться. Установи его, поглядим, до кого сможем дотянуться. Полк должен быть на второй инструкции, так что кто-нибудь, кто еще на ногах, должен быть с подготовленным воксом.

Белтайн снял свой передатчик вокса, поставил его на палубу, и включил. Загорелись лампочки, и он начал подстраивать частотные шкалы. Водовороты статики и аудио шум вырвался из колонок.

— Всем ротам, это Гаунт. Доложить о местоположении и статусе, подтвердить вторую инструкцию. Пошли это голосом и сигналами, и скажи мне, что получишь в ответ.

Белтайн кивнул и начал отправлять сообщение. Он набрал его на маленькой клавиатуре передатчика, а затем снял трубку, чтобы отправить голосовую версию. У него была проблема четко настроить частоту.

— В чем проблема, парень? — спросил Ларкин.

— Белтайн? — спросил Гаунт.

— Что-то неправильно, — ответил Белтайн, работая с круговыми шкалами.

— Например?

— Я получаю вмешательство, — ответил адъютант. — Слушайте.

Он снова очень аккуратно повернул шкалу, и шум вырвался из колонок. Это была смесь импульсов, визгов, электромагнитного жужжания, глухих металлических стуков и странный, гогочущий сигнал, который звучал так, как будто запись множества голосов проигрывалась на высокой скорости. Коктейль из звуков появлялся и исчезал в пелене белого шума.

В этом было что-то страшное. Гаунт почувствовал, как его шею пощипывает.

— Святой чертов фес, — прошептал Ларкин.

— Клянусь Троном, сэр, — сказал Белтайн. — Я понятия не имею, что это.

Эзра Ап Нихт, называемый Эзрой Ночь его друзьями Призраками, тихо скользил вдоль огромного, беспомощного корпуса корабля с рейн-боу в руке. Он был серой тенью, порхающей с места на место сквозь темные глубины древнего корабля.

Он чувствовал себя так, как будто его вывернули наизнанку. У него была туманная голова. Но годы битв в тихой войне в Антилле научили его, что опасность не ждет, пока ты будешь чувствовать себя в форме, чтобы встретиться с ней. Когда приходит опасность, ты делаешь себя готовым, неважно, насколько ужасно ты себя чувствуешь.

Его разум, остро заточенный, спасибо воспитанию в качестве Нихтгейнца Гереона, идентифицировал звуки угрозы. Он изолировал их от остальных тысяч других звуков, доносящихся по всему раненому кораблю.

Армадюк стал тюрьмой, армированной, ржавеющей, железной тюрьмой, со слепыми и глухими системами сенсоров. Острые человеческие или трансчеловеческие чувства были единственными тактически жизнеспособными ценностями.

Главные технические и инженерные отсеки формировали кормовую секцию корабля, и включали в себя серии похожих на пещеры залов, топливных бункеров и машинных залов. Там была вонь сажи и топленого жира, вонь прометиума и цинковой пыли, выброшенной из перегретых экстракторов.

Гравитация была чрезмерно неправильной в задней части корабля. Эзра фактически не понимал концепцию гравитации. По его опыту, выработанному в Антилле Гереона, земля была тем, к чему привязан человек, и к чему все подброшенные или уроненные предметы возвращаются. Тоже самое подтвердилось на других мирах, которые он посетил в качестве части свиты Танитского Первого, и, так же, на борту космических кораблей, которые переносили их между полями сражений.

Сейчас та сила, власть земли, исчезла. Эзра мог чувствовать легкое вращение корабля, пока тот медленно поворачивался. Это было так, как будто внезапно можно стало ощущать, как вращается мир на своей оси. Звездный свет, пробивающийся внутрь сквозь те грязные иллюминаторы, которые остались незакрытыми, скользил, как пятна белого масла по палубам, вверх по стенам и вдоль потолка. Дым блестел в воздухе некомфортными завитками. Большую часть палуба под ногами держала его твердо, как должна держать любая земля. Но местами гравитация изменялась, там, где отказали гравитационные пластины, или кольца реакторов массы разрегулировались от жесткого перехода из варпа.

Эзра обнаружил себя идущим вниз по странно покатым коридорам, а затем, без предупреждения, обнаружил, что вертикаль ненадолго прошла вдоль основания стены. В одном месте, на полпути по длинному погрузочному залу, нарушенные гравитационные поля оторвали его от палубы, понесли к одной стене, к потолку, пока он не стал идти вверх ногами, а затем назад вниз вдоль другой стены, снова на палубу. Все это время он не делал ничего, кроме того, что быстро шел по прямой линии.

Эзра стряхнул это. Это сбивало с толку, но, галактика была сбивающей с толку. Его жизнь, все его ранние годы, была закрытой в серой темноте Антилла. Затем он присоединился к Гаунту и его людям, а с ними к чудесам галактики: космосу, полному звезд, городов и пустынь, к видам, которые ему и не снились и созданиям, которых он никогда не смог бы представить.

Ничто не удивляло его. Он давно принял то, что все было возможно. За любым углом могло ждать все, что угодно. Включая, он знал, смерть… с наименее предполагаемого направления.

Нарушенная гравитация была сбивающей с толку, но он отказался быть сбитым с толку. Пусть пол станет стеной, а потом потолком.

Опасность была единственной вещью, которая должна занимать его мысли.

Икры летели из настенных панелей, которые закоротило. Световые установки над головой, висящие на цепях, покачивались на медленных, широких, овальных орбитах, выдавая странное, медленное вращение корабля.

Он достиг одного из главных шлюзов, ведущих в инженерное ядро. Это была массивная конструкция, похожая на триумфальную арку, украшенная медными серафимами и херувимами. Стальные рельсы бежали сквозь арку, позволяя вагонам доставлять руду из глубоких бункеров к топке. Железные противовзрывные врата в арочном проходе были угрожающе открыты.

Эзра вытащил железную стрелу из кожаного колчана, и бросил ее в дуло рейн-боу. Он услышал, как она встала со стуком на место, затем услышал легкий гул и напряжение, когда магнитные поля, сгенерированные магподами по обе стороны рейн-боу, активировались и закрепили стрелу на месте.

Он крался вперед.

За возвышающимся арочным проходом лежал огромный турбинный зал. Часть потолка обрушилась, покрыв палубу листами металлической обшивки и сломанными балками. Другие сорванные панели висели на проводах, обнажая темные полости в крыше, где кружилось и угасало пламя. Небольшие огни горели среди обломков на палубе.

Огромные хромированные-и-медные турбины, стоящие в линию в зале, были тихи. Масло вытекало из нескольких из них