Сезон охоты на падчериц - Наталья Саморукова

Глава 5. 

В которой они окружили меня кольцом, и кольцо это постепенно сужалось. Кажется, я попалась.

Трудно поверить, что еще каких-то полтора века тому назад Гонконг был убогой рыбацкой деревушкой. Аэропорт, расположенный, как нас успела проинформировать стюардесса, на живописнейшем острове Лантау, был таким огромным, что в нем легко можно заблудиться. И мы бы непременно заблудились, если бы нас не встречал высокий статный юноша с китайским разрезом глаз и европейскими повадками. Он одинаково хорошо говорил по-английски и по-русски, лихо водил новенький “мерседес” и просил называть себя запросто — Ваней. Анну и Марию он просто очаровал. И даже Фима попал под скромное обаяние новой китайской буржуазии. Так и расплывался в улыбке, глядя, как Ваня непосредственно гнет пальцы веером и старается быть своим в доску парнем. Грациозным взмахом руки убирая длинную челку с чистого лба, стремительно прикуривая сигарету, почти не касаясь руля, он то и дело закладывал лихие виражи, лавируя в плотном, но быстром автомобильном потоке.

— Минут через тридцать будем в центре Каулуна. Завтра, если пожелаете, можете посетить Новые территории. Были когда-нибудь на утиной ферме? О, а какие у нас пляжи! Теперь, конечно, не сезон. Но это хорошо, что вы приехали именно в январе. Здесь сейчас изумительно прохладно. По местным меркам даже холодно, бррр…— И Ваня захохотал.

Занятный парень. Тоже учился в России?

— Я учился в Москве, получал второе высшее образование. Как вам мой русский?

— Великолепно, — искренне похвалила его я.

— Ну конечно! — согласились со мной девушки.

— Гонконг — особое место. Вам здесь понравится. Это, конечно, не совсем Китай, но все-таки Китай. А может быть, даже больше Китай, чем весь остальной Китай. — И Ваня опять от души захохотал.

На табличках и вывесках иероглифы соседствовали с латинскими буквами. А кое-где названия были только на английском. Наверное, Гонконг похож на этого парня. Под желтоватой кожей бежит холодная европейская кровь. Но если копнуть глубже, то окажется, что и это иллюзия. Китай здесь так же неистребим, как запах пряностей, которыми много лет назад торговали Ванины предки. Возможно, это была всего лишь такая игра — быть похожим на китайца, похожего на европейца, оставаясь при этом китайцем.

— Сегодня отдыхать! — Показав нам квартиру, Ваня тут же засобирался. — Завтра — культурная программа!

Но никакой культурной программы завтра не получилось. Если бы я знала заранее, так улетела бы еще вчера. Куда подальше, да хоть к черту на кулички!

Утром снова позвонил Гришка и, не дав мне сказать ни слова, принялся орать:

— Я сказал, в Москву! На первый рейс! Ты меня слышала? Дура! Идиотка! В Москву!

— Гриш, что ты так кричишь? — тихо спросила я и прикрыла трубку рукой. Мне казалось, что истерические вопли напарника слышны даже в соседней квартире.

— Не кричу, Настя, — вдруг очень устало произнес Гришка, — не кричу и не шучу. Девочка моя, тебе надо вернуться.

Тут мне совсем плохо стало. Коллега никогда не называл меня девочкой. Он вообще держал меня в ежовых рукавицах, и оба мы принимали это как должное, как привычный и уже удобный расклад вещей. Формально я была начальницей, но, по сути, Гришка вез все наши заботы на себе, и я считала, что он вправе проявлять свой отвратительный характер. И никогда не обижалась на те нелестные эпитеты, которыми он утюжил мое и без того невысокое самомнение. А тут вдруг “девочка моя”… Должно быть, ситуация совсем плоха. Должно быть, другого варианта уже нет, и мне надо действительно вернуться.

— Настена, пойми, ты сидишь на пороховой бочке. Хорошо, смотри сама. Ты могла бы пойти в кафе вместе с ними? Такое легко могло случиться, по чистой случайности тебя не оказалось рядом, — горячился Гришка. Это он еще не знал про драку. На всякий случай я прикусила язык и не стала его пичкать дополнительной тревожной информацией. — Тебе надо срочно брать билет на ближайший рейс, ты слышишь меня? Я уверен, что вот-вот может случиться что-то нехорошее!

— Слышу, Гриш, слышу… Может случиться, а может и нет. Но в любом случае, что ты мне предлагаешь? Бросить их? А?

— Да с тебя все равно толку, как с козла молока. Подумай о Лешке.

— А что Лешка? Что? Он не звонит мне. И трубку не берет.

— Зато мне звонит. Каждые полчаса.

— Странное дело. Почему это он тебе звонит, а?

— Тебя он, Настя, боится.

— Вот так новость. С каких это пор?

— Ладно, сантименты потом. Так, сразу позвони мне, как только выяснишь насчет билетов.

Как бы не так. Стоило мне открыть рот, чтобы озвучить свое решение, как Анна, Мария и Фима дружно воскликнули:

— Ну конечно! Конечно! Что это вы, Настя, придумали?

— Ничего я не придумала. Мне надо вернуться в Москву.

— Что? Срочные дела? — недобро усмехаясь, спросил Фима.

— Ага, — кивнула я, — срочнее некуда.

— Так не пойдет, — сказал Фима.

— Ну конечно, так не пойдет! — подтвердила Анна. Или Мария.

— Конечно, не пойдет! — подвела итог Мария. Или Анна.

Они окружили меня кольцом, и кольцо это постепенно сужалось. Кажется, я попала. Сейчас главное — сохранить спокойствие. Главное — не показать виду, как сильно я напугана. С трудом попыталась улыбнуться. Зеркало напротив отразило жалкую кривую усмешку.

— Вы нас, Настя, боитесь, что ли? — Девочки переглянулись и дружно пожали плечами. — Ну можно подумать! Можно подумать! Вы, Настя, нас удивляете. Зачем же тогда полетели с нами?

— Затем, что я обещала это вашему отчиму. Это он меня попросил. И ваша мать, она тоже просила.

— Ну так, значит, вы должны выполнить их просьбу. А? Не так ли?

— Ну конечно! — передразнила я их. — Ну разумеется! Мы с вашими родными о таком не договаривались! Я тут вам не девочка на побегушках, не бесплатное приложение к билетам! Вы что себе возомнили?

Я решила пойти ва-банк. Внутренний мандраж, готовый вот-вот выплеснуться истерикой, трансформировался в неподдельную ярость. Но стоило мне опасно близко приблизиться к Марии — или к Анне? — как я была вырублена профессионально точным ударом. Таким быстрым, таким непринужденным, что даже не успела ничего понять. Через мгновение я уже лежала на полу рядом с кукольно тонкими ножками, обутыми в серебристые туфли.

— Вы никуда не полетите, — спокойно сказала одна из сестер.

— Пока мы вам не разрешим, — добавила вторая.

— Вот как? — Я неуклюже поднялась с пола и, держась за отчаянно коловший бок, с удивлением уставилась на фурий.

— Да, да, именно так, — подтвердили они и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, ушли из комнаты.

Своего паспорта я конечно же не нашла. Дура. Ах, какая дура. Ну отчего я затеяла этот спектакль? Неужели длины моих извилин не хватает даже для того, чтобы как следует оформить такую простую мысль — важные дела надо делать тихо?

Ни паспорта, ни билета, ни кредитной карты. Я оказалась пленницей этих отмороженных путешественников. А самый жуткий кошмар заключался в том, что я по-прежнему ни черта не понимала в происходящем. Нисколько!

Дверь приоткрылась.

— Телефон. — Фима протянул ко мне лопатообразную руку.

— Что? — опешила я.

— Телефон! Дайте ваш телефон.

— Зачем?

— Настя, возможно, сейчас вы готовы вообразить себе невесть что. Но вы не правы, вы делаете ошибочные выводы. Мы не бандиты, не похитители женщин бальзаковского возраста. Просто так сложилась ситуация, что мы не можем сейчас вас отпустить.

— Милое дело. Как жаль…

— Нам тоже очень жаль. Но попробуйте взять себя в руки. Все будет хорошо, вот увидите.

Фима пообещал мне это с таким лицом, с каким врач-онколог, наверное, утешает приговоренного к очень печальной и близкой перспективе больного. Конечно, я ему не поверила. Сейчас передо мной был совсем другой человек, не похожий на того, которого я знала еще несколько часов назад. Я и тому-то человеку не верила, а уж этому новому — и подавно. Мне хотелось бежать и от него и от сестер со скоростью света. Но не оставалось ничего другого, как молча отдать телефон и отвернуться, чтобы он не заметил предательских слез.

Адреналин, который гнал меня в это путешествие и подпитывал в первые дни в Калькутте и еще отчасти питал во время перелета в Гонконг, растаял бесследно, он сменился глухой безнадежной тоской. Тоже мне, вообразила себя спецагентом… Правильно говорит Лизавета, умею я найти приключения на свою задницу.

Думай, Настенька, думай. Конечно, тебе никогда этот процесс не давался просто, но все-таки расстарайся как-нибудь, уж как-нибудь, как-нибудь. Ведь не бывает такого, чтобы совсем ничего нельзя было придумать. Может быть, обратиться в российское консульство? Что я им скажу? Что они подумают, если я поведаю им о своих подозрениях? Какими словами я выскажу то, что не дает мне покоя? Расскажу о связи между убийством Фредди и взрывом в Калькутте? Но есть ли связь? Пожалуюсь на то, что у меня отобрали паспорт? Это ведь противозаконно — отбирать у человека паспорт? Или мне следует ждать, пока Гришку не всполошит мое молчание? Сегодня он вряд ли о чем-то начнет беспокоиться, а вот завтра, когда я не выйду на связь и он не сможет до меня дозвониться… Подождать до завтра? В любом случае ни в какое посольство мне уже не попасть. Да и при мысли о том, что мне придется каким-то образом самостоятельно крутиться в этом городе, становилось очень плохо, до такой степени некомфортно, что проще было помереть. Но у меня все-таки были кое-какие планы на жизнь.