Курорт - Антон Секисов

утешительные слова, но ничего не работало. Митя не выдержал и просто отключил телефон. Ну вот, из-за какого-то «филиппинца», про которого они никогда ничего не узнают, разрушена дружба Мити с Олегом Степановичем. А Митя очень ею дорожил. И вообще, он сильно недооценивал роль переписки с Олегом Степановичем. В значительной степени Митя держался на плаву именно благодаря ей. Митя вдруг осознал: он уже сам готов платить за право общаться с тем, прежним Олегом Степановичем. Он бы с радостью принял такие условия. Только вряд ли Олег Степанович согласится на них.

* * *

Общение с Олей почти прекратилось. Она снова перестала писать первой, а на сообщения отвечала сухо и односложно, не задавала встречных вопросов. Что-то явно происходило, но Митя не спрашивал напрямую: не хватало решительности. Пока Митя намыливал себя в душе, в воображении возникла отчетливая картина: Оля сидит в сетевом японском кафе типа «Тануки» с мужчиной в выглаженной голубой рубашке. Она ест роллы, кокетничает. Все это происходит в реальном времени, прямо сейчас. Митя видит массу мелких подробностей, лица соседей. Как будто он смотрит трансляцию в высоком разрешении. Стало трудно дышать, по конечностям разлилась тяжесть. Выйдя из душа, Митя достал коробку шоколадных конфет, сунул штуки три в рот и стал ждать, когда тревога уляжется.

* * *

Через несколько дней у Паши и Стаса произошла шумная ссора, как в латиноамериканских мыльных операх: с выбрасыванием одежды в окно. Паша что-то кричал из окна, а Стас стоял под окном, внешне спокойный и немного смущенный. Он аккуратно вылавливал вещи из луж.

– Что случилось? – осторожно уточнил Митя, на всякий случай стоя чуть в стороне от зоны конфликта.

– Не хочет, чтобы я уезжал в Россию. Думает, у меня там кое-кто есть.

– Почему он так думает?

– Увидел кое-что у меня в телефоне. Но там сообщение вырвано из контекста.

– Ты ему объяснил?

– Пытался.

Вокруг образовалась небольшая толпа. Там был и Ренат. Наклонившись к Мите, он прошептал:

– Все-таки странные они парни.

* * *

Тем же вечером Стас собрал соседей на вечеринку, которую договорились даже в шутку не называть прощальной. Судя по умиротворенному лицу Паши, они помирились.

Стасу давали советы, как проходить границу. Прежде всего, нужно почистить историю сообщений в смартфоне. В идеале лучше создать новый аккаунт, заполнить ленту подписками на нейтральные темы – женщины, спорт. Из телеграм-подписок нужно выстроить образ типичного обывателя: «Я вне политики». А в Грузию съездил на отдых, поесть хачапури. Так понравилось есть хачапури, что счет времени потерял.

– Но увлекаться тоже не стоит, – предостерег Ренат. – Слышали про «казахстанского друга невесты»?

– Звучит как изощренное порно.

Ренат одарил Митю своей бесстрастной улыбкой и рассказал следующее. История про «казахстанского друга невесты» произошла с 32-летним программистом Филиппом, уехавшим из страны в первую неделю мобилизации. Перед поездкой мнительный парень Филипп начитался статей о беседах, учиняемых беглецам на российской границе. О проверках смартфонов и даже ноутбуков, приводящих к уголовным делам. Филипп купил новый айфон, в котором немедленно приступил к созданию альтернативной личности – Фила – футбольного хулигана, фаната ФК «Динамо», читателя пабликов в стиле «пацанский цитатник» и журнала «Максим». Фил не читал политических новостей: то, что он оказался на границе вместе с тысячами бегущих от мобилизации россиян, – чистое совпадение. Беспечный Фил отправился в Астану на свадьбу к подруге детства.

Филипп тщательно продумал легенду, выстроил запутаннейшую историю отношений с этой подругой – целую мыльную оперу, состоявшую из сплошных сближений и разрывов. Завел интенсивную переписку Фила с самим собой с нескольких фейковых аккаунтов, подписал его на сотни тематических каналов про женщин, автомобили, футбол, стал оставлять под каждым постом какие-то скотские комментарии, которые, как он считал, оставлял бы Фил.

Наконец он приехал к границе. Как и все, провел несколько дней в пробках, спал в спальном мешке у дороги, бродил по степи. На погранконтроле его отвели в подвальное помещение. Несколько часов он просидел в одиночестве, слушая чьи-то тихие голоса, смешки и постукивания. Ждал, когда будет жестокий допрос. Но никакого допроса не было. Пограничник вернулся и протянул ему паспорт.

К казахстанскому погранпункту медленно брел уже не Филипп. Филиппа больше не существовало. Был только Фил, который ехал на свадьбу в Астану к лучшей подруге.

Говорят, он стал местной достопримечательностью в Астане: в любой день и час его можно встретить на проспекте Победы: бездомного, грязного, бормочущего что-то про свадьбу и про подругу детства, цитирующего анекдоты из журнала «Максим». Местные подкармливают его конской колбасой, дают выпить кумыса.

Стас сидел в центре комнаты, царственный, бледный. Перемены в его внешности были разительными. Еще вчера – бюрократ на проходном заседании, а теперь – ну просто Иисус на Тайной вечере. На его плечах – тяжесть грехов всего человечества, и завтра он отправится их искупать. «Впрочем, – подумал Митя, – Иисус – это все же натяжка». Все же в последнее время он слушал чересчур много лекций об Иисусе Христе.

Стас долго молчал, но чувствовалось, что он вот-вот заговорит, и заговорит о ГУЛАГе. Так и случилось.

– В 37-м у каждого честного человека был всегда наготове узел с бельем. Чекисты приходили не только домой и не обязательно ночью. Это могло случиться днем и на улице, в публичных местах, например на остановке трамвая. Они говорили: «Зачем вам белье? Заглянете к нам на пару минут уточнить вопросик». Обманывали. Перед тем как отвести в камеру, проводили полный досмотр. Заставляли раздвинуть ягодицы и подолгу смотрели в анус. Проверяли рот, ноздри, ушные раковины, подмышки, пальцы ног и крайнюю плоть.

– Страсти какие!

– Новичков всегда размещают возле параши.

– Уже выучил, как заходить в хату?

– Надо сказать: «Здорово, порядочный люд» или «Здорово, бродяги».

* * *

Стас уехал на следующий день. Вскоре в Россию уехал и Дима: без проводов, тихо и незаметно, никому ничего не сказав. Еще недавно Митя назвал бы Диму добрым приятелем, практически другом. Но теперь известие об отъезде этого людоеда принесло Мите колоссальное облегчение. Страшно представить, сколько еще нервных клеток он бы потратил, уклоняясь от встреч и любых с ним бесед. Каждый выход из дома в последнее время превращался в вылазку ниндзя. Митя ежесекундно оглядывался, передвигался во тьме крадучись. Он чувствовал, что, если Дима выйдет навстречу и, улыбнувшись, протянет руку, у Мити не хватит духу ее не пожать.

* * *

Стоило Олегу Степановичу отменить подписку на онлифанс Лизы Райской, как на Митю снизошло озарение: на что же он тратит жизнь! Чем он лучше мошенников с Филиппин, крадущих деньги у доверчивых европейских мужчин среднего и чуть старше среднего возраста? В какой момент он решил, что хвалить дикпики незнакомых мужиков – это порядочная работа? И как же долго он пребывал во власти самообмана!

Митя вспомнил себя из далекого прошлого – десятилетнего идеалиста, маленького и тощего, со стопкой книг из районной библиотеки в Крыму. Этот парень совершенно точно не так представлял себе зрелые годы. Он мечтал стать фантастом. Или гонщиком «Формулы-1». Может, были и другие желания, чуть приземленнее, но мечты вести онлифанс-аккаунт вебкам-модели среди них точно не было. Нужно уволиться как можно скорее, немедленно, но на что тогда жить? Скромные накопления были потрачены на побег из страны.

Многие знакомые Мити устраивались в Европе: поступали в магистратуру, получали журналистские гранты, становились беженцами и жили в лагерях на пособие. Один Митин приятель получил статус беженца в маленьком городке в Баварии. Он вел публичный дневник, в котором визионерские размышления о судьбах России в духе Льва Гумилева мешались с жалобами на соседей-арабов, которые опять сотворили нечто чудовищное в туалетной кабинке.

О чем-то вроде магистратуры Митя не смел и мечтать: его мозг слишком размяк, он слишком неэнергичен и стар, чтобы учиться. А вот на журналистские гранты с его послужным списком вполне можно было рассчитывать. Митя написал и отправил два десятка заявок и на все получил вежливый отрицательный ответ. Ему присылали велеречивые письма, полные неискренних сожалений. Митя уже научился за долю секунды находить в этой груде слов ключевое unfortunately. К сожалению, Митя входил в самую неинтересную для западных фондов категорию претендентов: гетеросексуальный мужчина с российским паспортом,