Скрытое сердце - Мелани Харлоу

то время как мои глаза незаметно изучали его широкие плечи, мощную грудь, большие руки, крепко сжимающие сэндвич.

— Что пишешь? — спросил он. — Новая песня?

— Ага. Называется «Мой отпуск испорчен большим самоуверенным громилой».

Он рассмеялся.

— Спой мне.

Я бросила взгляд на страницу, испещрённую хаотичными каракулями, включая подозрительно много К. Смутившись, перевернула лист.

— Я ещё работаю над этим.

— То есть ты сама пишешь свои песни?

— Да. Не то чтобы лейбл позволял мне записывать их.

— Почему нет?

Я сжала губы и начала снова водить карандашом по бумаге — теперь уже рисовала спирали, а не буквы.

— Не хочу об этом говорить.

— Ладно.

Но слова всё равно сорвались с губ.

— У них всегда есть какие-то чертовски нелепые причины, и половина из них противоречит друг другу! Эта песня слишком кантри, а эта недостаточно кантри, эта не будет коммерчески успешной, а эта не соответствует бренду… Это так бесит!

— Я думал, ты не хочешь об этом говорить.

— Такое чувство, что никто не слушает меня, когда я в комнате! — выпалила я. — Я всегда знала, что для успеха нужно не только мечтать по-крупному, но и идти на компромиссы. Надо слушать тех, кто лучше разбирается в продажах. Надо говорить «да» их требованиям. Подписывать их контракты. Петь их песни. Быть удобной — особенно если ты женщина. Мужчина выдвигает условия — он босс. Женщина делает то же самое — она капризная дива. Или ещё хуже.

Над головой пролетела стая птиц, громко кудахча. Я проводила их взглядом, пока они не исчезли за верхушками деревьев, выстроившись в идеальную V-образную формацию.

— Какие бы условия ты выдвинула?

— Ну, во-первых, я бы хотела записывать свои песни. Во-вторых, выбирать продюсеров. Хотела бы больше участвовать в разработке обложек альбомов, клипов, постановке хореографии… Но я боюсь отстаивать себя, — призналась я. И вдруг осознала, что говорю об этом совершенно незнакомому человеку то, чего не могла сказать даже Вагсу. — Чувствую, что превратилась в нечто такое, чем никогда не хотела быть. И что мне это не нравится. Но если я скажу это вслух, то буду казаться неблагодарной.

— Хотеть участвовать в собственной карьере — это не неблагодарность.

Ксандер отложил тарелку в сторону и сложил руки на груди. Его длинные ноги были вытянуты перед ним, скрещенные в щиколотках.

— Я знаю, но у них вся власть. Они владеют мной и всей моей музыкой. Контракт заканчивается, и все давят на меня, чтобы я подписала новый. А я не знаю, что делать.

— Звучит так, будто тебе просто нужно послать их всех к чёрту и петь то, что хочешь. Я бы так и сделал.

Я покачала головой.

— Ты не понимаешь, как это работает. Мне уже двадцать девять. Если я начну перечить, они просто найдут следующую девочку, которая поёт за пару долларов на местной ярмарке. Таких сотни в каждом маленьком городе. Таких же красивых, талантливых и голодных до успеха, как я была когда-то.

Он пожал плечами.

— Значит, это тот риск, на который ты должна быть готова.

— Это не только мой риск. Я рискую не только собой, но и всеми, кто на меня работает. Я отвечаю за слишком многих людей.

Как всегда, когда я начинала думать обо всём этом, у меня начинало ныть в животе.

— Если меня выкинут с лейбла, что будет с ними?

— Они же не твои дети.

— Для меня они почти как семья. Они рассчитывают на меня. Оставить людей, которые в тебе нуждаются — это эгоистично и предательски.

Он слегка наклонил голову.

— Кто тебе это сказал?

Отец, подумала я.

— Не важно, — сказала вслух. — Но я не могу просто взять и разрушить всё.

— Тогда, похоже, цена твоего выбора — отказ от собственного видения и работа по указке лейбла. — Он вытянул руки и сложил их за головой. — Я бы так не смог.

— А в армии ты приказы не выполнял? — парировала я.

— Выполнял. Но это другое. Я хотел быть полезным для своей команды.

Я резко выпрямилась, вцепившись в подлокотники кресла.

— А ты думаешь, я о чём говорю? Это не только про меня! — Я сжала зубы и продолжила: — И хватит с этими разговорами про «цену славы». Я не прошу убрать все минусы и оставить только плюсы! Я просто хочу, чтобы мои песни значили для меня так же много, как для того, кто их слушает.

Голос стал твёрже:

— Я хочу, чтобы все те ублюдки, которые говорят, что я не заслуживаю своего места, подавились своими словами.

Я почти чувствовала, как в груди загорается огонь.

— Я хочу, чтобы продюсеры и все эти офисные боссы перестали отвергать мои идеи!

Я посмотрела прямо ему в глаза.

— Я хочу место за этим чёртовым столом. Я не хочу быть блюдом на нём.

— Всё это тебе стоит говорить им, а не мне.

— О, ну спасибо, — выплюнула я, начиная засовывать вещи в сумку. — Почему я сама до этого не додумалась?

— Не обязательно злиться, — сказал он с раздражающе спокойным выражением лица.

— Я не злюсь!

Захлопнув сумку, я швырнула её через плечо и, топая, направилась к дому.

Глава 7

Ксандер

Я наблюдал, как она в раздражении удалилась, и гадал, не лишит ли меня теперь права находиться в её доме за то, что я задел больное место.

Я не собирался её злить, но если ей не нравилось, как с ней обращается её лейбл, почему она там оставалась? Разве не было других лейблов? Разве нельзя было стать независимой артисткой? Те люди, которые на неё работали, могли же найти другую работу, не так ли?

Было достойно уважения, что она чувствовала ответственность за свою команду — мне нравилась преданность. Наверное, мне стоило просто заткнуться, как она и сказала. Последнее, чего я хотел, чтобы она потом рассказала Салли, что я был с ней козлом. Когда она вернётся, я извинюсь.

В доме она шумела на кухне — я слышал, как звенит посуда, стучат вилки и ложки, — и предположил, что она готовит обед. Надеялся, что она выйдет поесть на улицу, но этого не произошло.

Прошло двадцать минут. Тридцать.

Притворившись, что мне нужно что-то взять из машины, я прошёл мимо окон и увидел её за стойкой на кухне. Вернувшись к креслам, сел и начал листать почту и сообщения. Почитал новости. Посмотрел повторы вчерашнего бейсбольного матча.

Келли всё не было.

Чёрт. Она правда так обиделась? Стоит ли мне зайти? Разве я сказал что-то настолько ужасное? Всё, что