Евгений Евтушенко. Все стихи - Евгений Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1957
Евг. Евтушенко. Взмах руки. Стихи.
Москва: Молодая гвардия, 1962.
Море
«Москва — Сухуми» мчался через горы.Уже о море были разговоры.Уже в купе соседнем практикантыоставили и шахматы и карты.
Курортники толпились в коридоре,смотрели в окна: «Вскоре будет море!»Одни, схватив товарищей за плечи,свои припоминали с морем встречи.А для меня в музеях и квартирахоно висело в рамках под стеклом.Его я видел только на картинахи только лишь по книгам знал о нем.
И вновь соседей трогал я рукою,и был в своих вопросах я упрям:«Скажите,— скоро?.. А оно — какое?»«Да погоди, сейчас увидишь сам…»И вот — рывок, и поезд — на просторе,и сразу в мире нету ничего:исчезло все вокруг — и только море,затихло все, и только шум его…Вдруг вспомнил я: со мною так же было.Да, это же вот чувство, но сильней,когда любовь уже звала, знобила,а я по книгам только знал о ней.
Любовь за невниманье упрекая,я приставал с расспросами к друзьям:«Скажите,— скоро?… А она — какая?»«Да погоди, еще узнаешь сам…»
И так же, как сейчас, в минуты эти,когда от моря стало так сине,исчезло все — и лишь она на свете,затихло все — и лишь слова ее…
1952
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Муки совести
Д. Шостаковичу
Мы живем, умереть не готовясь,забываем поэтому стыд,но мадонной невидимой совестьна любых перекрестках стоит.
И бредут ее дети и внукипри бродяжьей клюке и суме —муки совести — странные мукина бессовестной к стольким земле.
От калитки опять до калитки,от порога опять на порогони странствуют, словно калики,у которых за пазухой — бог.
Не они ли с укором бессмертнымтусклым ногтем стучали тайкомв слюдяные окошечки смердов,а в хоромы царей — кулаком?
Не они ли на загнанной тройкемчали Пушкина в темень пурги,Достоевского гнали в острогии Толстому шептали: «Беги!»
Палачи понимали прекрасно:«Тот, кто мучится,— тот баламут.Муки совести — это опасно.Выбьем совесть, чтоб не было мук».
Но как будто набатные звуки,сотрясая их кров по ночам,муки совести — грозные мукипроникали к самим палачам.
Ведь у тех, кто у кривды на страже,кто давно потерял свою честь,если нету и совести даже —муки совести вроде бы есть.
И покуда на свете на белом,где никто не безгрешен, никто,в ком-то слышится: «Что я наделал?»можно сделать с землей кое-что.
Я не верю в пророков наитья,во второй или в тысячный Рим,верю в тихое: «Что вы творите?»,верю в горькое: «Что мы творим?»
И целую вам темные рукиу безверья на скользком краю,муки совести — светлые мукиза последнюю веру мою.
1966
Евгений Евтушенко.
Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.
Мы перед чувствами немеем…
Мы перед чувствами немеем,мы их привыкли умерять,и жить еще мы не умееми не умеем умирать.
Но, избегая вырождений,нельзя с мерзавцами дружить,как будто входим в дом враждебный,где выстрел надо совершить.
Так что ж, стрелять по цели — иличтоб чаю нам преподнесли,чтоб мы заряд не разрядили,а наследили и ушли?
И там найти, глотая воздух,для оправдания примери, оглянувшись, бросить в водуневыстреливший револьвер.
1955
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
На велосипеде
Я бужу на заресвоего двухколесного друга.Мать кричит из постели:«На лестнице хоть не трезвонь!»Я свожу его вниз.По ступеням он скачетупруго.Стукнуть шину ладонью —и сразу подскочет ладонь!Я небрежно сажусь —вы посадки такой не видали!Из ворот выезжаюнавстречу воскресному дню.Я качу по асфальту.Я весело жму на педали.Я бесстрашно гоню,и звоню, и звоню, и звоню…За Москвой петуха я пугаю,кривого и куцего.Белобрысому парнюя ниппель даю запасной.Пью коричневый квасв пропылившемся городе Кунцево,привалившись спиноюк нагретой цистерне квасной.Продавщица сдаетмокрой мелочью сдачу.Свое имя скрывает:«Какие вы хитрые все».Улыбаясь: «Пока!»,я к товарищу еду на дачу.И опять я спешу;и опять я шуршу по шоссе.Он сидит, мой товарищ,и мрачно строгает дубинуна траве, зеленеющей у гаража.Говорит мне:«Мячи вот украли… Обидно…»И корит домработницу:«Тоже мне страж… Хороша!»Я молчу.Я гляжу на широкие, сильные плечи.Он о чем-то все думает,даже в беседе со мной.Очень трудно ему.На войне было легче.Жизнь идет.Юность кончилась вместе с войной.Говорит он:«Там душ. Вот держи, утирайся».Мы по рощице бродим,ругаем стихи и кино.А потом за столом,на прохладной и тихой террасе,рядом с ним и женоютяну я сухое вино.Вскоре я говорю:«До свидания, Галя и Миша».Из ворот он выходит,жена прислонилась к плечу.Почему-то я верю:он сможет, напишет…Ну а если не сможет,и знать я о том не хочу.Я качу!Не могу яс веселостью прущей расстаться.Грузовые в путидогоняю я махом одним.Я за ними лечув разреженном пространстве.Па подъемах крутыхприцепляюсь я к ним.Знаю сам, что опасно!Люблю я рискованность!Говорят мне,гудя напряженно, они:«На подъеме поможем,дадим тебе скорость,ну, а дальше уже,как сумеешь, гони».Я гоню что есть мочи!Я шутками лихо кидаюсь.Только вы не глядите,как шало я мчусь, —это так, для фасону.Я знаю, что плохо катаюсь.Но когда-нибудья хорошо научусь.Я слезаю в путиу сторожки заброшенной, ветхой.Я ломаю черемуху в звоне лесном.и, к рулю привязав ее ивовой веткой,я лечу и букет раздвигаю лицом.Возвращаюсь в Москву.Не устал еще вовсе.Зажигаю настольную,верхнюю лампу гашу.Ставлю в воду черемуху.Ставлю будильник на восемь,и сажусь я за стол,и вот эти стихи я пишу…
1955
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
Не исчезай
Не исчезай… Исчезнув из меня,развоплотясь, ты из себя исчезнешь,себе самой навеки изменя,и это будет низшая нечестность.
Не исчезай… Исчезнуть — так легко.Воскреснуть друг для друга невозможно.Смерть втягивает слишком глубоко.Стать мертвым хоть на миг — неосторожно.
Не исчезай… Забудь про третью тень.В любви есть только двое. Третьих нету.Чисты мы будем оба в Судный день,когда нас трубы призовут к ответу.
Не исчезай… Мы искупили грех.Мы оба неподсудны, невозбранны.Достойны мы с тобой прощенья тех,кому невольно причинили раны.
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,но как нам после встретиться в столетьях?Возможен ли на свете твой двойники мой двойник? Лишь только в наших детях.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.На ней написан я — я в это верю.Тем и страшна последняя любовь,что это не любовь, а страх потери.
1977