Убийца со счастливым лицом. История маньяка Кита Джесперсона - Джек Олсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время нереста приятели убивали лососей пиками и стрелами.
– Меня столько раз ловили на браконьерстве, что патрульным это надоело. Если они видели, что я рыбачу, то просто ехали к нашему дому и ждали. Они знали, что я постараюсь пронести лосося и форель домой под курткой. Однажды меня застали за ловлей у соседской запруды, и фермер пальнул мне в спину солью. Мама потом вытаскивала соль пинцетом. Слава богу, она не стала рассказывать отцу.
Как большинство других жителей зеленого городка Чилливак, Лес Джесперсон и сам не чурался браконьерства. Он научил сына ложиться лицом вниз на мостки и хватать лососей за хвост. Это было одно из самых теплых воспоминаний Кита:
– Мы делали это вместе. Браконьерство не считалось особенным правонарушением там, где мы жили. Плохо было попасться. Отец участвовал в городском управлении и не хотел позориться перед другими политиками.
Иногда Джесперсоны охотились по берегам ручья на ондатр.
– Я выдергивал одну из воды за хвост и бросал на берег. Отец или кто-нибудь из братьев забивал ее битой. Сусликов мы убивали сотнями – они считались вредителями на фермах. Отец снимал на камеру, как мы стояли, забрызганные кровью сусликов и всяких других грызунов. Это был наш вид отдыха. Когда мы вырастали и женились, отец показывал тот фильм нашим женам. Он шутил: «Посмотрите на моих прирожденных убийц! Как они разделываются со своими жертвами! Никто не захочет столкнуться с ними в темном переулке».
Для сомневающихся Лес пояснял:
– Фермеры сами просили убивать сурков. Мы оказывали им услугу.
Как многие другие отцы в сельской местности, альфа-самец семьи Джесперсон учил сыновей охоте. Когда они немного подрастали, он дарил им воздушные ружья, чтобы учились метко целиться. Всегда предупреждал не стрелять в людей, но у Кита имелось собственное мнение об этом правиле:
– Для меня оно означало, что нельзя стрелять людям в лицо. А в остальные части тела можно. Я представлял себя снайпером и стрелял в других детей. Стрельнул моему соседу в пенис, когда он отливал. Он весь облился мочой.
Лес делал сыновьям мощные рогатки из хирургической резинки, но велел не стрелять никому выше уровня локтя. Кит очень скоро понял, что лучше всего в цель попадает мраморная крошка, и как-то пальнул пониже спины упитанной соседке, которая наклонилась за ягодами малины.
– Меня поймали, и она потащила меня к отцу. Она хромала и рыдала, прямо-таки заходилась. Отец постарался сохранить серьезное лицо. Он сказал, что не может наказать меня, пока не оценит ущерб. Отсмеявшись собственной шутке, он легонько отшлепал меня у нее на глазах. В тот раз он использовал руку, а не ремень.
5
Мир Кита
В ранние годы Кит проводил большую часть свободного времени с человеком на шестьдесят лет старше себя, дедом по материнской линии, Роем Беллами.
– Он был непохож на моего деда Джесперсона. Я мог с ним поговорить, и если я делал что-нибудь не то, он никогда не жаловался отцу. Самым резким словом дедушки Беллами было нет. Мы удили лосося с его двенадцатифутовой лодки, «Маленький Котто». Мы выходили на рассвете и возвращались в сумерках. Я до сих пор вижу, как он сидит у руля и попивает кофе из термоса, пока я держу на пальце леску, чтобы не пропустить поклевку. Мы были единственными в нашей семье, у кого хватало терпения на такой вид рыбалки.
– Дедушка всегда делал так, чтобы я вытаскивал самых больших рыб – серебристых лососей и чавычу весом почти двенадцать килограммов. Мы были лучшими друзьями и не нуждались ни в ком другом. Порой я гадаю, как бы все обернулось, проживи дедушка подольше. Он умер, когда мне было девять. Это были единственные похороны, на которых я плакал. Там играли «Я слышу симфонию». Я снова заплакал, когда вернулся домой и узнал, что дедушка оставил мне свою лодку и снасти. Бывало, я открывал тот ящик с наживками и совал внутрь нос, чтобы уловить его запах. Отец обменял Маленького Котто на другую лодку. Я продолжал рыбачить, но все уже изменилось.
Некоторое время у Кита были проблемы с хулиганом по имени Мартин.
– Родители Мартина брали его с собой, когда приезжали к нам в гости. Он всегда попадал в неприятности и сваливал вину на меня. Отец наказывал меня перед всеми. Однажды я решил, что с меня хватит. Я зажал Мартина в угол за гаражом и закричал: «Я тебя убью, сукин ты сын!» Когда отец оттащил меня, Мартин был без сознания. Я убил бы его, если бы меня не остановили, – совершенно точно. Ничего удивительного, что я получил ремня. В тот раз я правда был виноват.
Оглядываясь назад, Кит рассматривает тот случай как поворотный пункт в своем раннем развитии.
– Именно тогда я начал думать, что во мне живут два человека и один наблюдает за другим. Когда я бил Мартина, добрая часть меня стояла в сторонке и смотрела. Может, я до сих пор такой. Когда я решаю какую-то серьезную проблему, мне кажется, что я где-то снаружи, наблюдаю за самим собой. Я могу честно сказать, что тот человек, который избивал Мартина, не был мной настоящим. Я никогда не причинил бы зла другому ребенку, что бы тот ни натворил. Это было не в моем характере. Но в тот день я как будто отступил в сторону и позволил плохой своей части взять верх. Точно так же было с женщинами, которых я убивал. Мои убийства происходили как в замедленной съемке, и позднее я фантазировал о том, что мог бы сделать. Я думал: Если бы все это повторить, я сделал бы по-другому. Но, так или иначе, те девушки оказывались мертвы.
В семь лет Кит заболел одновременно импетиго и пневмонией, и его посадили на карантин в его комнате. Мать смазывала бальзамом его язвы, пока остальные дети старались держаться от него подальше. В конце долгого заточения Брэд, Брюс и Шерон построили ему домик на дереве. В избирательной памяти Кита это единственный случай проявления товарищества с их стороны за все детство. Домик оставался его излюбленным убежищем, пока он не наткнулся на небольшую заброшенную школу, где устроил свой форт на пыльном чердаке, который делил с крысами и летучими мышами.
Сколько Кит себя помнил, животные, большие и маленькие, казались ему более реальными, чем
