Дети Божии - Мэри Дориа Расселл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винченцо Джулиани всегда был человеком сдержанным и привыкшим владеть собой. И всю свою взрослую жизнь он проводил среди подобных себе людей – интеллектуалов и умудренных космополитов. Он читал и писал о святых и пророках, но это… «Я увяз в этой истории с головой», – думал он, желая спрятаться, устраниться от того, что происходило в этой комнате, любым способом сбежать от жуткого милосердия Господа. «Говори ты с нами, и мы будем слушать, но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть»[11], – подумал Джулиани, внезапно посочувствовав израильтянам на Синае, Иеремии, послужившему Богу против воли, Петру, пытавшемуся бежать от Христа. И Эмилио.
Тем не менее надо было собраться воедино, произнести короткие милосердные объяснения и утешительные апологии, проводить Святого Отца вниз по лестнице и наружу, под солнце. Вежливость требовала предложить Его Святейшеству откушать перед возвращением в Рим. Долгий опыт позволил проводить гостя в трапезную, непринужденно обсудить неаполитанский приют и достоинства его архитектуры, созданной Тристано. Указать на живописные произведения – превосходного Караваджо здесь, неплохого Тициана там. Милостиво улыбнуться брату Козимо, полностью ошарашенному появлением на своей кухне верховного понтифика, осведомлявшегося о том, готовили ли сегодня рыбный суп, особенно рекомендованный отцом-генералом.
Далее последовал anguilla in umido[12] и тост, произнесенный над бокалом изумительного вина 49 года «Лакрима Кристи»[13], слезы Христовой, пролитой о Сатане… Генерал Общества Иисуса и Святой Отец Римско-католической церкви за простым деревянным столом в самой обыкновенной кухне мирно вкушали обед, завершившийся капучино и sfogliatele[14], внутренне посмеиваясь над тем фактом, что обоих равным образом называли Черными Папами: иезуита – за черную сутану, римского епископа – за экваториальную кожу. Ни тот ни другой более не упоминали Сандоса. Или Ракхат. Речь шла о вторых раскопках Помпеи, которые можно было уже начинать, после того как Везувий как будто бы удовлетворился новым преподанным им Неаполю уроком геологического смирения. Поговорили об общих знакомых, обменялись сплетнями о ватиканских политиках и внутрицерковных шахматных матчах. И Джулиани заново проникся уважением к человеку, явившемуся на Святой престол извне и в данный момент умело разворачивавшему это древнее общечеловеческое учреждение в сторону политики, на взгляд отца-генерала вселявшей надежду своей мудростью и проницательностью.
Потом они неспешно дошли до «Фиата» папы, и длинные тени их скользили по неровной каменной мостовой. Усевшись в свой автомобиль, Калингемала Лопоре вставил ключ, однако смуглая рука его задержала движение. Опустив стекло, он некоторое время смотрел прямо перед собой и не сразу заговорил.
– Очень жаль, – произнес папа неторопливо, – что между Ватиканом и религиозным орденом, долго и достойно служившим нашим предшественникам, пробежала тень непонимания.
Джулиани замер, сердце его колотилось.
– Да, Ваше Святейшество, – проговорил он. Именно поэтому, среди прочих причин, он посылал Геласию III расшифровки присланных ракхатской миссией отчетов и собственное изложение случившегося с Сандосом. Ибо в течение пяти сотен лет преданность папскому престолу являлась той осью, вокруг которой обращалось всемирное служение ордена иезуитов, однако, основывая Общество Иисуса, Игнаций Лойола подразумевал солдатскую диалектику повиновения и инициативы. Терпение и молитва – и безжалостное давление, оказанное в том направлении, куда, по мнению иезуитов, должны быть нацелены решения, – время от времени приносили плоды. И при всем этом иезуиты считали своей целью образование и общественную активность, подчас граничившую с революционной; столкновения с Ватиканом редкостью не считались, и некоторые из них оказывались серьезнее остальных. – В то время это казалось неизбежным, но, конечно…
– Времена меняются. – Геласий говорил рассудительно, непринужденно, с юмором, как будто общаясь с другим светским человеком. – Приходские священники теперь могут жениться. На папский престол избрали угандийца! Но кто, кроме Бога, знает будущее?
Брови Джулиани поползли вверх… в ту сторону, где прежде росли волосы.
– Пророки? – предположил он.
Папа благоразумно кивнул, скептически поджав губы.
– Разве что редкий биржевой аналитик.
Застигнутый врасплох Джулиани рассмеялся, покачал головой и понял, что человек этот очень нравится ему.
– Нас разделяет не будущее, но прошлое, – сказал понтифик генералу ордена иезуитов, обрывая тем самым годы взаимного молчания о клине, который едва не развалил Церковь пополам.
– Ваше Святейшество, мы более чем готовы признать, что перенаселение не является единственной причиной нищеты и страданий, – начал Джулиани.
– Что же еще? Слабые умом олигархи? – предположил Геласий. – Этническая паранойя? Непредсказуемые экономические системы? Давняя привычка относиться к женщинам как к собакам?
Джулиани глубоко вздохнул и ненадолго затаил дыхание, прежде чем высказать мнение Общества Иисуса и свое собственное:
– Никакой кондом не избавит человечество от тупости, никакая пилюля или прививка не защитит его от жадности и тщеславия… Однако существуют вполне гуманные и разумные способы смягчить некоторые рождающие страдание тенденции.
– Мы лично претерпели смерть сестры, закланной на алтаре Мальтуса, – отметил Геласий III. – В отличие от Наших просвещенных и блаженных предшественников Мы не способны узреть святейшую волю Господню в контроле за численностью населения посредством войн, голода и болезней. С точки зрения простого человека, эти факторы слепы и жестоки.
– И при всем том неадекватны цели. Как и простое половое воздержание, – отметил Джулиани. – Общество всего лишь просит, чтобы Святая Матерь Церковь снисходила к человеческой природе, как и любая любящая свое чадо мать. Безусловно, способность думать и планировать свои действия является Божественным даром, который следует использовать ответственно. Конечно, нет никакого зла в том, чтобы к каждому рожденному ребенку относились с такой же радостью и заботой, как к самому Христу Младенцу.
– О признании системы абортов не может быть никакой речи, – решительным тоном произнес Лопоре.
– И все же, – заметил Джулиани, – святой Игнаций советовал нам «не устанавливать таких жестких правил, из которых не может быть исключения».
– Но равным образом мы не вправе содействовать установлению такой негибкой и жестокой системы контроля за рождаемостью, которую Сандос описывает на Ракхате, – продолжил Геласий.
– Средний, Царский, путь всегда является наиболее трудным, Ваше Святейшество.
– A экстремизм всегда остается простейшим, однако… Ecclesia semper reformanda![15]– с неожиданным пылом произнес Геласий. – Мы изучили предложения ордена иезуитов и наших братьев из Православной церкви. Благое решение достижимо! Вопрос только в том, каким образом… Для этого, как Нам кажется, надо заново определить области естественного и искусственного контроля за рождаемостью. Салинс… вы читали Салинса?[16] Так вот, Салинс пишет, что понятие природного определяется через культуру, так что и искусственного тоже.
Рука шевельнулась, зажужжал стартер, Папа приготовился к отъезду. Однако темные глаза его вновь вернулись к лицу Винченцо Джулиани:
– Да, следует думать, планировать…
