Тайна похищения генерала Кутепова - Клод Фелисье

Помолчали.

— Да, но поднимется страшный шум, — снова заговорил Дегро. — Вряд ли мне удастся ускользнуть от следствия.

— Вы можете исчезнуть в тот же день. Впрочем, это ваше дело.

— А что делать с Посвистовым?

— И его, и бабенку мы берем на себя, — прозвучал ответ и вслед за ним резкий, неприятный смех.

Марго слушала, затаив дыхание. Случай помог ей вырвать истину. Вся сложная, загадочная интрига стала ей теперь совершенно ясной и понятной.

Дело касалось соглашения главы русской эмиграции возглавить поход русских на Индию. Это ее мало трогало.

Но последние фразы, долетевшие до нее из-за дверей, заставили ее похолодеть. Они касались уже непосредственно ее и Посвистова.

Циничный смех и слова: «И его, и бабенку берем на себя» таили в себе определенный смысл: оба они стали неудобны большевикам. Каждую минуту можно было ожидать расправы. Следовало искать выхода, не теряя ни минуты.

Марго знала, что Посвистов находится сейчас на улице Удино, играя роль полицейского. Не теряя времени, тут же набросала она маленькую записку, назначив свидание в кафе «Монплезир», и спрятала ее в сумочку. Потом отошла от дверей и остановилась в ожидании у окна.

Вскоре появился Дегро.

Он пытливо поглядел на нее.

— Вы не скучали, милочка?

— Очень скучала. Если бы хоть что-нибудь можно было услышать из вашего разговора, тогда, может быть, я бы и не скучала. У вас чертовски плотные портьеры, Дегро.

Она рассмеялась. Засмеялся и Дегро.

— Я знал, что вы будете подслушивать. Однако вы откровенны, Марго.

— Я же говорила, что мы должны быть откровенны друг с другом — в этом залог нашего успеха. Скажите, это был Лурье?

Дегро замялся.

— Я не могу сказать этого. Впрочем… Да, это был Лурье. Марго, в нашем распоряжении всего десять дней, даже меньше.

Он приблизился к ней и взял ее руки. Лицо его хранило странную торжественность.

— Мне кажется, Марго, у вас меньше времени, — он подчеркнул «у вас». Что вы скажете, если добрый друг даст вам убежище в замечательном уголке, где-нибудь в Бретони, где не найдет вас ни замечательном уголке, где-нибудь в Бретони, где не найдет вас ни одна ищейка в мире?

Марго молчала.

— И этот друг скажет: «Дорогая Марго, весь этот уголок в вашем распоряжении. Пользуйтесь им, как собственностью».

— Благодарю вас, — улыбнулась Марго. — А что еще скажет этот добрый друг?

— Спустя несколько дней он приедет и скажет: «Дорогая Марго, в какой части света прикажете воздвигнуть вам дворец, чтобы окружить вас сказочной роскошью?» Что вы ответите?

— Подумаю, любезнейший Дегро, подумаю. Во всяком случае, это великодушно со стороны друга. Но до дворца остановимся в уголке Бретони.

— Конечно, конечно… Я думаю, Марго, что вам не следует терять времени, и чем скорее вы очутитесь в Бретони, тем лучше. Мне лично раньше 26-го января покинуть Париж не удастся.

Марго ушла от Дегро с точным адресом «уголка в Бретони», оставив в душе своего шефа приятную уверенность в том, что ни одна красавица не может устоять против мощи толстого кармана.

Это было неосторожно — подходить к Посвистову во время его псевдодежурства, но Марго не могла терять ни минуты времени. Назначив свидание полковнику в шесть часов, она предполагала до этого времени повидаться с Баталиным, уладить все свои дела, чтобы вечером же покинуть Париж.

С Баталиным она была необычайно нежна, искусно разыграв роль любящей подруги, и охотно согласилась отужинать с ним в одиннадцать часов, где он пожелает. Обещание это она дала с легким сердцем, так как в одиннадцать часов предполагала быть в нескольких лье от Парижа.

Она действовала по строго обдуманному плану, не делая ни одного лишнего шага.

Побывала в банке, где хранились сбережения и где у нее был собственный сейф. В сейф она положила почти все свои драгоценности, за исключением нескольких безделушек, необходимых даже в деревне.

Потом отправилась на вокзал и взяла купе первого класса: поезд отходил в 8.40.

В четыре часа Марго приехала домой. Услав горничную за кое-какими покупками, она собрала небольшой саквояж, решив не предполагать, что она уехала.

В пять часов с саквояжем в руках она покинула квартиру.

Возле дома стояло такси красного цвета. Шофер услужливо открыл дверцу.

Марго вошла в автомобиль, приказав везти себя на Монпарнас.

С этого момента она оказалась бессильна распоряжаться собой и попала во власть странных случайностей.

Погруженная в размышления, Марго не заметила, что автомобиль поехал не той дорогой, какой следовало. Она спохватилась лишь тогда, когда очутилась на плохо освещенной улице. Взглянув в окно, она увидела блеск воды и очертания лодок и судов на ней.

Сена…

— Послушайте, куда вы меня везете? — крикнула Марго шоферу. — Я же вам сказала: Монпарнас!

Шофер приостановил машину. Лицо его было полно любезности и смущения.

— Ради Бога, простите, мадам. Я немного туг на правое ухо и не разобрал, Монпарнас? Не беспокойтесь, я исправлю ошибку, и вам не придется платить за лишнюю прогулку. Сию минуту, мадам.

По акценту Марго заключила, что шофер — русский. Если бы она была знакома с оттенками русских наречий, то причислила бы его к москвичам.

Она успокоилась. Между тем, машина остановилась совершенно.

— Прошу прощения, мадам, я должен посмотреть, что случилось.

И он выскочил из автомобиля.

На часах-браслете было ровно половина шестого, и Марго начала нервничать.

— Да скорее вы! — крикнула она раздраженно. — Я тороплюсь!

В это мгновение дверца автомобиля открылась, и перед Марго вынырнул из мрака улицы силуэт мужчины.

— Не торопитесь так, сударыня, — насмешливо произнес неприятный скрипучий голос. — Путь предстоит довольно большой. Тише, тише, голубка. Держите ваши руки на виду!

И перед Марго блеснуло дуло револьвера.

— Что это значит? — бледнея от ужасной догадки, спросила она.

— Ничего неприятного, если вы спокойно подчинитесь неизбежному и поедете со мною без истерик и других дамских штучек.

Он сел напротив, не спуская с нее насмешливого взора. Машина дрогнула всем кузовом и понеслась вдоль темной набережной Сены.

Марго приходилось не раз переживать опасные и неприятные минуты. Она поняла, что всякое сопротивление с ее стороны будет сломлено самым бесцеремонным образом. В тяжелых положениях лучший спутник — хладнокровие, и она усилием воли заставила себя успокоиться.

— Я не собираюсь сопротивляться, — сказала она, — но что значит это насилие? Я попала в руки бандитов?

Незнакомец покачал отрицательно головой.

Теперь она разглядела его. Это был брюнет с большим горбатым носом, бритый. Черные брови сходились над переносьем в одну черту, придавая лицу неприятный отпечаток тупой жестокости. Черные навыкате глаза напоминали маслины.

— Птичка решила ускользнуть, — сказал он насмешливо. — Голубка с голубком думала упорхнуть в далекие края, не предупредив кое-кого, кому она обязана отчетом. И этот кое-кто решил не выпускать голубку… А чтобы не подвергаться напрасному риску, решил посадить голубку в клетку. О, только на время, конечно…

Марго ощутила озноб, пробежавший по всему ее телу. Она знала, в чьи руки попала, и не могла рассчитывать на пощаду. Только самообладание и случай могут выручить ее. И Марго стала холодно-спокойной, а лицо ее превратилось в непроницаемую маску.

Брюнет задвинул занавески на окнах, и Марго потеряла возможность видеть дорогу. Она не знала даже, в каком направлении ее увозят.

XIV

В ПОИСКАХ ИСЧЕЗНУВШЕЙ

Марго исчезла.

Посвистов окончательно констатировал этот факт, когда утром позвонил на квартиру Марго.

Ответила горничная, и в голосе ее слышалось сильное волнение:

— Нет, барыня не ночевала дома. Я не знаю, что с ней случилось.

Посвистов больше не задавал вопросов и повесил трубку. Если Мари не знала, что случилось с ее госпожой, то для него ясно было почти все. Исчезла Марго — очередь за ним.

Правда, вопрос о личной безопасности почти не беспокоил его. Душа полковника страдала от сознания, что, может быть, в этот момент, когда он сам сидит у себя дома, она тщетно призывает его на помощь, в последней неравной борьбе с убийцами.

Мысль эта леденила душу. Посвистов вскочил и сжал голову руками:

— Что я наделал? Что наделал?

В этот момент он, наверное, убил бы Дегро, появись тот в комнате.

Однако отчаяние скоро прошло. Долгий боевой опыт, учивший, что хладнокровие всегда создает шанс на спасение, и сейчас пришел на помощь. Посвистов взял себя в руки. Отчаяние перешло в тихую душевную боль за любимого человека, не мешавшую, однако, работать мыслям.