Бесстрашные саперы на финском фронте - В. Макаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Ночью просыпаюсь — тревога! Опять финны! Как они умудрились пробраться мимо наших мин?
Утром выяснилось, что трое финнов подорвались на них. Бойцы очень довольны. Все уверены, что финны больше не сунутся. До самого наступления ни один финн к нам не заходил. Надеясь на наших немых сторожей, мы нередко, когда нужны были люди, совсем снимали заставу с островка.
Февраль.
Все время сколачивали блокировочные группы. Для этого в тылу выстроили доты, типа финских, располагали в них команду, снабженную холостыми патронами.
Блокировочная группа подходила к доту и затыкала амбразуры земленосными мешками. Это очень тяжелая операция, если учесть, что каждая пулеметная амбразура имеет размеры 30 сантиметров на 10 сантиметров и что рядом с ней — амбразура наблюдателя, вооруженного автоматом. В блокировочные группы отбирались лучшие бойцы. Тренироваться им приходилось изрядно.
11 февраля с утра началась артиллерийская подготовка, такая, что не хотелось есть: земля валилась с потолка и стен землянки прямо в суп, да и грохот как-то отбивал аппетит. Молодцы артиллеристы!
Я перешел на командный пункт командира стрелкового батальона.
В 8 часов комбриг приказывает взорвать надолбы на берегу реки, чтобы обеспечить танкам вступление в бой.
Посылаю отделение сапер. Каждый сапер, кроме обычной выкладки, несет на себе от полпуда до пуда взрывчатого вещества. Сам лежу на снегу час, два — никто не возвращается. Подползает боец, зовет к телефону. Командир дивизии спрашивает:
— Почему не взорваны надолбы?
— Многослойный огонь противника не дает возможности к ним подобраться, — отвечаю я.
— Повторить попытку!
— Есть повторить попытку.
Фланговый огонь врага не утихает.
Из первой группы подрывников пока еще ни один не вернулся.
Поползла вторая группа. Результаты пока прежние: взрывов не слышно.
Огонь заметно утихает, а бойцов все нет. Расстояние до надолб всего 60–70 метров, но как тяжело их преодолеть!
Проходит полтора часа томительного ожидания.
Наконец, подползает раненый боец и докладывает, что к надолбам пробраться невозможно.
Огонь снова усиливается.
Опять звонит командир дивизии:
— Немедленно взорвать надолбы!
— Есть! Прошу усилить огонь артиллерии, товарищ комбриг!
Шквал огня заметно усилился; наши снаряды разрываются так близко, что меня обдает комьями мерзлой земли. Снег совершенно почернел. От деревьев остались одни сиротливые стволы.
Подползаю к своим саперам. Лежат они у опушки леса за броневыми щитками, где по два, где по одному. Курят, болтают, не обращая внимания на залетающие сюда пули. Отбираю одиннадцать бойцов, которые должны итти со мной рвать надолбы.
Подбегает политрук:
— Вы зачем? — спрашиваю.
— Товарищ, старший лейтенант, разрешите итти, это мои бойцы, мы всю войну вместе прошли.
Пришлось разрешить.
Ползем. Огонь автоматов настолько силен, что кажется муха живой не пролетит. Несмотря на грохот артиллерии, все время слышен свист пуль. Слышны только пули, которые летят над самой головой, но и этих так много, что невольно стремишься зарыться в землю, срастись с ней.
Ползем. Мы с самого утра на снегу. Мороз градусов сорок. Удар по каске. Конец? Ищу кровь — ее нет. Тряхнул головой, как бы спросонья. Все на месте. Ощущение все же такое, будто тебя током стукнуло.
Ползем. Вот мы, наконец, у цели. Заряды положены, даю сигнал. Виден характерный дымок от шнура, все в порядке. Теперь скорей назад, а то может убить куском гранита.
Взрыв! Один, другой, третий…
Огонь усилился до предела, по нас пристрелялись. Скатываюсь в артиллерийскую воронку. Там уже сидит сапер.
Начинаем выползать, и в это время слышим грозный, хорошо знакомый гул — наши танки пошли в бой. Трудно передать охватившую нас радость…
Вечером, принимая начальников служб, комбриг сердито говорит мне:
— Кто вам разрешил лезть самому к надолбам?
— Виноват, товарищ комбриг!
— Виноватых бьют. Кто мне завтра обеспечивал бы инженерную службу, если б вас подстрелили! Ну ладно, — меняя тон, сказал комбриг, — садитесь со мной ужинать…
* * *
По дороге в штаб захожу к своим саперам. Один из бойцов, взволнованно сообщив мне о том, что от ленинградских рабочих пришли подарки, подносит мне одеколон «Красная Москва».
— Это от нашей землячки, — говорит он.
Захожу в другую землянку. Бойцы пьют чай с печеньем. Мне наливают чай, угощают печеньем.
— А что, товарищ старший лейтенант, — спрашивает боец, — скоро ли в наступление? Пора бы выкуривать финнов из берлоги.
— Скоро, скоро, товарищи. Готовьтесь, нам, саперам, работы хватит.
Приятно после 40-градусного мороза посидеть в теплой землянке, выпить чаю, побеседовать с этими замечательными людьми.
* * *
В последний раз проверил все, отдал (необходимые распоряжения и пошел отдохнуть. Но не спится, думаю о завтрашнем дне.
Разведка выяснила, что речушка Лохи-йоки подверглась основательной обработке со стороны противника. Берега минированы и окопаны; речка углублена до 5–6 метров, что превратило ее в серьезное противотанковое препятствие; на чужом берегу — надолбы в четыре ряда и проволочные заграждения в пять рядов кольев.
Как бы то ни было, но обеспечить в таких условиях переправу артиллерии и танков — дело сложное.
Сегодня за ужином комбриг говорил мне:
— Мильграм, вы у нас академик да еще старый сапер. Вам построить мост в 5–6 метров, все равно, что мне, старому пулеметчику, выпустить ленту. Правда, противник в полусотне метров от рабочей площадки, но мы поддержим, а руководить работами будете сами.
— Есть, товарищ комбриг. Только никакого моста строить не надо, я рассчитываю подорвать берега, сделать пологие спуски, положить пару клеток, настил и устроить самый примитивный переезд на живую нитку.
— Вы хоть фанерку подложите, — пошутил комбриг, — только не задерживайте танки и артиллерию.
— Постараюсь, товарищ комбриг.
— Не постараюсь, а будет сделано.
— Есть, будет сделано!
Утро.
Такого артиллерийского грохота мне еще не приходилось слышать. Корпусная артиллерия била по дотам прямой наводкой с 200 метров. А мы — взвод сапер и несколько подрывников — уже у реки. Ледок тонкий-тонкий. К счастью, обломки взорванного моста на месте, тут же лежат сваленные деревья. Используем каждое бревно, всякий камень как укрытие, чтобы избежать напрасных жертв.
Саперы, поглощенные работой, не обращают внимания на пули, непрерывно визжащие над ними. Одно беспокоит нас: нехватает материала.
Смотрю и не верю своим глазам: пехота уже подошла. Даю команду:
— Разобрать сарай за лесом!
Бойцы привязывают к бревнам сарая веревки и перекидывают вперед; передние подхватывают, и так, в один миг, весь сарай оказался у нас.
Переезд готов.
Пехота ринулась вперед, артиллерия перенесла огонь в глубину.
К нам подошел веселый комбриг.
— А, Мильграм,
