Анатомия мира. Как устранить причины конфликта - Институт Арбингера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно позвонить ей. «Но что я ей скажу?» – спрашивал он себя.
Он стоял и стоял, чувствуя такую же неуверенность и неловкость, как давным-давно, когда подростком пытался набраться смелости и пригласить девочку на свидание.
«Да черт, просто возьми уже и позвони!» – воскликнул он мысленно, отмахиваясь от подростковой робости.
Лу набрал номер и стал ждать. Один гудок, два, три, четыре.
С каждым гудком его все сильнее захлестывала паника, такая же, как в юности, и он даже обещал себе, что если она не ответит после шестого гудка, он положит трубку.
Он бросил трубку, даже не дождавшись окончания шестого гудка; от облегчения на лбу даже выступил пот. «Ну, я хотя бы попытался, – сказал он себе. – Попробую позже».
Но его сердце так колотилось, что он понял, что это «позже» наступит явно не сегодня и не завтра. А может быть, и вообще никогда.
«А теперь займемся реальной работой», – подумал он и набрал номер Джона Ренчера, председателя местного профсоюза, который угрожал забастовкой.
– Алло?
– Джон.
Это была скорее команда «Смирно!», чем приветствие.
– Да.
– Это Лу Герберт.
Молчание.
Лу вспомнил задание Юсуфа: видеть человека в каждом.
– Послушай, Джон, – начал он самым мягким голосом, на который сейчас был способен, – может быть, встретимся, когда я вернусь, и еще раз рассмотрим предложение?
– Сам на него смотри, – ответил Ренчер. – Оно лежит у тебя уже целую неделю.
– Я подумал, что нам удастся продвинуться дальше, если обговорим все лично, – Лу по-прежнему пытался поддерживать приятный тон.
– Значит, ты все-таки хочешь получить от нас больше.
– Ну это же, в конце концов, переговоры.
– Нет, Лу, это ультиматум. И мы будем бастовать до тех пор, пока ты не согласишься на наши требования. Ты слишком долго вертел нашими людьми, как хотел. Теперь такого не будет, Лу.
– А теперь слушай сюда, подонок! – взорвался Лу. – Можешь забрать своих тунеядцев, которые только и делают, что смотрят на часы, и пусть они разваливают еще чью-нибудь компанию! Но если вы объявите забастовку, ноги вашей больше в «Загруме» не будет. Никто из профсоюза никогда не переступит порог моей компании. Понял?
Чуть подождав, он повторил:
– Понял? Ты понял?
Но ответом ему было молчание. Ренчер бросил трубку.
Раздраженно вскрикнув, Лу швырнул телефон в стену.
– Дурацкое задание, – пробормотал он. – Видеть в людях людей, ага, – саркастическим тоном нараспев повторил он. – Ну и чушь! Юсуф ни дня не проработал в реальном мире. Он вообще ничего не соображает! Ага, ну да, давай, Юси, – насмешливо сказал он, – попробуй мягонько поговорить с профсоюзом. Это, безусловно, сработает. И с террористами тоже. И с Кори. Да-да, они все просто перевернутся пузиком вверх и будут счастливо урчать, получив дозу твоей замечательной ближневосточной любви.
Он усмехнулся придуманному оксюморону, потом покачал головой – отчасти от гнева, отчасти от отвращения.
– Какая пустая трата времени. Пустая, бездарная трата времени.
Когда Кэрол вернулась из ресторана, держа в руках коробку с купленным для Лу обедом, тот перехватил ее у входа в здание.
– Кэрол, мы уезжаем.
– Что? – Его слова застали ее врасплох.
– Что слышала. Мы уезжаем.
– Уезжаем… – повторила она, все еще не понимая. – Но почему?
– Потому что это все пустая трата времени, а мне время терять нельзя.
Кэрол настороженно посмотрела на него.
– Что-то случилось во время звонков, Лу?
– Ничего.
– Я серьезно, Лу. Что случилось?
– Ладно, я расскажу тебе, если уж ты так хочешь знать. Меня вернули назад, в реальный мир, вот что произошло. Кое-то привел меня в чувство. Пойдем, мы уезжаем.
С этими словами Лу направился к машине.
Но Кэрол не двинулась с места.
– Кэрол, я же сказал: мы уезжаем.
– Я знаю, что ты сказал, но я тебе этого не позволю. Не в этот раз, Лу. Ставки слишком высоки.
– Да, Кэрол, ты чертовски права: ставки слишком высоки. Вот почему нам надо ехать.
– Нет, Лу, именно поэтому нам нужно остаться. Ставки, которые тебя так беспокоят, высоки именно потому, что мы почти ничего не знали о том, чему нас начали учить здесь. Я не поеду, Лу.
– Хорошо, будь по-твоему, Кэрол, – сказал он, отмахнувшись. – Тогда я уезжаю.
Кэрол осталась стоять молча. Надежда, которая появилась у нее с утра, постепенно таяла. «Смотри на него как на человека, – повторяла она про себя. – Ты должна видеть в нем человека».
– Лу…
Он остановился и посмотрел на нее.
– Да?
– Если ты сейчас уедешь, дорогой, – сказала она, – я уйду от тебя.
– Ты… что?
В этот момент Кэрол по-настоящему осознала, насколько любит его. Хотя он и вел себя агрессивно, сама она не чувствовала злости по отношению к нему. Несмотря на его упрямство, она не забывала обо всем хорошем, что он сделал для нее и для других. Да, он не святой, но были времена – и особенно это проявлялось в сокровенные моменты, из которых на самом деле и состоит большая часть жизни – когда он был заботливым, любящим и вел себя как настоящий святой. В обычной жизни он был лучше, чем на публике, окруженный всеобщим вниманием, в противоположность многим ее знакомым. И она считала, что его подход – быть сильным, когда никто не видит, и не бояться прослыть слабым для окружающих – на самом деле свидетельствует о большей доброте и силе характера, чем у тех, кто прячет свою личную слабость за бравадой на публике. «Да, – подумала она, – если бы мне дали шанс начать все сначала, я бы все равно выбрала его».
И она даже сама удивилась, снова услышав собственные слова:
– Я уйду от тебя, Лу. На самом деле.
Лу на мгновение опешил. Все его мышцы одеревенели, словно он опасался возможных последствий любого движения.
– Кэрол, – наконец ответил он почти умоляющим голосом, – ты же не серьезно.
Кэрол едва заметно кивнула.
– Боюсь, Лу, что я очень серьезна. Пойми меня правильно, – добавила она, – я не хочу от тебя уходить. Но я уйду.
Лу выглядел так, словно ему только что нанесли сокрушительный удар.
– Слушай, Лу, мне кажется, что нам это нужно. И Кори нужно это от нас. А нам это нужно – ради него и ради друг друга. И, пожалуй, тебе это нужно ради «Загрума», – добавила она. – И ради Кейт.
Упоминание Кейт окончательно добило Лу. Он снова вспомнил чувство, охватившее его, когда он набрал ее номер – набрал, как сейчас казалось, целую вечность назад.
Он опустил голову и тяжело вздохнул.
– Хорошо, Кэрол, – обреченно проговорил он. – Ты победила. Я останусь.
Он замолчал.
– Но только до вечера.
Глава 9. Зарождение идеи
Когда все вернулись в комнату, Лу накинулся на принесенную Кэрол мексиканскую еду. Настроение было куда лучше, чем в самом начале, когда все только присматривались друг к другу. Напряжение, сопровождавшее большинство разговоров на утреннем собрании, ушло. Гвин о чем-то оживленно разговаривала с Мигелем. Элизабет и Кэрол в дальнем углу комнаты рассматривали буклет лагеря «Мориа».
Тут к Лу со спины подошел Петтис.
– Значит, четыре года во Вьетнаме, да, Лу? – спросил он, словно продолжая их последний разговор.
Лу кивнул.
– Снимаю шляпу, друг. Я тоже там был, но летать над джунглями – совсем не то же самое, что быть там, внизу. Я знаю.
Лу благодарно склонил голову. В мирное время пилоты всегда считают себя выше «пушечного мяса» там, внизу. И пехотинцы тоже страдают от комплекса неполноценности, хотя ни за что в этом не признаются. А вот во время войны настрой быстро меняется. Пилоты начинают по-настоящему восхищаться своими соратниками на земле. А солдаты, пусть и чувствуют искреннюю благодарность, слыша над головами рев авиационных двигателей, скажут вам, если их хорошенько разговорить, что эти нарядные летуны даже форму не пачкают, да и под вражеским прицелом бывают редко, так что им не понять, что такое настоящее мужество и, если уж на то пошло, настоящий страх. И во Вьетнаме, и на других войнах именно пехота всегда получает львиную долю восхищения и уважения.
– Спасибо, Петтис. Всегда рад встретиться с собратом-ветераном. Скажите, а чем вы занимаетесь в Техасе?
Минут через пять в комнату вошли Ави и Юсуф, и все, в том числе и Лу с Петтисом, расселись по местам. Лу посмотрел на родителей Дженни – судя по их лицам, у них все
