Козырной Валет - Джеймс Блиш

Такого оскорбления ему не вынести: он больше не может так оставаться. И завтра он пойдет к Тодду. Но ему же нельзя выходить. Суд запретил. И КЦБ заморозила его счета…

Дэнни чувствовал себя как крыса в ловушке. Он был в отчаянии от постоянных неудач, на грани ужасного нервного срыва. Голоса исчезли, но голова болела ужасно. Напряжение от попыток справиться со сверхъестественными и непредсказуемыми эффектами истощили его жизнестойкость, и конца этому не предвиделось.

Пси-способности росли в нем, росли, как любой другой талант, увеличивающийся от практики. Дэнни вспомнил, что говорил его учитель музыки двадцать лет назад, когда он с отвращением учился играть на виолончели. «Практика дает совершенство, — говорил он. — Но может также прикончить».

Марла повернулась и посмотрела на него; взгляд ее стал более мягким.

— У тебя неприятности, да? — спросила она. — Похоже, Марла поставила не на ту лошадь.

— Дверь не закрыта, — сказал Дэнни. — Забирай свою ставку и отправляйся домой.

Она тряхнула головой.

— Теперь ты от меня не избавишься, Дэнни. Я остаюсь. Расскажи, что с тобой случилось.

— Ох, ради Бога…

— Нет, только для того, чтобы тебе полегчало. Я не обещаю верить каждому твоему слову, но тебе просто необходимо высказаться.

Дэнни покорно рассказал и про «поисковые трюки», и про выигрыши в лотерее, и про Эмерса, стараясь быть кратким, частично из-за усталости, частично из-за презрения к тому, о чем рассказывал. Он хотел побыстрее закончить, поскольку вся эта предыстория смыкалась с тем, что с ним произошло за последнее время.

— Когда я учился в старших классах, — сказал он вдруг, — моя родня просто помешалась на игре в бридж с пятью мастями. Тогда эта игра на какое-то время захватила всю страну, хотя ни в какое сравнение не шла с канастой. Кроме обычных червей, крестей, треф и бубен, там была еще одна масть — орлы.

— Короны, — перебила его девушка. — Я знаю эту колоду. Однажды я купила одну. Думала, что пятая масть пригодится для карточных фокусов, если бы мне вздумалось ими заняться, но я так ее ни разу и не использовала. Эта масть называется «короны».

— Может быть. Если она называлась «короны», держу пари, что ты купила колоду до бума. Возможно — игра была придумана в Европе, и, когда началось сумасшедшее увлечение ею, какой-то патриот решил, что игра будет продаваться лучше, если назвать пятую масть «орлами». Как бы ее ни называли, долго она не протянула. Я и сам считал, что она лучше подошла бы для покера, но не для строгого покера, а для всяких его сложных разновидностей, в которые превращается покер, когда в игре участвуют женщины. (Кроме этой, подумал он. С первого взгляда он понял, что в этой девушке сосредоточены и покер со старшей и младшей рукой, и джек-пот с возрастанием, и «плюнь в океан»[11]).

— И ты «орел»?

— Точно, я «орел», — подтвердил Дэнни. — Мало чести, сумасшедшая карта в капризной масти. Валет «орлов» собственной персоной; все для всех и ничего для себя.

— Я все же предпочитаю называть эту масть «коронами», — сказала Марла. — Я рада, что ты мне это рассказал. У меня даже появилась моральная причина здесь остаться — теперь, когда ты действительно в трудном положении. Конечно, если я тебе нужна. Мне нравится игра с неравными шансами. Если в ней выигрываешь, выигрыш получается сумасшедший.

— Ага, — подтвердил Дэнни. — К черту этот разговор о лошадях. Я бы лучше…

Он захлопнул рот — слышно было, как щелкнули зубы, — и стоял неподвижно, ошеломленный.

— Подожди-ка, — наконец произнес он. — Подожди-ка минутку. Я сказал: «я ставил на деньги». Но я ведь ставил на лошадей.

— А какая разница?

— Огромная. В одной книге Райна говорится, что благодаря сверхчувствительному восприятию точность возрастает с увеличением числа вещей, которыми манипулируешь.

— Здорово. Только я не понимаю.

— И не должна. Так ты остаешься? Ладно, ты можешь пригодиться. Сколько у тебя денег?

Она тревожно застыла и сказала насмешливо:

— Постой, малыш. Ты имеешь дело с Марлой. Она кое-что соображает, если помнишь. Здесь нет лошадей — здесь квартира.

Он почти ее не слышал.

— Множество одинаковых объектов — вот в чем дело. Не лошади — они все со своим особым характером, все уникальные комбинации. А вот долларовые купюры почти одинаковы. Нас не волнуют действительные результаты скачек; предсказать их — трудная математическая проблема. И держу пари, что с помощью парапсихологии с ней не справиться. Но мы можем проследить за потоком денег — только за одними долларовыми купюрами — в любой букмекерской конторе.

— Ты несешь чепуху.

— Я? — Он иронично усмехнулся. — Ты ведь хотела изучить, как я работаю, да? Ну так вот, у тебя есть такая возможность. — Он достал одну из оставшихся у него купюр и отдал ей. — Положи это в свой кошелек. Добавь что-нибудь из своих денег. Для этого фокуса нам не потребуется расписание заездов или клички лошадей. Вот смотри…

Он встал и подошел к окну, устремив невидящий взгляд через стекло и вспоминая вращение миллионов мельчайших искр на поверхности своего мозга. Секундой позже память соединилась с реальностью, и его голова загудела от боли.

Дэнни не обращал на нее внимания. Он потянулся за карандашом, натолкнулся рукой на раковину, и его пальцы коснулись куска мыла, углом которого он нацарапал цифры на оконном стекле.

— Чертовщина какая-то.

— Заткнись и смотри сюда. Сделай свои ставки вот в таком порядке на любую лошадь. Поняла? Когда ты сделаешь возврат восемнадцать к одному на четвертой ставке — а ты сделаешь — повтори шестую ставку дважды. Затем повтори первую ставку, затем подожди двузначного возврата на девятой ставке, так, и…

Девушка нашла карандаш, помусолила грифель стала списывать ряд написанных на стекле цифр на ткань своего платка.

— Я не слабоумная. Уж за числами могу проследить. Если будешь болтать под руку, я сделаю ошибку.

— Ладно.

Она бросила карандаш на телефонный столик.

— Вот. Не знаю, почему я это делаю. Но только не из-за любви.

Она положила купюру Дэнни в кошелек и исчезла за дверью. У Дэнни мелькнула мысль, увидит ли он ее еще когда-нибудь, но почти сразу же со спокойной уверенностью ответил себе, что для этой девушки любой подарок окажется слишком мал, чтобы ее удовлетворить, и ничего с этим не поделаешь.

Затем он сразу о ней забыл. Прегрешение, которое изумило бы его, если бы он его осознал. Вдруг его неистово потянуло к библиотечным книгам, которые он принес домой, и он принялся листать страницы со скоростью, при которой невозможно было рассмотреть их содержимое, или вдруг останавливался, чтобы прочитать параграф, или четыре страницы подряд, или одну страницу без всякой последовательности и плана. Крошечные искры еще струилось по извилинам его мозга, и он действовал по их указанию, словно ведомый невидимым поводырем.

Под стрекалом этого жестокого сверхчувствительного библиотекаря он сразу же отбросил книгу Тиррелла, хотя рациональная часть его мозга этому противилась. Работа содержала массу важной информации, но из нее мало что годилось для разрешения стоящей перед ним проблемы. Он не представлял, каким образом, но он это знал точно. Новую книгу Райна он уже читал и, кроме того, рассчитывал, что Тодд тоже ее знает прекрасно. Литтлтон дал ему историю вопроса, которую он прочитал с фантастической скоростью, — не осознавая, что на самом деле он просто листал страницы, тратя на прочтение каждой не более двух секунд, пока не закончил раздел, — и несколько больше на то, чтобы без особого успеха применить к тому, что искал. Книга Гудини, как Дэнни и подозревал, оказалась для него совершенно бесполезной.

«Опыт со временем» в конце концов направил его по следу. Он вскочил с дрожью тревоги, когда наткнулся на решающую главу, вспомнив, как близко он подошел, пропустив книгу Данна, затем должен был сесть снова, чтобы справиться с головокружением. Потом пробежал две работы Успенского, очень обширные и наполненные невероятно наивным оккультизмом. Обе — особенно более поздняя, которая находилась в его собственной маленькой библиотечке вот уже год и которую он так и не прочитал, — дали неожиданный результат.

Он снял телефонную трубку и назвал телефонистке домашний телефон доктора Тодда. Спустя некоторое время тот ответил сонным голосом. Дэнни быстро начал говорить, переводя дыхание только тогда, когда ему нужно было сделать паузу между предложениями. Он говорил около двух минут, пока его не прервал Тодд, голос которого потрескивал, как бекон, поджариваемый на сковородке.

— Постойте, Дэнни, я что-то не понял. Вы что, прочитали эти книги за последний час?

— Не все, только часть из них. Другие читал в библиотеке. К тому же я не читал все подряд, только просматривал. Но я уверен, что все понял.