Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри курии
Крак.
Сухой щелчок, менее звучный, чем звон черепицы, ударявшейся о бронзовые двери. Эха не было – удар оказался несильным, но точным. Прямо в голову.
В глазах у Сатурнина потемнело. Черепица раскроила ему затылок.
Не потеряв сознания, он принялся медленно падать, раскинув руки, царапая ногтями бронзовые двери Сената, ставшего его тюрьмой, его личной Тарпейской скалой, местом его казни. Тот самый Сенат, против которого он восстал, как некогда сделали братья Гракхи и прочие плебейские трибуны, безжалостно отнимал у него жизнь. Сатурнин, уже мертвый, был всего лишь очередным трибуном, уничтоженным Сенатом, убитым в его здании, во чреве бессмертного чудовища.
Крак, крак, крак.
Все новые куски черепицы разбивались об пол и ударялись в бронзовую дверь.
А затем – приглушенные удары. Куски черепицы врезались в его тело, уже распростертое на полу: в спину, снова в голову, в плечи, в ноги, в руки…
Непрекращающийся дождь смертоносных ударов.
Побивание камнями по всем правилам.
Неумолимое.
Безжалостное.
Смертельное.
На крыше курии
– Готово, – сказал один из наемников. – Этого довольно. Уходим сейчас же, во имя Юпитера. И побыстрее.
Долабелла посмотрел на него с презрением, и все остались на своих местах. Он был сенатором, который повелевал ими и платил им, а значит, решения принимал он один. Всем казалось, что плебейский трибун мертвее мертвого, но никто не шелохнулся, ожидая ответа вождя.
– Здесь я решаю, довольно или нет, – сказал Долабелла, глядя на наемника, который взял на себя смелость считать задание выполненным.
Тот склонил голову в знак покорности.
– Что нам делать, славнейший муж? – спросил один из убийц.
– Бросьте в него остатки черепицы, которую мы отломали.
Люди поспешили выполнить приказ.
Десятки крупных кусков черепицы полетели в неподвижно лежащего трибуна, пока его тело не скрылось из виду, погребенное под грудой глиняных черепков.
– Хватит, – сказал Долабелла. – Теперь понятно, какое послание мы оставляем Риму.
Римский форум
– Колите, колите, колите! – повторял Серторий, снова и снова.
Легионеры, заразившись его бешеной яростью и желая защитить себя от нападавших, со звериной злобой вонзали мечи между щитами в поисках человеческой плоти, чтобы разорвать ее на части.
Многие наемники были ранены, некоторые пали под натиском ветеранов. Силы их вскоре иссякли, и они поспешно отступили, бросив раненых на произвол судьбы.
– Ни шагу назад! Во имя Геркулеса, не сметь отступать!
Серторий продолжал раздавать указания, руководя перемещениями легионеров. Он знал, что ярость велит им преследовать нападавших и продолжать бойню с удвоенной силой, но главным была защита курии, сохранение жизни того, кто…
Внезапно он сообразил, как долго длится побоище.
– Быстрее! Открывайте двери!
Его люди столпились у входа в здание. Около десятка человек опустили щиты, воткнули мечи в ножны и поспешили распахнуть бронзовые створки.
Серторий наблюдал за ними, безмолвно и напряженно. Наемники отступили, и на Форум вернулась тишина. Из курии не доносилось ни звука.
Тяжелые створки отворились, и взорам вошедших открылся зал курии, а также окровавленная рука Луция Апулея Сатурнина, поверх которого высилась целая гора глиняных черепков. Из-под случайно воздвигнутой могилы змеилась струйка крови.
В эту минуту по Священной дороге прибыл Гай Марий и встал рядом с Серторием. Он не нуждался в объяснениях и не требовал их. Для этого было уже поздно. Проклятый Метелл оказался прав: в эту ночь он всюду опоздал.
Марий заметил, что со стороны курии появился сенатор Гней Корнелий Долабелла, окруженный свитой: его суровое лицо освещали факелы в руках наемных убийц.
Взгляды Мария и Долабеллы встретились.
Это походило на поединок.
Марий почувствовал себя старым. Долабелла застал его врасплох. С таким противником должен схватиться кто-то другой. Но кто? И как будет выглядеть эта схватка?
VI
Кровь Энея
Domus Юлиев, Рим
99 г. до н. э., той же ночью
– Почему ты так уверен, что в Риме все изменится? – спросила Аврелия, пристально глядя на брата. – Сегодня ночью Гай Марий попытается начать переговоры, чтобы спасти плебейского трибуна Сатурнина и претора Главцию, а ты говоришь, что переговоры обречены на провал. И при этом через несколько лет, как ты надеешься, что-то ослабит сенаторов-оптиматов.
– Это будет что-то внешнее, – уточнил Котта.
– Что-то или кто-то? – уточнила Аврелия, не удовлетворенная двусмысленным ответом.
– Союзники, – кратко ответил Котта и отпил вина. – Многие, начиная с Гракхов, давно пытаются изменить порядок вещей, по-другому распределить богатства и земли, столкнув плебеев с Сенатом. Но союзники с их притязаниями на римское гражданство могут все изменить, склонив чашу весов в пользу одних или других. Если нам удастся объединить народ и союзников, возникнет такая сила, что сенаторам придется уступить. Но сейчас не время. Мы должны дождаться, когда союзники дрогнут. Дождаться войны. Этой войны. Марий об этом догадывается, и вступившие в союз консул, трибун и претор добились некоторых уступок союзным городам. Но соглашения с этими городами должны быть более широкими. Главное – начать давать римское гражданство тем, кто проживает за пределами Рима.
Юлий Цезарь-старший недоуменно и недоверчиво поднял брови.
Аврелия хмурилась, пока раб наполнял ее кубок вином.
В дверь постучали.
Раздался голос Гая Мария, окликавшего их по имени.
Со времени его ухода прошло несколько часов.
По приказу Юлия Цезаря-старшего рабы открыли двери. Консул вошел, но не направился в атриум. Едва переступив порог, он сразу перешел к сути дела:
– Метеллы посмеялись надо мной. Котта был прав: сначала они убили Главцию, а затем забросали Сатурнина осколками черепицы, отдирая ее от крыши курии. Потом напали на меня. В живых остались только Серторий, несколько моих ветеранов и я сам. Оптиматы жаждут сполна отомстить за убийство своего кандидата в консулы. Сидите дома, заприте двери. Долабелла вышел на охоту. Даже не выглядывайте на улицу! – распорядился он, затем развернулся и зашагал обратно в кровавую тьму римских улиц, таивших смертельную угрозу.
В ответ на его безумные речи Аврелия не сказала ничего. Повернувшись, в свою очередь, она скрылась в комнатке, где спал ее сын. Гай Юлий Цезарь-старший и Котта остались следить за тем, чтобы рабы плотнее закрыли двери и окна и сделали дом неприступным: никто не должен был проникнуть в него той ночью.
– Дай мне ребенка, – велела она рабыне, войдя в комнату. Кормилица осторожно передала малыша матери и быстро удалилась.
Аврелия села на заваленный подушками солиум рядом с кроваткой младенца и принялась укачивать Гая Юлия Цезаря-младшего, нашептывая ему историю, которую повторяла множество раз, оставаясь с малышом наедине:
– Помни историю своей семьи, историю рода Юлиев, самого благородного
