Мгновения (СИ) - Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь на ее лице появилась счастливая улыбка, и она крепко обняла меня.
— Стоит мне закрыть глаза, и я представляю, как укачиваю на руках малыша, — прошептала она совсем тихо.
— Тогда я, как хороший муж, обязуюсь поскорее исполнить твою мечту.
Она засмеялась, а потом подняла голову и поцеловала меня.
— Ради этого стоило выходить замуж, — прошептала она мне в губы, улыбаясь.
— Я покажу тебе и другие преимущества брака, миссис Одейр, — так же шепотом ответил я.
— Только не сейчас, — ее губы растянулись в улыбке. — Сейчас у меня другие планы.
Она снова поцеловала меня и обвила мою шею своими руками.
И мне захотелось прижать ее к себе так сильно, чтобы мы навечно соединились в одно целое, и нам бы никогда не пришлось расстаться.
Глава 8. Волны, разбивающиеся о скалы
— Я снова с вами не соглашусь, мистер, — Хеймитч уже злится. Об этом говорит складка между бровей и небрежный тон. — Пит никогда не реагировал плохо на Энни. Да и на Финника тоже. Вы, кстати говоря, сами это видели.
— Президент Койн поручила мне… — Хеймитч его перебивает.
— Мне. Плевать. На. Это, — злобно выплевывает он каждое слово.
Охранник хмурится, но ничего не отвечает. Хеймитч нервно перешагивает с ноги на ногу.
— Этому парню завтра ехать в Капитолий, — он показывает на меня пальцем. — Здесь у него остается беременная жена. Неужели вы думаете, что ему хочется стоять здесь и наблюдать за такими истуканами, как вы, вместо того, чтобы пойти к ней и провести этот день вместе?
— Я не заставляю никого здесь стоять, — сухо отвечает охранник, даже не взглянув на меня.
Губы Хеймитча превращаются в тоненькую полосочку. Он так зол, что даже мне становится страшно.
— Ладно. Мы уйдем. Только ответь на еще один вопрос, — охранник поворачивается к Хеймитчу лицом и вопросительно наклоняет голову вбок. — Президент Койн приказала тебе относиться к этому парню как к опасному преступнику или как к тяжелобольному?
Верзила-охранник замолкает, обдумывая ответ, и тут где-то справа от нас раздается мелодичный женский голосок.
— Кто тяжелобольной?
От этого голоса у меня сразу появляется улыбка на лице. Энни тоже улыбается, увидев меня, а потом видит злого Хеймитча и сразу хмурится.
— С Питом что-то случилось? — в ее голосе слышится волнение.
— Как к опасному тяжелобольному преступнику, — наконец отвечает охранник и отворачивается от Хеймитча. Глаза старого ментора от бешенства наливаются кровью, как у быка. Он кидает на меня взгляд, и я поджимаю губы, не зная, что ответить.
— Про кого это он? — шепчет мне Энни.
— Про Пита, — отвечаю я, и глаза у Энни широко раскрываются от удивления. Секунду она обдумывает то, что услышала, а потом с кулаками кидается на охранника. — Как! Ты! Смеешь! — верзила отмахивается от нее, как от назойливой мухи, а Хеймитч хватает Энни за руку.
— Тише, девочка. Ты можешь ударить свою руку, — Хеймитч специально произносит последнее предложение громче нужного.
Я подхожу к Энни и обнимаю ее вокруг талии.
— Пойдем отсюда, — говорю, обращаясь к ней и к Хеймитчу. — Поговорим с Питом за обедом.
Хеймитч кивает и уходит, продолжая возмущаться.
— Парень ведь сам попросил, чтобы ты пришел к нему! Они, что, не понимают, что удерживая его взаперти, как какую-то бешеную собаку, они сделают еще хуже?!
— Пит хотел тебя видеть? — Энни вопросительно поднимает бровь, обращаясь ко мне. — Почему я не знала?
— Он сказал мне это за завтраком. Я забыл тебе рассказать.
— Хм… И что же он хотел?
— В том-то и дело, что не знаю. Эти гориллы нам даже не разрешили с ним поговорить.
— Он знает, что это уезжаешь завтра? — голос Энни срывается, как и каждый раз, стоит ей только заговорить об этом.
— Да… Президент говорила это при нем.
— Ты переживаешь за него? — тихонько спрашивает Энни уже около нашего отсека.
— Конечно, — не задумываясь, отвечаю я. — Они с Китнисс стали для меня почти семьей.
— Не почти семьей, а семьей, — добавляет Энни, и я согласно киваю. — Я позабочусь о нем, пока вас не будет. Хеймитч мне поможет.
— Отлично, — отвечаю я, а в горле у меня возникает неприятный комок. «Пока вас не будет».
Становится тоскливо от мысли о расставании. Энни замечает это и нежно обнимает меня.
— Не переживай. Обо мне тоже позаботятся. Тем более, я теперь не одна, — я не вижу ее лица, но точно знаю, что она улыбается. Моя рука уже по привычке переносится ей на живот. Он уже не такой плоский, как раньше, и это меня только радует. Энни носит широкие рубашки, чтобы даже этот маленький бугорок никто не заметил. Во всем дистрикте об этом знают единицы: я, Хеймитч и пара врачей (ну и охранники Пита, которые, готов поспорить, даже не обратили на эту информацию внимание). Ей не хочется, чтобы кто-то переживал из-за ее беременности, в то время как поводов для волнения и так предостаточно.
— Да, — шепчу я. — Не одна.
— К твоему возвращению я уже буду похожа на толстого пингвина, — хохочет она.
— Не говори глупостей. Ты будешь только прекрасней через пару месяцев.
Я пытаюсь выдавить улыбку, но ничего не выходит.
«К твоему возвращению»…
Я вспоминаю об этих сложных многочасовых разговорах, на которых каждый из нашего отряда заверял, что готов погибнуть ради Китнисс. Возможно, многие говорили неправду, но я был честен.
К моему возвращению…
Я понимаю, что ничего не хочу сильнее, чем вернуться обратно.
* * *
Мы приходим в столовую раньше, чем нужно, но Пит уже сидит на своем месте в окружении двух охранников. Он всегда приходит раньше. Обычно, его взгляд направлен в никуда, а руки до крови разжимают наручники (он говорит, что это помогает сосредоточиться), сегодня же он что-то пишет на маленьком листке бумаги.
Я подхожу ближе и пониманию, что был не прав. Он не пишет. Рисует.
Листок выглядит помятым, а рисунок на нем выполнен обычным карандашом. Ему явно выделили то, что было не жалко, вместо того, чтобы обеспечить всеми нужными принадлежностями и посмотреть, как это на него влияет.
— Как дела, Пит? — весело спрашивает Энни, усаживаясь напротив. — Ух ты! Что ты рисуешь?
Пит отрывается от своего занятия и пару мгновений смотрит на Энни с непонятным выражением на лице, сжимает наручники, и возвращается в реальность.
— Привет. Все хорошо. Сейчас покажу, — потом он смотрит на меня. — Почему ты
