Лики смерти - Джим Батчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я живу в подвальной квартире, и мне это нравится. Что это говорит обо мне?
Возможно, я просто склонен пофилософствовать.
– Не вижу особого энтузиазма, – заметила Мёрфи. Мы шли по пустому больничному коридору в направлении морга. Идти пришлось кружным путем, чтобы я мог избежать опасной близости с важным медицинским оборудованием. Моя кожаная куртка развевалась за спиной, жезл ритмично хлопал по ноге в такт шагам. По случаю выезда я сменил треники на джинсы, а кроссовки – на походные бутсы.
Мёрфи ни капельки не напоминала грозную валькирию – охотницу на вампиров. Скорее она похожа на чью-то младшую сестренку-студентку. Роста в ней пять футов с небольшим, зато сложена как профессиональный спортсмен – упругие мускулы и ни капли лишнего жира. Светлые волосы падали ей на глаза, зато открывали шею. Оделась она наряднее обычного – в бордовую блузку и серый брючный костюм, – да и накрасилась сильнее, чем предпочитала в нормальной ситуации. В общем, от головы до пят сугубо деловая женщина.
При всем при том Мёрфи самая настоящая валькирия – охотница на вампиров. Она единственная из известных мне людей убила как-то одного монстра бензопилой.
– Я сказала, не вижу энтузиазма, Гарри, – повторила она чуть громче.
Я тряхнул головой:
– Не люблю больниц.
Она кивнула:
– Морги нагоняют на меня страх. Морги и собаки.
– Собаки? – удивился я.
– Ну, не бигли, там, или кокеры. Большие собаки.
– Я собак люблю, – сказал я. – Не будь их, чем бы Мистер утолял голод?
Мёрфи улыбнулась.
– Я-то уж видела тебя напуганным. Сейчас у тебя совсем не такой вид.
– И какой, интересно?
Мёрфи задумчиво прикусила губу.
– Расстроенный. Виноватый. Лирический, я бы сказала. Я подозрительно покосился на нее, а потом кивнул:
– Сьюзен в Чикаго. Мёрфи присвистнула:
– Уау. Она... Она в порядке?
– Угу. Насколько это возможно.
– Тогда чего у тебя вид такой, будто ты проглотил что-то, а оно еще трепыхается?
Я пожал плечами:
– Она приехала увольняться с работы. И она не одна.
– С парнем? – спросила Мёрфи.
– Угу.
Она нахмурилась:
– При нем или с ним?
Я покачал головой:
– Мне показалось – просто при нем. Не знаю.
– Значит, она увольняется?
– Похоже на то. Я думаю, мы еще поговорим.
– Она так сказала?
– Она сказала, что свяжется со мной.
Мёрфи сощурилась.
– А... Из этих...
– А? – переспросил я, покосившись на нее. Она подняла руки ладонями ко мне.
– Не мое дело.
– Блин-тарарам, Мёрф!
Она вздохнула. Несколько шагов она не говорила ни слова и не смотрела на меня.
– Ты не самый легкий собеседник, Гарри, – произнесла она наконец.
Некоторое время я смотрел на ее профиль, потом на свои ноги. Оба мы молчали.
Мы добрались до морга. Мёрфи нажала кнопку на стене у входа и буркнула в микрофон:
– Это Мёрфи.
Не прошло и секунды, как дверь с жужжанием отворилась. Я распахнул и придержал ее, пропуская Мёрфи. Проходя, она хмуро покосилась на меня. Мёрфи не слишком одобрительно относится к проявлениям галантности.
Морг ничем не отличался от остальных, в которых мне приходилось бывать: холодный, чистый, ярко освещенный люминесцентными лампами. Вдоль одной стены выстроились холодильники. Посередине стоял прозекторский стол, и на нем лежал кто-то, укрытый белой простыней. Рядом стояли обычный недорогой канцелярский стол и незанятая больничная каталка.
Помещение наполняла мелодия: веселенькая полька лилась из маленького кассетника на столе. За столом сидел маленький человечек со всклокоченной черной шевелюрой, в зеленой больничной униформе и зеленых же домашних тапках с кроличьими ушками. Он со свирепым видом строчил что-то в формуляре.
При нашем появлении человечек, не отрываясь от писанины, махнул рукой. Только отложив листок, он поднял голову, и лицо его осветилось улыбкой.
– Кэррин! – вскричал он. – Ба, эк ты сегодня принарядилась! По какому это поводу?
– Городские шишки грозили инспекцией, – буркнула Мёрфи. – Нам всем положено одеться в парадное и мило улыбаться каждому встречному.
– Ублюдки, – с чувством произнес коротышка и повернулся в мою сторону. – И еще тебе, поди, не положено тратить деньги на консультантов-психов. А вы, должно быть, Гарри Дрезден?
– Ну, если верить меткам на белье... – согласился я. Он ухмыльнулся:
– Классный куртец. Ценю.
– Гарри, – сказала Мёрфи. – Это Уолдо Баттерс. Заместитель главного патологоанатома.
Баттерс пожал мне руку и повернулся к прозекторскому столу.
– Рад познакомиться, мистер Дрезден, – бросил он через плечо, натягивая резиновые перчатки и завязывая хирургическую маску. – Похоже, всякий раз, как вы работаете с ОСР, моя работа тоже становится заметно интереснее.
Мёрфи подтолкнула меня за локоть и шагнула за Баттерсом к столу. Я последовал за ней.
– Маски на подносе слева, – сообщил Баттерс. – Не подходите к столу ближе двух шагов и, ради Бога, не заблюйте мне чистый пол.
Мы надели маски, и Баттерс отдернул простыню.
Мне довелось повидать немало трупов. Блин-тарарам, я и сам произвел их некоторое количество! Я видел, что остается от сгоревших заживо, от разодранных дикими зверями, от тех, кому с помощью черной магии вырвали сердце из груди...
Ничего подобного я до сих пор не видел.
Я попробовал загнать эту мысль в самый дальний уголок сознания и сосредоточиться на деталях. Вредно думать слишком много, глядя на такое. Стоит только призадуматься – и драгоценный баттерсов пол окажется весь заблеванным.
На столе лежал мужчина чуть выше шести футов роста, худощавый. Грудь его больше всего напоминала двадцатифунтовый сырой гамбургер. Аккуратная сетка порезов тянулась от ключиц к животу и горизонтально – от бока до бока. Расстояние между порезами вряд ли превышало шестнадцатую часть дюйма; порезы были глубокими, и я никак не мог отделаться от ощущения, что стоит только коснуться рукой этого изрезанного тела, и оно развалится на крошечные мясные кубики. Хорошо еще, поверх всей этой жути виднелись нормальные, зашитые хирургической нитью швы от вскрытия.
Следующее, что я заметил, – это руки покойника. Точнее, отсутствие оных. Левую руку кто-то отсек дюйма на три выше запястья. Из зияющей плоти торчал почерневший, словно обугленный, кусок кости. Правую отхватили чуть ниже локтя – с тем же чудовищным результатом.
Желудок сжался, и мне пришлось крепко зажмуриться, борясь с тошнотой. «Не думай, Гарри. Смотри. Фиксируй то, что заслуживает внимания. Это не человек уже. Так, оболочка. Если тебя стошнит, его все равно уже не вернуть».
Я открыл глаза, оторвал взгляд от изуродованного торса и рук и заставил себя вглядеться в черты лица покойника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});