Пески Калахари - Уильям Малвихилл

— Я мог бы пойти с вами, — предложил Джеферсон Смит.

— Нет, — отрезал пилот.

О'Брайен поднялся на ноги.

— Что ж, пойдем назад? — спросил он, протягивая руку Грэйс Монктон и помогая ей встать. Его рука показалась ей настолько крепкой, что, стоя рядом с ним, Грэйс на какое-то мгновение остро ощутила в нем здоровую мужскую силу.

Тяжело вздохнув, поднялись Стюрдевант и Смит, и все начали спускаться вниз. Они мало разговаривали между собой, да и то лишь о том, что видели с вершины пика. У места, где они стояли, сходились два острых хребта из черного камня, образуя как бы наконечник стрелы, поднимающийся из песка. А между высокими хребтами покоилась долина, библейский эдем в пустыне, узкая около пика и расширяющаяся там, где утесы исчезали и снова начинались пески.

Лишь поздно вечером добрались они до пещеры. Напились из прудика и буквально свалились от усталости на белый песок. Гриммельман присел около Майка, который, завернувшись в одеяло, спал глубоким сном.

— У нашего друга Бэйна лихорадка, — сказал старик. — Я думаю, это от пореза на руке.

— Попозже посмотрю его руку, — сказал Стюрдевант. — Может, чем-нибудь и поможем ему. Нам следует быть особенно осторожными и стараться избегать даже небольших ранок. Иначе инфекция неминуема.

— Ничего здесь нет, кроме песка, — проговорила Грэйс. — Один песок…

Нахмурясь, Гриммельман кивнул.

— Мы так ничего и не увидели с этого пика, — добавил Джеферсон Смит, уже засыпая; песок здесь был мягок, прохладен и располагал ко сну.

— Я полагаю, мы оказались значительно западнее, чем ты считаешь, — обратился Гриммельман к Стюрдеванту. — В пустыне Намиб.

— Возможно, — согласился пилот. — Я уже сказал им и сейчас повторяю тебе. Я намерен выбраться отсюда. Завтра или, может быть, послезавтра. Возьму две канистры с водой и попытаюсь дойти до какого-нибудь населенного пункта. Расскажу, что мы разбились. И вернусь. Прилечу на хорошем большом самолете…

— Ты умрешь в песках, — мрачно сказал Гриммельман.

— Может быть.

— Пустыня — страшная штука, — продолжал отговаривать пилота Гриммельман.

— Мог бы и я пойти с тобой, — сказал О'Брайен. Заложив руки под голову и закрыв глаза, он с наслаждением вытянулся на песке.

— Я тебя не приглашал, — отрезал пилот.

— Здесь мы все свободны и имеем право выбора, — возразил О'Брайен.

— Послушай, — сказал Стюрдевант. — Не мешай мне. Я пойду один, буду сам нести свою воду и обойдусь без чьей-либо помощи.

— Тогда я мог бы пойти в другом направлении, — предложил О'Брайен.

— У тебя нет канистр да и вообще ничего такого, в чем бы ты смог нести воду. А я с этими двумя жестянками как-нибудь отсюда выберусь. Все дело в выносливости. Если, действительно, хочешь мне помочь, позволь взять одно из твоих ружей. И твою шляпу с большими полями. Если мне удастся справиться с жаждой, препятствием будет только расстояние.

Гриммельман откашлялся. В полутьме все повернулись в его сторону.

— Послушай, — снова начал старик. — Не ходи. Не рискуй так отчаянно. Пустыня убьет тебя. Солнце напечет тебе голову, и мозг закипит, не выдержав зноя. Устанешь и будешь лежать пластом, умоляя о смерти. Ты пилот и привык к большим скоростям. Пустыня не для тебя, да и вообще не для людей: наши тела не созданы для нее, мы слишком мелки, слабы и медлительны.

— Он прав, — вставил Смит. — Выйти отсюда, по-видимому, невозможно, даже имея все необходимое. Без самолета никуда не денешься. Помнишь, как мы приземлялись? Какие огромные пространства лежали вокруг нас…

Солнце зашло, и в каньоне сразу потемнело. Все громче слышалось жужжание насекомых, где-то на отвесном утесе пролаял сторож-бабуин. Стадо обезьян поднималось выше, уходя от опасности. Становилось все холоднее.

Майк пошевелился и открыл глаза. Скалы над головой казались во мраке какими-то далекими; на них лежали еще отсветы дня. Бэйн опять погрузился в забытье. Он умирал.

Все теперь было ему безразлично. Смерть представлялась желанным концом. Когда он умрет, все прекратится: и раздирающая горло резь, и тошнота, и постоянная головная боль, а главное — нестерпимая тяга к табаку и спиртному.

Кто-то присел рядом на песок и склонился над ним. Это был Стюрдевант.

— Тебе лучше?

— Умираю, — ответил Бэйн. — Умираю и рад этому.

— Не говори так, иначе и в самом деле протянешь ноги, — сказал пилот.

— Все равно ни у кого из нас нет никаких шансов на спасение.

— У меня есть, — возразил Стюрдевант.

— Надеюсь, ты сумеешь их использовать, — согласился Бэйн.

— Куда ты направлялся? — спросил пилот, переводя разговор на другую тему.

— В Лусака. Искал работу. Когда-то я знавал нескольких парней, которые трудились там на медеплавильных заводах. Может, они устроили бы меня куда-нибудь.

— У тебя есть профессия?

— Я инженер. Строил повсюду. Мосты, плотины, шахты, дома. Все что угодно…

— Тебе надо скорее забыть про свою лихорадку. Ты даже не представляешь, как можешь нам пригодиться.

— Не говори вздор, Стюрдевант. Мы пропали.

— Где ты работал до того, как попал в мой самолет?

— В Нигерии. Ковырялся на железной дороге в глубине страны. Спустя год мне все это чертовски надоело. Сказал им «до свиданья» и отправился на юг.

— А чем тебе не понравилось в Штатах?

— Я вернулся туда после войны, — начал рассказывать Бэйн. — У меня была прекрасная работа в большой строительной компании. Обзавелся дюжиной белых сорочек, перестал пить и вообще начал подниматься на ноги. Было трудно, но некоторое время я определенно преуспевал. Потом начались неприятности. Меня уволили. Пришлось уехать в Пакистан, заключив правительственный контракт. С тех пор не возвращался в Штаты. Не было смысла: ведь я типичный представитель людей, которые проводят в жизнь «Четвертый Пункт» [11], неполноценный член общества. Поэтому и скитаюсь по развивающимся странам, так их теперь, кажется, называют. С деньгами, черт подери, чувствуешь себя всегда хорошо, а когда сыграешь не по правилам, ты уже никого не интересуешь, и судьба твоя никого не беспокоит. Правда, обманывать ничуть не легче, чем зарабатывать на жизнь честным трудом. В известном смысле я был бездельником или, может, мне это только казалось, так как слишком долго жил вдали от родины, болтаясь по белу свету, и чересчур много пьянствовал.

— Хочешь дыню? — предложил Стюрдевант. — У нас есть несколько охлажденных.

— Пожалуй, но лучше попозже, — ответил Бэйн. — Может быть, принесешь немного воды?

Стюрдевант ушел. Он вернулся с водой, которую принес в колпачке от термоса. Жадным глотком Бэйн осушил стаканчик, поливая воду на лицо и грудь. При этом у него был такой вид, словно он попробовал хорошего вина.