В поисках истины. Ученый и его школа - Коллектив авторов

Уже в этот период развития советской исторической науки возникли все предпосылки для расширения методологических подходов к определению сущности понятия «государство».

В реальной действительности был разыгран иной сценарий решения обозначенных противоречий: если феодальных отношений нет, а государство есть, то либо это другой общественный строй, либо бесклассовое государство. Принять такую логику рассуждений оказалось проще. Вновь становятся популярными идеи о новых формациях, межформационных периодах, сочетании различных моделей социальной организации и т. п. Специалист по античной истории В.И. Горемыкина находит рабовладельческую формацию в раннесредневековых государствах Восточной и Западной Европы, а крупнейший медиевист А.И. Неусыхин вводит понятие «варварское государство», которое описывает как бесклассовое [16]. В эти же годы М.А. Виткин высказал мнение о том, что и на Древнем Востоке образование государства предшествует появлению классов [17, 436].

Новый этап в разработке проблем характера древнерусского общества и государства связан с выходом целой серии монографических исследований И.Я. Фроянова. В них известный ленинградский ученый последовательно отстаивал демократический характер политических отношений в домонгольский период отечественной истории, что закономерно привело автора к созданию оригинальной и достаточно продуктивной концепции «городов-государств» Древней Руси, по своему общественно-историческому типу близких к афинскому полису [18].

Вместе с тем в методологическом отношении И.Я. Фроянову не удалось вырваться за пределы устоявшихся подходов к государству. Верно определив значительное влияние институтов традиционного славянского самоуправления на политические процессы Древней Руси, исследователь, видимо, осознавал, что подобная трактовка вступает в противоречие с феодально-классовой сущностью «аппарата насилия». Однако выход из ситуации ему виделся не в методологическом расширении понятия «государство», а в отрицании самого факта его возникновения. Возможно, что такая удивительная приверженность этого талантливого исследователя идее о кровнородственном характере славянской общины, которая, по его мнению, сохраняла свои архаичные черты вплоть до татаро-монгольского нашествия, целиком определена подобной логикой рассуждений. Справедливости ради, следует отметить, что для марксистской историографии вообще характерно игнорирование многообразия социальных проявлений и особенностей структурирования общества в догосударственный период. Уравнивание любых типов общин, независимо от стадий эволюции и характера общественных отношений, бесклассовым социальным содержанием не позволило И.Я. Фроянову разглядеть за фасадом пресловутого «коллективизма» кровнородственной общины ее глубоко эшелонированную, иерархичную социальную сущность. На ее плечах легко построить любое общественное и политическое неравенство, но никак не афинскую демократию. Пожалуй, только вышедшие на поверхность после распада Советского Союза традиции родового строя, возникшие еще в каменном веке и наглядно продемонстрировавшие свою беспрецедентную живучесть, в том числе и в современном «постинформационном обществе», заставляют по-новому взглянуть на то, что представляет собой «коллективизм» кровнородственной общины. Сконструированная же без учета типологических особенностей первичных форм социальной организации концепция И.Я. Фроянова не могла избежать внутренних противоречий, о чем выше уже было сказано.

К моменту «вхождения» А.Г. Кузьмина в круг основополагающих проблем древнерусской истории эти направления российской историографии продолжали доминировать в предметном пространстве науки. Их методологическое осмысление А.Г. Кузьмин осуществлял по мере накопления оригинального фактического материала. Большое значение имели сделанные ученым выводы о некоторых особенностях происхождения и социально-экономического уклада славян, составивших как бы эмпирическую базу его концепта.

Так, исследователь был убежден в том, что славянам изначально была присуща территориальная община. Следующее важное наблюдение А.Г. Кузьмина связано с археологически доказуемым отсутствием аллода в славянском обществе, что, по мнению историка, существенно отличало территориальную общину славян от германской общины-марки [19, 110–119]. Этот вывод решительно расходился не только с ортодоксальным марксизмом, но и западноевропейской, в основном позитивистской историографией. Вообще мысль о специфических чертах русской общины занимает заметное место в научном наследии А.Г. Кузьмина и является краеугольным камнем для формирования его концепции «Земли и Власти». Остановимся более подробно на истории изучения проблемы.

Первичные формы социальной организации европейских народов, образовавших средневековые государства Западной и Восточной Европы, традиционно являются объектом пристального внимания историков, этнологов и археологов. Благодаря работам Г.Л. Мауэра, Р.Л. Моргана, Ф. Энгельса, М.М. Ковалевского наметились основные подходы к оценке причин возникновения и особенностей эволюции первобытных общин вообще и германской общины в частности [20].

В советской медиевистике во многом под влиянием положений, выдвинутых Ф. Энгельсом, были подтверждены выводы, сделанные еще в XIX столетии: германская община в своем развитии прошла путь от кровнородственного союза до соседской общины марки [21]. Этот тезис настолько закрепился в науке, что на его устойчивость нисколько не повлияли имеющиеся расхождения в вопросах о времени вытеснения отношений кровного родства, об изначальности земельных переделов, о количестве возможных переходных форм, содержащиеся в трудах таких видных ученых, как С.Д. Сказкин, А.Р. Корсунский, А.И. Неусыхин и некоторых других [22, 99].

Подобная прочность исторической концепции относительно принципов структурирования западноевропейского общества не могла не повлиять на методологические подходы к исследованию общественных институтов восточных славян. Историография изучения древнерусской общины, несмотря на очевидное своеобразие последней, оказалась напрямую связана с принятыми в медиевистике принципами эволюции общины у германцев. При этом использовалась не только предложенная схема генезиса – от кровнородственного союза к территориальному, но и социальные проявления каждого отдельно взятого типа общины принимались как некий универсум. В результате выводы об уровне стадиального развития древнерусского общества варьировались в зависимости от того, удавалось ли найти некое соответствие в системе общинной организации славянства западноевропейскому «эталону» или нет [23].

Собственно историографические баталии развернулись вокруг двух вопросов: когда территориальная община вытеснила кровнородственную и сколько промежуточных звеньев при этом сменилось [24].

Систематизировать имеющиеся в науке взгляды достаточно сложно. Препятствует этому большое количество концептуальных «нюансов», незначительных на первый взгляд расхождений или иначе расставленных акцентов, присущих практически каждому исследованию. Учесть же весь спектр возможных разночтений не просто и профессионалу. А естественно возникающая в такой ситуации терминологическая неопределенность нередко ставит под сомнение и степень обоснованности общего вывода, сделанного тем или иным автором.

Как бесспорный факт в литературе утвердилось предположение, что в VI в. н. э. (то есть во время, когда в Восточной Европе археологами фиксируются первые славянские культуры, имеющие генетическую связь с последующими археологическими комплексами, известными на этой территории в более поздний период, вплоть до эпохи «Киевской Руси») у славян еще господствовали родовые отношения. Расхождения проявляются, как уже отмечалось, при определении времени перехода к соседской общине, а также количества переходных ступеней и их типологизации. С учетом сделанных оговорок можно выделить три основные точки зрения.

Долгое сохранение кровнородственных отношений в недрах славянского общества, не ушедших в прошлое даже в период «киевского» государства, отмечали Ю.В. Юшков, И.Я. Фроянов [25].

Переход к территориальным отношениям, непосредственно предшествовавший образованию государства, фиксировали Б.Д. Греков, М.Б. Свердлов, Б.А. Рыбаков, О.М. Рапов, Б.А. Тишков и др. [26]. При этом единства во взглядах на характер поземельных отношений внутри общины между перечисленными историками нет.

Наиболее сложно подобрать адекватное обозначение для «третьего пути», который, по мнению многих ученых, прошла по дорогам истории славянская община. Именно в этом случае приходится сталкиваться с определениями ее типа: патриархальная семья и соседская община одновременно, патронимия, сельская или земледельческая община, фратрия, большая и малая семья одновременно и даже соседско-родовая община – и это далеко не полный список встречающихся в литературе определений. Единственно объединяющим признаком для ученых этого направления может служить присущее им мнение о переходном состоянии общественных структур восточного славянства в VIII–IX вв. Наиболее значительные работы, развивающие гипотезу о «многоукладном» характере общественных структур славянского мира, принадлежат В.В. Мавродину, М.О. Косвену, Я.Н. Щапову, В.И. Горемыкиной, Л.В. Даниловой и некоторым другим [27].