Лекарство от колдовства - Мария Арслановна Мусина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю дорогу Филипп вспоминал о великом Сеченове. Как его выдающееся научное открытие, предопределившее пути развития физиологии нервной системы и создания научной психологии, гнобили различные мракобесы. Сеченов доказал еще в девятнадцатом веке, что в основе всяких психических явлений лежат физиологические процессы, которые могут быть изучены объективными методами. Рефлексы. И никакой мистики и загадок! К следователю Кузьмину Филипп явился вполне воодушевленным и успокоенным.
– Итак, – пророкотал следователь Кузьмин, – на чем мы остановились?
«А ведь мозг реагирует на галлюцинации точно так же, как на реально увиденное человеком, в мозгу те же процессы идут – и при галлюцинациях, и при действительных событиях. Я это видел своими глазами на энцефалограмме, – пронеслось в голове у Филиппа. – Чистый оксюморон».
– Что-что? – полюбопытствовал Кузьмин.
«Что? Опять? Я вслух разговариваю сам с собой?»
Кузьмин снова спрашивал, как Филипп оказался на Сельскохозяйственной улице в десять вечера. Филипп в который раз отвечал, что просто гулял.
– Так и запишем, – с угрозой проговорил Кузьмин, – «гулял». Так и запишем. И возле дома пять по Весенней улице гулял, и на месте убийства – гулял.
– Послушайте, – Филипп все же потерял самообладание, – вы бы лучше местных наркоманов потрясли.
– Вам что-то известно? – насторожился Кузьмин.
– Нет, – твердо сказал Филипп.
Следователь прищурился и с минуту внимательно рассматривал доктора.
– Вы мне врете, – наконец произнес задумчиво, – только я не могу понять, зачем? Мы ведь поймали тех наркоманов, со всеми уликами на кармане взяли. Филипп Алексеевич, зачем вы мне врете?
– Поймали – и хорошо. И чудненько. Я могу идти? Какие ко мне претензии?
– За дачу ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность согласно статье триста седьмой уголовного кодекса Российской Федерации.
– Какой смысл мне вам врать? – поежился Филипп.
– Ну, не знаю. Например, вы знали о готовившемся преступлении…
– Откуда?
– Например, вы его организатор.
– Чего?! – возмутился Филипп. – Вы с ума сошли? Я организовал двух наркоманов на убийство и грабеж?
– А откуда вы знаете, что их было двое, наркоманов? В глаза смотреть! – во всю глотку заорал Кузьмин.
Филипп даже рукой заслонился. Той, что не перевязана была. «Когда-нибудь кончится этот тяжелый день?»
– Что, день был тяжелый? – сочувственно спросил следователь.
«Избец котенку, – обреченно подумал доктор, – у меня – паранойя. Или еще хуже – шизофрения: я думаю вслух и не замечаю этого. Раздвоение сознания!»
– От следователя ничего нельзя скрыть. Я все равно докопаюсь, я упертый, упоротый даже, – Кузьмин внимательно вглядывался в Филиппа, а тот вдруг нервно задрожал и попросил воды.
– Благодарю, – зубы Филиппа стучали о край стакана.
– Ты пойми, мил человек, – ласково заговорил Кузьмин, – я ж к тебе со всей душой. Ты дочку мою спас. Представляешь, теща говорит – на секунду отвлеклась, а малая уже внизу плачет. Это все ты, ты ее спас. Вот пострадал, здоровьем рисковал. Что ж, думаешь, я тебя обижу? Да не в жисть не обижу. Но у меня рефлекс. Профессиональный! Я должен до правды докопаться. И поверь, я докопаюсь! Сопротивляться – бесполезно! А то вон, нервишки совсем расшатались у тебя. А тебе ведь еще лечить надо. Людей! Как будешь врачевать, когда самому медпомощь нужна?
Филипп чуть не плакал – так ему себя стало жалко. Он вдруг почувствовал себя одиноким-одиноким, беспомощным и слабым, никчемным и скуксившимся.
И решился: рассказал все. И о сгоревших детях, которых увидела Агния Прохорова, и об убийстве, которое она предсказала, и, конечно, о той беде, которая должна была случиться, но не случилась на Весенней улице в зеленом доме. Выложил все. И даже не следил за реакцией Кузьмина. Просто говорил, говорил, опустив глаза. А когда посмотрел, наконец, на следователя – понял: тот без усмешки его слушает – внимательно и сочувственно.
– Почему сразу все не рассказал?
– Ты бы посчитал меня сумасшедшим, – легко перешел на «ты» Филипп.
– С какой стати? – пожал плечами Марат.
– С такой стати, что так не бывает, – горячо заговорил Филипп, – это все противоречит здравому смыслу и абсолютно антинаучно – вот с какой стати.
– Не знаю, чему вас там в медицинском учат, а жизнь меня научила: бывает абсолютно все. Все, понимаешь. И я уже ничему не удивляюсь.
– И ты не считаешь меня сумасшедшим? – недоверчиво спросил Филипп.
– Ну, с придурью, конечно, интеллигентской, – Марат изобразил роденовского мыслителя, – это такие, знаешь, особенности, имеющие, наверное, отношение к психике, но…
– Дай мне слово: если ты вдруг увидишь, что я схожу с ума – ты мне скажешь об этом. Сначала – мне!
– Ну, хорошо, скажу.
– Обещаешь? И врачам меня не сдашь?
– Не сдам. А ты сам себя вылечишь? Ну, если что?
Филипп судорожно стал припоминать, кто из психиатров сам себя лечил. Но на ум пришел только эксперимент Розенхана[9] и хирург, который на зимовке в Антарктиде самостоятельно удалил себе воспаленный аппендикс. И еще вспомнил, что при захоронении старателя материалистических рефлексов Ивана Михайловича Сеченова его мощи оказались не тронуты тленом. И это, несомненно, не соответствовало никакому материализму. Но тогда люди еще и до квантовой физики не додумались. И даже Павлов еще не ввел термин «Высшая нервная деятельность». Так что открытия Сеченова – арифметика примитивная. С тех пор мир стал гораздо сложнее. Гораздо! Да, Бехтерев еще в психиатрической клинике лечился, дозанимался в студенчестве до галлюцинаций – вот и лечился.
– Я просто не знаю, что со всем этим делать, понимаешь? – в отчаянии выкрикнул Филипп.
– Да!
– Точно? Понимаешь?
– Да! – Марат широко перекрестился. – Вот тебе крест святой.
Филипп добрался до своей коморки уже за полночь. Отделение тихо спало, погруженное в тусклый дежурный свет.
Филипп сел к компьютеру, открыл письмо Аркадьева.
«Больная Овчинникова рассказывает о своих галлюцинациях спокойно. Галлюцинации стабильны, повторяющиеся, правдоподобные. Пациентка видит и последовательно, внятно излагает одни и те же картины. Чаще
