Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько

— Некогда, — с некоторым даже сожалением в голосе, как показалось Торопову, ответил Нойманн. — Поднимите его…

Торопова рывком поставили на ноги.

— Я последний раз задаю вопрос. — Нойманн смотрел в глаза Торопова в упор, с расстояния десяти-пятнадцати сантиметров. — Вы — сотрудник НКВД, заброшенный сюда через временные воронки?

— Я… Нет… — Все перед глазами Торопова плыло и туманилось. — Я — историк… литератор… и я… я прошу вас… прошу…

— Значит, мы можем констатировать, — спокойно сказал Нойманн, — что мы ошиблись и взяли человека, который ничего не знал о возможности временных переходов? Так?

— Да! — радостно выкрикнул Торопов. — Вы не того взяли! Я не знаю ничего о переходах во времени… Не знаю…

Краузе засмеялся.

— Что? — спросил Торопов.

— Не знал, историк. Не знал. Прошедшее время. А теперь — знаешь. Так ведь?

— Я ничего не знаю… Не знаю…

— Ну как же? Ты знаешь, что есть возможность путешествия во времени как минимум из тридцать девятого года в две тысячи двенадцатый. Иначе как бы мы сюда попали? — тихо произнес Краузе, наклоняясь к самому уху Торопова. — Ты знаешь — уже знаешь, — что мы работаем в этом вашем времени, изучили его… Ведь так? Откуда-то мы знаем о Сети, получили твою фотку с сайта, распечатали ее… Что это значит?

— Я ничего не знаю! Это ты говоришь… ты-ты-ты-ты… А я… — Торопов снова посмотрел на небо.

Теперь второй самолет тащил за собой белую линию по небосводу, и линия эта пересекала первую, уже почти растаявшую. Получался почти правильный крест. Крест на всем?

Ведь этот Краузе намекает… Даже не намекает, а говорит прямо, что Торопов теперь знает слишком много. Что Торопов может быть опасен для них, для их операции… И что Торопова теперь можно… нужно убрать…

Сволочи! Как вы сюда попали? Как? И что вы можете здесь делать? Это бред! Это невозможно! Они все подохли почти семьдесят лет назад. Их даже в плен не брали… Они просто не имеют права ему угрожать… Не имеют… И это значит, что это свои, просто притворяются. Переоделись и разыгрывают спектакль. Что с того, что у них есть форма и оружие? Любой мог надеть форму и купить макеты автомата и пистолетов в магазине — этого добра сейчас полно. И начать нести всякий вздор о путешествии во времени, будто содранный из очередной поделки о «попаданцах»… И…

— Сволочи! — теперь уже вслух выкрикнул Торопов. — Не притворяйтесь! Вы же никакие не немцы… не эсэсовцы! Вырядились… У вас же одежка — новье. Даже не обмятая толком. И сапоги, и ремни… Новодел нацепили! Автоматы ваши даже не поцарапаны и не потерты… Вы просто меня пугаете, сволочи! Пугаете! Отпустите меня, иначе все сядете! Все! Кто вас прислал? Кто? Эти, нацики? С этого…

От волнения и злости у Торопова из головы разом вылетели все названия враждебных сайтов. Он кричал, надсаживаясь, словно мог криком развеять наваждение, испугать этих подонков.

— Оставьте меня в покое! Если прямо сейчас вы меня отпустите, то я не стану обращаться в ми… полицию. — Торопов дернул плечами, наручники больно врезались в запястья. — Все закончится здесь и сейчас. Вы меня слышите? А если съемки этого попадут в Сеть, то вы сядете за похищение человека… Вы меня поняли? Поняли меня, уроды?!

— Да… — протянул Краузе. — Товарищ нам не верит…

— А ты бы поверил? — спросил Пауль. — Если бы тебя вот так…

— Я? Не знаю… — Краузе оглянулся на водителя и пожал плечами. — Наверное, нет…

— А что ты хочешь от него? Мы выяснили, что он не чекист, что несет всю эту большевистскую чушь не по заданию партии, а от чистого сердца… Все, тут от него пользы больше нет… — Пауль снял «шмайссер» с предохранителя и левой рукой передернул затвор. — Значит, нам нужно уходить. И оставлять его здесь нельзя…

Пауль говорил без угроз, слова произносил без эмоции, просто информировал всех присутствующих о реальном положении вещей. И это его спокойствие, деловитость его речи и рациональность его движений подействовали на Торопова сильнее, чем все, произошедшее этим утром.

Если с момента встречи с Нойманном и его командой Торопов просто боялся, тонул в ужасе, так до конца и не поверив в реальность происходящего, так и не сумев впустить в себя мысль о НАСТОЯЩЕСТИ всего происходящего, то вот теперь… только теперь, после слов Пауля, Торопов поверил окончательно.

Это — настоящие гестаповцы. И они на самом деле пришли сюда из тридцать девятого года, и у них не было задачи унизить или испугать Торопова. Им нужна была информация, и они ее получили. Они случайно взяли не того, ошиблись — с кем не бывает? Теперь им нужно уходить, скоро что-то откроется… Нужно уходить, и оставлять здесь человека, видевшего их, узнавшего о таких возможностях нацистской Германии… Нельзя здесь оставлять такого человека…

— Но мне ведь все равно никто не поверит… — простонал Торопов. — Даже если бы я стал рассказывать… я не стану, но даже если бы стал… Мне никто не поверит! Я…

Пауль медленно поднял автомат.

— Я прошу вас, господин штурмбаннфюрер… — прошептал Торопов. — Пожалуйста, господин штурмбаннфюрер… Я могу быть полезен. Я историк, я знаю… я помню… у меня хорошая память, я могу все рассказать вам… Вы ведь из тридцать девятого года? Вы сказали — из тридцать девятого. Из какого месяца? Из какого месяца, господин штурмбаннфюрер?!

Торопов сорвался на крик, на визг, ему было нужно, чтобы немец ответил, чтобы назвал месяц. Торопов много знал о той войне, многое помнил. Тридцать девятый год… Там многое могло произойти. Многое, что нужно изменить… Изменить время? Да черт с ним, со временем! Тут главное — выжить. Выжить…

— Из какого вы месяца? — Торопов заскулил. — Месяц, пожалуйста…

Нойманн положил руку на ствол автомата Пауля, опустил к земле.

— Из июля, а что?

— Из июля… — На потном, испачканном землей лице Торопова появилась улыбка.

Хвоинка, прилипшая к щеке, упала.

— В ноябре этого года… — Торопов закашлялся, но смог закончить фразу. — Восьмого ноября в Мюнхене… Будет празднование юбилея «пивного путча»…

— Чего? — с угрозой спросил Краузе.

— Восстания… Восстания. Празднование будет проходить в пивной «Бюргер»… «Бюргербройкеллер»… — Торопов с трудом выговорил название пивной, возблагодарив мысленно бога, что вообще его вспомнил. — Там на Гитлера… на фюрера будет произведено покушение… около десятка старых партийцев погибнет, шестьдесят человек будет ранено… если фюрер там задержится, то погибнет… он…

— Врешь, — сказал Краузе.

— Я не вру… не вру… Я хочу помочь… вам… Великой Германии… я хочу… я могу помочь… Фюрер ведь обычно долго выступает…

— И он что — погиб в тридцать девятом? — спросил Нойманн. — Тогда, восьмого ноября в том подвале?

У Торопова был соблазн… О, какой был соблазн у Торопова сказать, что да, что погиб фюрер (Торопова не удивило, что даже мысленно он называет Гитлера фюрером, и нет в этом наименовании для него ни обычной иронии, ни насмешки). Сказать, что бомба, те десять килограммов взрывчатки рванули, когда фюрер стоял на трибуне, что замысел Георга Эльзера сработал… А потом, когда немцы смогут проверить, свалить все на изменение во времени и истории. Мол, Торопов предупредил, и то самое чудо, о котором писали в статьях и книгах, произошло именно благодаря ему, и фюрер не случайно был краток в тот вечер и покинул собрание за тринадцать минут до взрыва…

И Торопов почти решился соврать, но… В самый последний момент. В самый последний момент он вдруг сообразил, что тогда его потенциальная ценность как источника информации для немцев будет сведена к нулю. Он просто не может знать новой истории, той, что будет происходить после спасения Адольфа Гитлера. Не может…

— Его спасло чудо, — облизав губы, выдавил из себя Торопов. — Он ушел за тринадцать минут до взрыва.

— Чудо! — засмеялся Краузе. — А ты на чудо не тянешь. Ты — просто испуганный человечек.

— А никто так и не понял, почему фюрер так быстро тогда закончил речь. Может, это благодаря тому, что я вас сейчас предупредил, а вы предупредили его? — Голос дрожал, но логическое построение Торопов возводил четко. — Если бы я вас не предупредил, то…

Краузе оглянулся на Нойманна, улыбка застыла на его лице. Медленно гасла.

— Врет? — с надеждой в голосе спросил Краузе у штурмбаннфюрера. — Ведь врет же?

Нойманн прищурился, рассматривая Торопова. Медленно сунул руку в карман плаща, достал «парабеллум».

— Я вам правду говорю! — крикнул Торопов в ужасе. — Правду! И еще нужно, чтобы фюрер изменил маршрут от своей машины к пивной, на старом его будет поджидать Морис Баво с пистолетом…

— Ну да, — кивнул Краузе, — Баво, да еще Морис, — типично немецкое имя…

Нойманн снял пистолет с предохранителя.

— Он из Лозанны… Он… Это правда! Передайте фюреру, чтобы он изменил маршрут следования… — Торопов ударился затылком о ствол сосны. Еще раз. Ему хотелось жить. О, как ему хотелось жить! Пусть даже ценой изменения истории, ценой уничтожения всего, что окружало его с самого рождения.