Восхождение к власти: Падение «ангелов» - Степан Витальевич Кирнос

– Да, господин император, – инспектор пытается не смотреть в глаза Канцлеру, всё время уводя взгляд от его пронзительного взора. – Мне нужно сейчас собрать моих оперативников, чтобы разобрать с ними ситуацию вокруг расследования пропажи средств из банков Рейха накануне восстания.

– Хорошо, – поднялся Канцлер и все вместе с ним. – Мы удалимся на балкон, если вы не против; император сделал шаг в сторону небольшой белой дверцы, пока в кабинет заходили люди, которых Данте не видел.

Уходя на балкон, Данте слышал, как инспектор раздаёт приказы в своих полномочиях:

– Мне нужны данные на генеральных директоров и учредителей банковских организаций, не являющихся государственными. Соберите всё о них и пробейте, кто мог бы быть заинтересован в восстании. С них мы начнём в первую очередь.

Данте, на мгновение обернувшись, увидел людей, одетых почти так же, как и охранников повелителя, которые смотрят на экран, с которого инспектор демонстрирует возможную схему, как Фемистокл сначала подкупил учредителей банков, их работников и потом парализовал медленно финансовую систему на территории Балкан, а затем вывел все средства со счетов и взломал ячейки с накоплениями.

– Мне нужно собрать так же все сведения, которые касались бы возможностью связи между этими лицами и другими странами ближнего востока. Я готов предположить, что Фемистокл использовал деньги Империи, чтобы оплатить помощь союзников.

Данте и канцлер вышли на балкон, который оказался простым, бетонным продолжением строения. Валерон почувствовал, как его лицо слегка обдувается ветром, как свежесть вечера была приятой, если бы эмоции дали о себе в нём знать.

– Данте.

– Да, господин Канцлер, – поднял голову Валерон.

– Ты видел, к чему всё привел недостаточный контроль, но всё же, я знаю, что можно дать немного свободы тем, кто ею сможет мудро распорядиться, – Канцлер не смотря на Данте продолжает говорить, а взгляд его блуждает среди домов. – Всё меняется, сын, ещё семьдесят лет назад мир лежал в руинах, ещё не так давно от Лиссабона до Владивостока горели кострища бесконечных воин, в сотни, если не тысячи группировок боролись за власть, государства рассыпались или возникали одно за другим. Но знай, пришёл новый порядок, и я всё отдам, чтобы он сохранился, чтобы старые догмы того, морально-распущенного мира сгорели в огне.

– А как же Либеральная Капиталистическая Республика и Директория Коммун? Они явно не поддержат ваших идей.

– Это так, они пока служат нашей общей цели – поддержание континентального порядка, но знай, и их время придёт, – зловеще говорит Канцлер и холодный порывистый ветер подхватил его волосы, словно бы в так всё крепнущему голосу. – Придёт время, и Господь сокрушит их мышцей Своей, а их земли станут нашими. Польша и Россия нас в этом поддержат.

– У вас есть какой-то план?

– Данте, я хочу объединить все оставшиеся ордена в один, хочу создать не просто государственную службу или министерство, а тех, кто будет стоять вне системы, тех, кто будет выше закона ради великой цели. Они станут самыми лучшими среди всех, преданными не просто государю, но великой цели порядка и стабильности. Железная воля, броня веры и клинок холодного расчёта станут их орудиями, у них не будет пороков, а верность их станет непререкаема. Они станут теми, кто даже пойдёт против Рейха, если тот встанет на путь ложный и гибельный, – голос Канцлера не дрожал, его холодное сердце выдаёт только мерный крепкий голос. – Я хочу, чтобы ты – Данте, возглавил то, что станет единым орденом. Ты пошёл в огонь войны ради своих идеалов, да и кто другой сможет взять на себя такую роль? Практически все офицеры орденов мертвы, а выжившие на реабилитации и только ты в строю. Решайся Данте, но знай, что твоя история может повториться с кем угодно, ибо у государства, в котором на душах людей шрамы прошлого, может появится не один внутренний враг.

Данте пустился в короткие размышления, но внутреннего конфликта нет, ибо он полностью согласен с Канцлером, с его идеей всеобщего подчинения. И пусть, что скажут – Рейх оплот нового тоталитаризма, что новый Рейх, это тюрьма и «большой брат». Ради новой стабильности, нового европейского порядка, ради того, чтобы не случилось больше ничьего горя, он соглашается, чувствуя, как в его душе какой-то осколок больно «ткнул в сердце».

– Хорошо, – хладно соглашается Данте. – Я с вами до конца.

– Прибудь через неделю в мою крепость у Альп, там на Государственный Конгресс соберутся все представители Департаментов Власти[9] страны для подписания всех новых документов. Подпишем и Пакт «слезы и крови», – хладно произнёс Канцлер. – А теперь уходим отсюда. Нас ждёт новый Рейх.

В памяти Валерона внезапно возникли обрывистые фрагменты, осколки воспоминаний, того, что происходило после того, как ему вкололи транквилизатор, и он утонул в «приливе льда». Сначала он предстал перед теми, с кем воевал – Комаров, О’Прайс и Вергилий, но появился он для них, как призрак, лишённый эмоций, тень прежнего Данте. Им повезло выжить, ибо их теснили уже в тот момент, когда Греческая Амфиктиония сдалась. А если она пала, но тем более её союзникам болью нечего делать и они, свернув всё своё воинство, двинулись прочь от территорий Империи. Они встретились там, на улице, и впервые он смотрел на них без надежды, без радости… как на статуи.

«Я сделал всё, что мог», – начал с повинностью О’Прайс. В ответ Данте подтвердил железное намерение выполнить своё обещание и попрощавшись, они расстались. Вот так вот… без всяких долгих разговоров и прощаний, стараясь как можно закрыть книгу этого конфликта. Только Комаров высказал надежду на то, что они скоро встретятся.

А в самом конце, когда он ехал через полевые лазареты, то встретился с той, которая смогла переломить ход войны и была оправдана военным трибуналом – Элизабет. Он помнил из своей прошлой жизни, что Сериль с ней конфликтовала, из докладов знал, что эта девушка стала предательницей, а теперь он, капитан, склонившись над её израненным телом, сверлил пристальным взглядом. Почему она предала новую родину? – спрашивал себя Данте, но ответа не находил. Они ведь столько провели времени в конфликтах с Сериль, а теперь она заступилась за то, что было дорого его жене.

Оторвавшись от воспоминаний и заметив себя идущим по коридорам, Данте задумался. Греческий Союз просуществовал чуть больше четырёх дней, создал форсированными темпами новую власть, но жертвами этого безумного мятежа стало больше нескольких десятков тысяч человек и ещё миллионы обречены долгие лета находится под усиленным надзором имперских структур. Сам Фемистокл сделал Союз таким.