Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время действия последней главы романа — январь 1919 года.
Напомним, что декретом Совнаркома РСФСР от 16 декабря 1917 года «Об уравнении всех военнослужащих в правах» были «упразднены все существовавшие до отмены знаки различия и знаки отличия. Все военные стали называться тогда солдатами революционной армии»[767].
Была достигнута, таким образом, ситуация tabula rasa.
И знак красной звезды стал первым, который был на ней написан (вот почему Шервинского, о нем рассказывающего, в романе «Белая гвардия» слушают, «открыв рот»).
Знаками различия в российской армии были звездочки на офицерских погонах (до 1855 года на эполетах) — также пятиконечные, но золотые. Сложный пучок значений звезды — от той путеводной, по которой правили древневосточные мореплаватели, до путеводной же рождественской — мог легко оживать при желании и в этих звездочках[768].
Многие знаки отличия также имели форму звезды — обыкновенно лучистой (один из двух орденов Св. апостола Андрея Первозванного и др.). И, что не менее важно, имели обычно две сопутствующие формы — звезда и крест (например, звезда и крест ордена Св. Анны и Св. Святослава).
Красная звезда, введенная как нагрудный знак 19 апреля 1918 года, получила, в сущности, значение давней кокарды (введенной в России в 1730 г. под названием банта или полевого знака) — она сменила в определенном смысле красный бант февральской революции[769]. К знакам различия она отношения не имела.
После перехода от добровольного принципа комплектования Красной Армии к всеобщей мобилизации «из-за невозможности отличить командиров от рядовых солдат участились случаи невыполнения приказов и распоряжений начальников»[770], и во избежание этого 16 января 1919 года Реввоенсоветом были введены нарукавные повязки и нарукавные знаки различия, причем в каждом таком знаке участвовала пятиконечная красная звезда.
За полгода до этого (28 июля 1918 года) была введена кокарда для ношения на головных уборах военнослужащих Красной Армии. Она представляла собой красную эмалевую звезду с несколько скругленными, напоминающими лепестки, лучами с золотой окантовкой, с золотыми же плугом и молотом в центре[771]. Только четыре года спустя приказом Реввоенсовета от 13 апреля 1922 года плуг и молот были заменены эмблемой «серп и молот» (лучам же была придана прямолинейная форма; позже углы лучей были сделаны более острыми).
Вскоре после рассказа Шервинского в «Белой гвардии» идет следующее описание: «Когда в полночь Турбин возвращался домой, был хрустальный мороз. Небо висело твердое, громадное, и звезды на нем были натисканы красные, пятиконечные. Громаднее всех и всех живее — Марс. Но доктор не смотрел на звезды»[772].
Так Марс, уже названный в романе «зловещим» и «красным», прямо соотнесен с «красными пятиконечными» звездами, заместившими прежние, вечные звезды. Так готовится представление о новом небе.
В современном справочнике красная пятиконечная звезда описывается следующим образом: «одна из первых советских эмблем, возникшая в период весны — осени 1918 года как эмблема регулярной Красной Армии. Выбор этой эмблемы для РККА объяснялся следующими причинами. Во-первых, ее форма представляла собой пентаграмму (т. е. древнейший символ оберега, обороны, охраны, безопасности). Во-вторых, красный цвет символизировал революцию, революционное войско. В-третьих, само понятие звезды как символа стремления к высоким идеалам также имело значение при выборе этой эмблемы. Предложила эмблему Военная коллегия по организации Красной Армии, в частности фактическим создателем этой эмблемы для Красной Армии был К. Еремеев — первый советский командующий войсками Петроградского военного округа, председатель Комиссии по формированию РККА»[773].
Не беремся оспаривать возможное «фактическое» участие К. Еремеева, но инициирующая роль принадлежала, видимо, другим лицам; их установление относится к компетенции историков Гражданской войны и может представлять немалый интерес. Ясно одно: выбрана была такая эмблема, которая тут же стала символом, значение которого, конечно, вышло за пределы «регулярной Красной Армии». С 1923 года пятиконечная звезда стала использоваться в гербе СССР «в качестве бэджа — как фигурное дополнение к девизу „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“»[774]
Формирование этого символического значения зафиксировано автором романа «Белая гвардия», по-видимому рано оценившим удачность выбора, сделанного большевиками, и в то же время (а может быть, именно потому) вступившего с ними в дискуссию на эту тему непосредственно на страницах романа.
Как мы стремились показать в нескольких работах, по многим произведениям Булгакова 20-х годов пройдет разделение ночного зримого мира на три разных источника света, по-разному соотнесенных с человеком. Электрический (голубой, голубоватый) фонарь с его холодным светом, действующий «заодно» с морозом и враждебный человеку, неизменно выступает как безучастный свидетель (или материальный пособник) убийства. Расположенные обычно ниже его в пространстве живые огни жилья (желтые, желтенькие; мигающие, меняющиеся в размерах), близкие человеку, обещают ему тепло и спасенье (или напоминают о них). Наконец, звезды, к которым человек возводит взор, ища спасения, и значение которых зависит от характера веры и надежды взирающего на них.
В романе «Белая гвардия» редакции 1925 года, недопечатанный финал которой только недавно был обнаружен[775] и опубликован[776], есть описание часового, которое осталось почти неизменным вплоть до поздней печатной редакции 1929 года: «Человек искал хоть какого-нибудь огня и нигде не находил его, стиснув зубы, потеряв надежду согреть пальцы ног, шевеля ими, неуклонно рвался взором к звездам. Удобнее всего ему было смотреть на звезду Венеру, сияющую в небе впереди над Слободкой. И он смотрел на нее. От его глаз шел на миллионы верст взгляд и не упускал ни на минуту красноватой живой звезды. Она сжималась и расширялась, явно жила и была пятиконечная. Изредка, истомившись, человек опускал винтовку прикладом в снег, остановившись, мгновенно и прозрачно засыпал. Черная стена[777] бронепоезда не уходила из этого сна, и не уходили и некоторые звуки со станции. Но к ним присоединялись новые. Вырастал во сне небосвод невиданный… Весь красный, сверкающий и весь одетый Венерами в их живом сверкании. Душа человека мгновенно наполнялась счастьем. <…> Вперед-назад. Исчезал небосвод, исчезал, опять одевало весь морозный мир шелком неба, продырявленного черным и губительным хоботом орудия. Играла Венера красноватая, а от голубой луны фонаря поблескивала на груди человека ответная звезда. Она была маленькая и тоже пятиконечная»[778] (курсив наш. — М. Ч.).
Так «звезда» на груди часового, постоянно (начиная с редакции 1924 года и вплоть до первого печатного текста финала в редакции 1929 года) и многозначительно описываемая автором как «ответная» по отношению к свету фонаря (в художественном мире Булгакова в буквальном смысле слова убийственному, в отличие от спасительных огней жилья), в восприятии самого часового находит родственный себе отклик среди звезд небесных. Там





