Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма - Терри Мори

«Да, Джек, – мрачно подумал я. – Преданный ты наш, идеалистичный сукин сын. Дело действительно двигалось к развязке. Все близится к развязке…»

Словно еще не отойдя от прошлогоднего похмелья, 1981-й начался на мрачной ноте. Пока «Утренний поезд» Шины Истон штурмовал вершины чартов [141], по рельсам с грохотом катился еще один тяжелый состав. Это была так называемая официальная книга о Сыне Сэма, в которой Берковиц изображался психом-одиночкой. Все участники расследования прекрасно понимали, что книга, даже при всей ее неточности, могла повлиять на восприятие дела общественностью и существенно затруднить и без того непростое установление реальных фактов. К счастью, мы смогли компенсировать влияние этой публикации.

Ведущая ток-шоу на нью-йоркском радио «Дабл-ю-эм-си-эй» Кэнди Джонс позвала на эфир автора Лоуренса Клауснера и меня. Из этой программы слушатели, включая издателей Клауснера, узнали, что он даже не брал интервью у большинства ключевых участников дела, в том числе у Сесилии Дэвис и Берковица. И хотя Клауснер то и дело пытался заткнуть меня массой абсолютнейших глупостей, я воздержался от раскрытия содержания писем Берковица, которые в два счета сдули бы весь его соломенный домик. Впрочем, этот момент был уже близок.

После программы я по секрету рассказал Кэнди, что грядет нечто грандиозное, и она пригласила меня снова принять участие в шоу, когда настанет время. Так мы положили начало сотрудничеству, приведшему к еще четырем интервью в ее эфире.

Примерно в то же время Фрэнк Энтони, напористый продюсер программы «Что происходит, Америка?», телешоу новостного формата, которое вела сценаристка и бывшая комментатор «60 минут» Шена Александер, попросил меня сделать для «ЧПА» тридцатиминутный сюжет о расследовании заговора.

Тем временем Берковиц не предпринимал абсолютно никаких действий. В конце концов я написал ему, что, если он не возобновит помощь следствию, я буду вынужден обнародовать его участие – секрет, который я хранил на протяжении шестнадцати месяцев. Ответа не последовало. Положение было сложным. Я понимал, что стоит мне оступиться, и моим доверительным отношениям с Берковицем придет конец.

Но я также понимал, насколько важно как можно лучше опровергнуть тезис Клауснера о «психе-одиночке». Кроме того, общественность заслуживала знать, что происходит. Я придерживал информацию в надежде, что Берковиц пойдет нам навстречу, чтобы помочь раскрыть дело, однако он этого не сделал. Хранить молчание и дальше смысла не было.

Я собирался забить гол сразу на двух полях. Уже больше двух лет я работал с газетами «Ганнетт» и не собирался отказываться от этого союзника ради телевидения. В итоге мы договорились, что «Ганнетт» опубликует материал 19 марта, а «ЧПА» выпустит свой расширенный сюжет двумя вечерами позже.

Все было готово, но следовало предупредить Берковица о том, что должно произойти.

В письме я сообщил ему, что из-за его нежелания нам помочь планирую обнародовать кое-какую, но не всю, предоставленную им информацию, а также сведения, подтверждающие его слова. Я упомянул, что в материале отдельно оговорено, что он не сотрудничает со следователями Сантуччи.

К сожалению, газета «Нью-Йорк дейли ньюс» совершила глупую ошибку и до момента выхода шоу опубликовала статью, в которой говорилось, что Берковица допрашивали в камере. Автор материала предположил, что Берковиц обвинил полицию в сокрытии улик – чего он в действительности не делал. На самом деле он говорил, что понимает, почему на фоне поднявшейся тогда истерии следователи упустили из виду или проигнорировали важные улики. Если сокрытие и имело место, он винил не полицию.

К тому же его никогда не допрашивали в камере. Ошибки стали результатом «испорченного телефона» между «Ньюс» и кем-то из участников съемочной группы шоу. Берковиц получил мое письмо раньше, чем до него дошла та статья. Он ответил:

Только что получил ваше письмо от 16.03, почтограмму от Дениз и еще одну от «Нью-Йорк пост», а также письмо от своего опекуна. Все они, включая вас, упоминают программу, которая выйдет в эфир 21.03.

На данный момент я не знаю, что сказать, и очень переживаю из-за всего этого. Так долго все было тихо, и, думаю, книга Клауснера не стала такой уж успешной. А теперь это. Я отметил, что вы в своем письме заявили, что вам совершенно ясно, что я отказываюсь сотрудничать. Однако в обеих почтограммах говорится, что я сообщил о существовании культа и сообщников. Это прямо противоположно тому, о чем вы говорите в письме. [В действительности дело обстояло иначе. Я написал о нашем намерении объявить, что Берковиц отказался сотрудничать с властями; это не означает, что он вообще не давал никаких комментариев.]

Мори, я не могу помешать вам продолжать это расследование. Я не могу помешать вам обнародовать ваши выводы. <…> Как я уже говорил, что бы вы ни предприняли, это ваше дело. Но помните, что я нахожусь в уязвимом положении. Тюрьма – непредсказуемое место, где жизнь человека зависит от его репутации. И раз уж я, скорее всего, пробуду здесь довольно долго, то не хочу терять занятых позиций.

Помогут ли ваши доводы вновь открыть дело или нет, это уже другой вопрос. [Дело было открыто, но поскольку Берковиц в последнее время не получал никакой информации, он ошибочно решил, что Сантуччи отступил.] <…> Я уже целую вечность не слышал ничего ни о Пьенчаке, ни о Ли Чейз. Если они что-то замышляют, мне об этом ничего не известно. Кстати, мы с Ли разошлись довольно давно. Думаю, мы по-прежнему друзья.

В заключение: Дениз будет смотреть эту программу и делать заметки. Если там будет что-то способное причинить мне вред, я об этом узнаю.

С уважением,

Дэвид Берковиц

И снова, несмотря на свое беспокойство, Берковиц не стал ничего опровергать. Два дня спустя, после получения вырезки из «Дейли ньюс», его страх возрос, а вместе с этим изменился и тон. И даже тогда он не сделал ни малейшей попытки отказаться от собственных слов. Между строк его краткого письма можно было прочесть о многом:

Только что получил статью из «Дейли ньюс»: «Сын Сэма в телешоу: я действовал не один». Ох, Мори, право, как же вы можете быть глупы. Стоит вам создать впечатление, что я сказал то или это, и публика останется глуха к вам.

Общество считает, что любой преступник – мошенник. Если отъявленный преступник заявит, что он не делал того или иного, эффект будет нулевым. Народ решит, что я говорю все это лишь для того, чтобы смягчить приговор и отвлечь от себя внимание. Конечно, это неправда, но у людей другая точка зрения.

В статье «Ньюс» говорится, что я вел беседы у себя в камере и обвиняю полицию в сокрытии улик. Нет, это говорили вы! Очевидно, вы вложили в мои уста много лишних слов. Вы также создаете впечатление, что я испытываю горечь по поводу того, что мне никто не верит, и отчаянно настаиваю на возобновлении дела. Это не так.

Искренне ваш,

Дэвид Берковиц

Никаких слов в уста Берковица я не вкладывал, но ошибки в газетной статье его расстроили. Даже тогда он не стал опровергать существование заговора. И поскольку я и сам понимал, насколько сложно будет людям ему поверить, мы собирались подтвердить заявления в его письмах доказательствами. Берковиц, однако, об этом не знал. Все, на чем он основывал свои суждения, – это вырезка статьи, хоть и написанной из лучших побуждений, но полной неточностей.

Тем временем подруга Берковица Дениз позвонила мне от его имени и попросила придерживаться фактов, чтобы не подвергать его опасности. С ним обойдутся по справедливости, заверил ее я и попросил отправить ему почтограмму, где говорилось бы, что я гарантирую: написанное в газетной статье далеко от истинного содержания программы. Я также настоятельно призвал ее побудить Берковица определиться с сотрудничеством, раз и навсегда.