Тайна России - Назаров Михаил Викторович

Да, грехи, начиная с церковного раскола и особенно с петровских реформ, сыграли свою огромную роль, — но эти грехи, как показано выше, были совсем иными, чем полагают масонские и марксистские историки. Лишь в сравнении с нашим высоким призванием и лишь перед Божиим взором наши грехи сказывались в нашей истории сильнее, чем у других. Социальных же язв русская монархия имела гораздо меньше, чем Запад, и вообще Россия была нравственно гораздо здоровее. Достаточно указать на русскую литературу, отличавшуюся от всех других и по-христиански откровенным осуждением (с преувеличениями) грехов своего народа, и тем, что в ней тайно (и притягательно для окружающего мира) светился народный идеал Святой Руси.

Материальное же развитие страны в начале XX в. можно назвать небывалым взлетом, особенно после столыпинских реформ, давших возможность активной части крестьянства заселить необжитые российские пространства и завалить Европу продовольствием; экономический рост не прерывался даже в годы Мировой войны. Беспримерный рост населения с 139 миллионов человек в 1902 г. до 175 миллионов в 1913 г. поставил Россию на третье место в мире после Китая (365 млн.) и Индии (316 млн.). Известный французский экономист Э. Тэри прогнозировал: "население России к 1948 г. будет (около 344 млн. человек) выше, чем общее население пяти других больших европейских стран"; "если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1910 и 1912, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении" (Тэри Э. "Россия в 1914 г. Париж, 1986).

Военное могущество России также неуклонно росло и ее цель в Мировой войне была вполне реальна: обретение Константинополя и проливов, что было обещано ей и западными союзниками по Антанте. Это открывало возможность продвижения к святыням Иерусалима, всегда привлекавшим множество русских паломников, которым ничего не стоило заселить Палестину; для этого митрополит Антоний (Храповицкий) мечтал протянуть туда железную дорогу. В эти годы вновь вспомнились древние пророчества об освобождении русскими Царьграда от агарян; уже готовили и крест для Св. Софии…

Однако Бог не допустил столь близкого материального торжества Третьего Рима, потому что к тому времени Россия все больше утрачивала необходимое для этого духовное качество, теряя оправдание своего бытия перед Богом. Значительная часть государственной бюрократии видела в Константинополе лишь стратегически важные проливы (см.: Бубнов А. "В царской Ставке", Нью-Йорк, 1955)… О нравственном упадке общества и об опасности новых нехристианских идеалов не уставал говорить в проповедях св. Иоанн Кронштадтский:

"Вера слову истины. Слову Божию исчезла и заменена верою в разум человеческий; печать… изолгалась — для нее не стало ничего святого и досточтимого, кроме своего лукавого пера, нередко пропитанного ядом клеветы и насмешки, не стало повиновения детей родителям, учащихся — учащим и самих учащих — подлежащим властям; браки поруганы; семейная жизнь разлагается…Не стало у интеллигенции любви к родине, и они готовы продать ее инородцам…; нравов христианских нет, всюду безнравственность; настал, в прямую противоположность Евангелию, культ природы, культ страстей плотских, полное неудержимое распутство с пьянством… Правды нигде не стало, и Отечество на краю гибели… (слово на Благовещение 25 марта 1906 г.).

И хотя в последнем Государе "показана была нам органическая возможность слияния воедино Великой России и Святой Руси", — писал архимандрит Константин, — даже такой Царь уже был бессилен что-либо изменить, поскольку оказался «ненужным» для ведущего слоя, возжаждавшего политических «прав» и «свобод». Ненужным оказался удерживающий Помазанник Божий…

Он не находил достаточного понимания даже в среде высшего духовенства — почему и откладывалось восстановление Патриаршества (поскольку и это важное дело оседлали либералы, грозившие «демократической» церковной смутой). Духовное состояние России в Феврале более всего характеризуется именно поведением церковных иерархов: как просто они, за немногими исключениями, перестали поминать Помазанника Божия, вычеркнули его имя из богослужебных книг, не вспомнили даже о клятвопреступлении, освободив армию и народ от присяги законному Царю и благословив Временное правительство заговорщиков, как мы теперь знаем, масонское, в чем особо страшная символика февральского греха… Так даже Синод перестал сознавать духовный смысл православного самодержавия; Поместный Собор 1917–1918 гг. тоже не выступил в защиту арестованной Царской семьи…

Именно такое легкомысленно-слепое отношение ведущего слоя нашего народа к религиозной сути самодержавия, бурное развитие капиталистического духа (этому отчасти служили и столыпинские реформы, разрушавшие общинные традиции) и стремление интеллигенции уподобиться апостасийному Западу, стать «цивилизованной» страной "как все" — стали причиной краха, как бы в назидание подчеркнувшего бренность земного преуспеяния…

В который раз мы видим: то, что в земной истории временно прощается Западу и даже служит его материальному процветанию, не прощается России. У Бога с нее всегда особый спрос… Таким образом, наша православная монархическая государственность пала в феврале 1917 г. не потому, что "изжила себя", а потому, что ведущий слой нашего народа перестал понимать и ее суть, и обманные посулы ее врагов. (Заметим, что союзники России не собирались выполнять свое обещание о Константинополе и заранее попытались сами, не считаясь с огромными потерями, занять проливы, чтобы предотвратить там русский десант, а затем подтолкнули русское масонство на Февральскую революцию; Святая земля в том же 1917 г. была отдана Антантой для создания "еврейского национального очага"…)

По этой же причине потерпело неудачу и Белое движение, наивно надеявшееся на помощь союзников по Антанте. Впрочем, в 1919 г. оно было близко к успеху, но полагалось лишь на силу оружия и еще не рассмотрело духовного масштаба своей задачи. Только в 1922 г. Земский Собор во Владивостоке провозгласил целью восстановление законной монархии, когда гражданская война была уже проиграна…

С падением православной монархии, казалось, Россия и весь мир подошли к последним временам. В этом можно видеть и последнее звено в описанной ucmopuoсофской цепи своеволия людей: уже и православная Россия, оплот Истины, пала в результате гордыни и заговора обольщенной интеллигенции при попустительстве обманутого ею, распропагандированного на новую смуту, простодушного народа. Но поскольку Россия особая страна в Божием замысле, то и революция в ней приобрела необычные черты и дала незапланированные антихристианскими силами результаты, отодвинув, казалось, уже неминуемый конец истории.

Необычность проявилась уже в том, что антимонархическая революция в России не ограничилась «умеренным» буржуазным Февралем (как это было типично для буржуазных революций на Западе). Масонский Февраль, духовно и психологически чуждый русскому духу, привел лишь к хаосу и своему логичному продолжению в виде Октября. Большевизм же стал обманно эксплуатировать в своих целях наряду с худшими также и лучшие свойства русского характера: чувство справедливости (отсюда благоприятная почва для «научного» коммунистического "рая на земле"), неотмирность (отсюда иное, чем на Западе, отношение к собственности и к богатству), нравственный максимализм (который остается и тогда, когда абсолютизируется нечто ошибочное), соборность (на которой паразитировал тоталитаризм), жертвенность служения и смирение (отсюда и знаменитое русское долготерпение).

Так в большевизме "тайна беззакония", приноравливаясь к особенностям русского народа, выступила не в виде равнодушного пренебрежения Истиной, как на Западе, а в виде подмены Истины ложью в привычных русских психологических рамках, побуждая народ к жертвенному служению ей под лозунгом не мещанского счастья (на это русских увлечь было трудно), а освобождения всего мира от социального зла. В этом была одна из причин победы большевизма. Но в этом же таилась и причина его неминуемого поражения, поскольку подменять Истину ложью долго было невозможно.