Тихий городок - Андрей Серба

Неожиданный телефонный вызов в Анкару к послу фон Папену не на шутку встревожил Штендера. Тон, которым говорил с ним шеф турецкой резидентуры абвера майор Зауэр, не предвещал ничего хорошего. Корреспондент агентства ДНБ терялся в догадках. Что произошло? Судя по информации, регулярно поступавшей к Штендеру из тюрьмы, Мирзоев вел себя на следствии точно по инструкции. Скоро ожидалось начало процесса — завершение удачно разработанной и проведенной операции.

После визита в министерство иностранных дел Турции фон Папен пребывал в весьма скверном настроении. Он едва кивнул вошедшему Штендеру, а сидевший в углу майор Зауэр вообще демонстративно отвернулся к окну.

— Вы утверждали, что для акции с генералом Осман-пашой подобрали надежного исполнителя, — без предисловия начал посол.

— Так точно, экселенц. Я докладывал вам, что…

— Ваш хваленый Мирзоев оказался жалким слюнтяем! — визгливым старческим голосом вдруг закричал Папен. — Он все выложил туркам, не забыв упомянуть и вас.

— Исключено, экселенц, это какое-то недоразумение. По моим сведениям, он точно выполняет инструкцию…

— Исключено? — посол смерил абверовца уничтожающим взглядом. — Исключено, чтобы вам впредь хоть раз доверили ответственное задание. Турки предъявили азербайджанцу показания вашего бывшего каваса, и этот идиот тут же во всем признался. Они его сгноят в тюрьме, и поделом, но операция сорвана бесповоротно.

Штендер даже не пытался оправдаться. Для него в Турции все кончено. Но хитрый дипломат, оказывается, был намерен заставить его расхлебывать заварившуюся кашу.

— Используйте ваши связи, чтобы в газеты больше не проникло ни слова о Мирзоеве. Турки не исключают этого, поскольку кое-какие слухи уже поползли по городу.

— К сожалению, экселенц, слухи на Востоке расползаются быстрее, чем публикуются газетные опровержения, — с горькой иронией ответил Штендер.

И без того длинное лицо Папена вытянулось. Глаза под нависшими бровями грозно сверкнули:

— Меня это не касается. Азербайджанец должен быть обезврежен. Или надо учить, как это сделать? И ещё учтите: за неделю до вашего отъезда майор Зауэр лично проинструктирует группу диверсантов, которую вы готовите. Если они окажутся обыкновенным дерьмом, боюсь, что вами займется оберштурмбанфюрер Мойзиш…

Результаты рекогносцировки, проведенной Цвиклинским в Бебеке на следующий день после встречи со Шнелем, оказались малоутешительными. Фактически это был даже не пригород, а бывшая деревня, застроенная богатыми загородными домами. Чуть в стороне, на вершине холма, белели здания Роберт-колледжа, который открыли американцы лет восемьдесят назад. Дальше на берегу Босфора вздымались огромные башни и толстенные стены крепости Румелихисары. До войны сюда охотно ездили туристы, но теперь каждый новый человек сразу же бросался в глаза. Сама вилла, где разместилась школа диверсантов, стояла в глубине густого сада. Ее одноэтажное здание почти не было видно с улицы, лишь кое-где сквозь густую листву просвечивали белые стены, да поблескивали стекла больших венецианских окон.

Чтобы поддержать свое коммерческое реноме, Цвиклинский с утра отправлялся на Крытый рынок в поисках подходящей по цене и качеству партии табака. Увы, или одно, или другое обязательно не устраивало привередливого поляка. Тамошние маклеры даже прониклись к пану Цвиклинскому уважением: их первоначальный расчет облапошить приезжего не оправдался, он ничуть не уступал им в деловой хватке.

Не удавалось Шнелю выяснить судьбу и перебежчика Курбанова. Через знакомых журналистов Энвер тоже ничего не смог узнать. Власти же по непонятной причине хранили молчание в отношении «террориста». Вилли начал уже подумывать, не поехать ли в Анкару самому, но туда неожиданно отправился Штендер. Вероятнее всего, это означало, что он хотел быть на месте, когда начнется задуманный им провокационный спектакль.

Подходя вечером к Галатскому мосту, Энвер еще издали увидел в руках шедшего навстречу Шнеля свернутую газету. Не останавливаясь, он прошел мимо и свернул на набережную. Вскоре его догнал Вилли. Вид у обер-лейтенанта был явно встревоженный.

— Что случилось? — взволнованно спросил Энвер.

— Курбанов погиб.

— Что?! Откуда это стало известно?

— У Штендера появился новый кавас по имени Мамед. Его лицо показалось мне знакомым. А сегодня я зашел к шефу…

— Когда он вернулся?

— Вчера. Так вот, Штендер позвонил мне сегодня утром и приказал быть у него к двенадцати. Когда я пришел, оказалось, что шеф задерживается в пресс-клубе. Кавас проводил меня в гостиную. Сам встал у окна и все поглядывал во двор. Потом повернулся и говорит: «Пусть эфендим простит меня, но наш хозяин очень нехороший человек». Я, конечно, удивился, спросил, с чего это он взял. Мамед стоит и только головой качает. Я было подумал, что это какой-то трюк Штендера, и хотел как следует отругать нахала каваса, но тот всё объяснил мне. Оказывается, мой отец однажды выручил его из беды, помог откупиться от полиции после какой-то аферы. Вот кавас и решил из благодарности предостеречь меня.

— Но при чем здесь перебежчик?

— Вчера поздно вечером у Штендера был Зауэр, и кавас подслушал их разговор. Турецкая разведка каким-то образом узнала о знакомстве перебежчика с моим шефом. Этого человека, видимо, взяли в оборот, и тот признался, что является офицером германской разведки. У Штендера могли быть большие неприятности. Поэтому он устроил, чтобы перебежчика в тюрьме отравили.

— Ты веришь этому кавасу, Вилли? А вдруг вся история с отравлением просто проверка, насколько тебе можно доверять в подобных делах? В конце концов, ты же не профессионал-абверовец…

— Да нет, я спрашивал о кавасе у отца. По его словам, Мамед хоть и продувная бестия, но умеет ценить добро. К тому же историю с перебежчиком мне пришлось чуть ли не клещами вытягивать. Кавас что-то недоговаривает, хотя в целом, по-моему, не врет.

— Жаль Курбанова. Ну, а Штендеру мы это еще припомним. Я приготовил тебе приятный сюрприз. Завтра сам убедишься, что кое-чему в этой школе я научился. Ты говорил, что Цвиклинский сообщил приметы нескольких человек, заходивших на виллу. Так вот я сфотографировал нашу группу во время занятий. Пленка проявлена, получилось хорошо, осталось только напечатать. Ночью займусь этим.

В этот вечер Вилли был в хорошем настроении. Негромко напевая, он мастерил очередную модель самолёта. Сегодня сеанс по расписанию был односторонний, предстояло лишь принять сообщение, а для этого вполне подходил и его собственный кабинет. Он посмотрел на часы: время еще есть, встреча с Энвером назначена на десять. Молодец, ловко придумал с микроаппаратом, которым их учат пользоваться. Стоит передать в газеты снимок, где перед курсантами на столе лежит мина, и школе Штендера конец.

В комнату вошла двоюродная сестра Анна. У нее недавно умер муж, детей не было, и она, страшась одиночества, переселилась к его родителям. Прекрасная хозяйка, Анна взяла на себя все заботы по дому, что было большим облегчением для Вилли.

— Опять возишься со своими игрушками, — неодобрительно вздохнула она. — Лучше бы спустился, поговорил со стариками. Они переживают, что долго нет вестей от Фридриха.

При упоминании о брате лицо Шнеля помрачнело.

Как только сестра вышла, он запер дверь и снял боковую стенку шкафа. Эта громоздкая уродина много лет пылилась в кладовой — родителям было жалко выбрасывать свадебный подарок покойного дяди. После возвращения из госпиталя Вилли подновил реликвию и поставил к себе. Между двойными боковинами он устроил тайник и прятал там чемоданчик, в котором смонтировал рацию. Вилли привычно растянул под потолком антенну, включил приемник. Настроившись на нужную волну, стал медленно поворачивать верньер. Сквозь треск и шорох разрядов донесся негромкий писк морзянки. Вилли подождал, пока Центр кончит вызывать его и перейдет к передаче сообщения. Записывать приходилось быстро. Хорошо, что в училище до войны их научили принимать на слух.

Убрав рацию в тайник, Вилли приступил к расшифровке. На листке слово за словом появлялся текст радиограммы о том, что в Берлине задержан человек, который привозил письмо с извещением о казни Фридриха. Позавчера арестована родственница Эдит Шнель. Вероятно, гестапо раскрыло, что Ульштейн ваш брат…

Внезапно раздался стук в дверь. Обежав комнату глазами, Вилли поспешно сунул листок с наполовину расшифрованной радиограммой под ковер.

Стук повторился.

— Вилли, открой! — Анна явно была чем-то встревожена. — Тебя внизу спрашивает какой-то господин от твоего шефа. Говорит, очень срочное дело.

— Ох, уж эти дела, даже по ночам не дают покоя, — недовольно ворчал Вилли, спускаясь в гостиную.