Обитель любви - Жаклин Брискин

В наследство от прабабки-индианки Тесса получила не только блестящие черные волосы, но и способность жить вне времени. Тесса не подгоняла и не подстегивала события. Она чувствовала, что не такая, как все. У нее не было «внутренних часов». Вокруг все куда-то торопились. Впрочем, у Тессы было и то, что роднило ее с окружающими: она умела наслаждаться счастьем.

Она лежала сейчас, уткнувшись в подушку Кингдона, и вспоминала, как он приехал к ней пять дней назад. Незадолго до этого ушел, а через несколько часов вдруг вернулся. Вынес из машины чемоданы и весело объявил: «Меня вышвырнули из дома!»

Затем он, ничего не приукрашивая, передал ей свой разговор с Лайей. Тесса не спрашивала, каковы теперь его намерения. Он переехал к ней. Она была счастлива.

Даже та молчаливая, а порой и высказываемая вслух настойчивость, с которой он пытался склонить ее к аборту, не омрачала ее счастья. «Я подожду до тех пор, пока будет уже поздно что-то делать, — сонно подумала она. — И тогда он смирится с ребенком. Все вышло случайно. Та гадкая штука, должно быть, прохудилась».

Несмотря на то, что она понимала и чувствовала его боль как свою, Тесса не собиралась сдаваться. Она всегда хотела иметь ребенка, и теперь настал ее час.

«У меня будет малыш», — мечтала она, вдыхая запах Кингдона.

Она лежала и думала о ребенке. Тесса уже давно и подолгу думала о нем. В отличие от большинства беременных женщин она общалась с ним не только через пуповину. В своем сознании она ясно видела сына. Он будет высокий, худощавый, черноволосый. Она представляла себе, как ловко он размахивает руками, бегает, кидает мячи, пинает их... После трех лет работы в сиротском приюте она способна была смотреть на ребенка без сентиментальности. Она понимала, что ее сын вполне может оказаться эгоистом. Тессе вдруг представилось, как он стоит, широко расставив ноги, и бросает вызов Кингдону... Перекатившись на свою половину кровати, она вновь заснула.

— Тесса!

Кингдон держал в руках поднос. Она села на кровати, он опустился рядом. На подносе лежала газета, на ней желтый цветок гибискуса. Он вставил его Тессе в волосы. Потом оценивающе осмотрел ее и сказал:

— Ты слишком коротко постриглась.

Он протянул ей чашку кофе и осторожно, чтобы не расплескать дымящийся напиток из своей чашки, откинулся на спинку кровати, поджав ноги.

— На заднем дворе два перепела и лань, — сказал он. — Лань жует ветку жимолости, а перепела роются в твоих грядках.

— Ну и милости просим, — ответила она. — Как сейчас на улице?

— Тучи.

— Это хорошо, — сказала Тесса. На сегодня у Кингдона было намечено переснять некоторые сцены. — Значит, ты останешься дома.

— В мае такое часто бывает по утрам. Но тучи скоро рассеются.

— Вряд ли!

— «Посмотрите на молодую парочку, которой, кроме как о погоде, уже и говорить не о чем. Неужели ничто не может скрасить их вечер?» — процитировал он рекламу сочинений Эллиота, лукаво глядя на Тессу.

Она рассмеялась, и в ту же секунду зазвонил телефон. Оба уставились на аппарат на столике с ее стороны кровати.

— Это ассистент режиссера, — произнес Кингдон, — он решил напомнить мне, что сегодня рабочий день. Не отвечай!

Но Тесса, отставив чашку, уже сняла трубку.

— Тесса? Это я, Лайя. Мне нужно поговорить с Кингдоном. — Она крикнула: — Немедленно!

— Привет, Лайя, — тихо сказала Тесса, сильно покраснев. — Подожди минутку.

Она поставила аппарат на середину кровати.

— Да? — сказал в трубку Кингдон.

— Нам нужно увидеться!

— Пожар? Где горит?

— О, Кингдон, прошу тебя, не надо! Я в отчаянии!

— Я приеду, — сказал он.

— Я не из дома. Можно мне самой приехать? Пожалуйста!

Кингдон взглянул на Тессу. Лайя так громко кричала в трубку, что она все слышала. Тесса согласно кивнула.

— Беверли-драйв, квартал 600, — сказал Кингдон. — Тут только один дом, не ошибешься.

Он повесил трубку и с минуту молчал.

— Я так и знал. Счастье не бывает долгим.

Скинув халат, он пошел в ванную принять душ.

В Голливуде работали много и напряженно, но это окупалось. Нувориши из местных кутили почем зря, и порой «сор» — их любовные похождения, пристрастие к выпивке, кокаину, опиуму и так далее — выносился из дома. Самой громкой трагедией последних лет стала история с Оливией Томас, о которой упоминал Римини. Впрочем, в последнее время заголовки бульварной прессы изрядно поскучнели, ибо Голливуд и Лос-Анджелес, несмотря на кажущуюся отчужденность, умели хранить свои тайны. Скандалы были не нужны туристам, от которых здесь получали большие доходы. Скандалы могли остановить их наплыв. Поэтому и Лос-Анджелес, и Голливуд были заинтересованы в том, чтобы сохранить лицо столицы кино.

Лайя прибыла не на белом «роллс-ройсе», а на втором «шевроле» из гаража Орлиного Гнезда. Она подъехала к самому дому, чтобы даже этот незаметный автомобиль был не виден с дороги. На ней была шляпка с плотной вуалью и длинное черное пальто.

Тесса открыла заднюю дверь, чтобы пропустить в дом свою бывшую подругу. Лайя тут же юркнула вовнутрь.

— Привет, Лайя, — смущенно приветствовала ее Тесса.

За всю жизнь Тесса по своей воле не совершила ни одного поступка, за который ей было бы стыдно. Но сейчас, впуская Лайю в дом, где она жила с ее мужем, она залилась краской.

Лайя сняла шляпку с вуалью, тупо уставилась на Тессу, наконец узнала ее и кивнула.

— Где Кингдон? — резко спросила она.

— Мы завтракаем. — После этих слов Тесса покраснела еще сильнее. Она приняла шляпку и пальто Лайи. — Мы едим... Хочешь к нам присоединиться?

В небольшой столовой стол был накрыт на троих. Лайя села и дрожащими пальцами достала из сумочки золотой портсигар. Кингдон поднес зажигалку.

Тесса продолжала стоять.

— Вы тут поговорите, — сказала она.

— Нет, — крикнула Лайя. — Останься! Мне нужна помощь...

При этих словах миленькое личико Лайи искривилось.

— В чем дело? — спросил Кингдон.

В столовую, шаркая, вошла Лупа. Она принесла оладьи, от которых пахло апельсинами. Лайя подождала, пока старая мексиканка уйдет.

— Лупа почти совсем глухая, — сказала Тесса, когда за служанкой закрылась дверь. — Из кухни она точно не услышит ни слова.

— Ты уверена? — спросила Лайя.

Тесса кивнула.

— Лайя, в чем дело?

Кингдон привык к сценам, которые ему закатывала Лайя, но сейчас видел, что она всерьез напугана.

Лайя потушила сигарету, закрыла лицо руками и разрыдалась. После секундного колебания Тесса наклонилась к ней и, желая утешить, положила руки на ее сотрясающиеся плечи. Наконец Лайя успокоилась.