В стране кораллового дерева - София Каспари

— Он что-то пронюхал? — Пит кивнул в сторону двери, за которой скрылся Эдуард.

Густав покачал головой.

— Он блефует. У старого льва стерлись зубы.

Эдуард расстегнул три пуговицы на рубашке. Стояла теплая февральская ночь. Днем все еще было слишком жарко. Из домов и со дворов доносились голоса, в воздухе витал аромат жаркого. Слышалось пение. На углу улицы какая-то парочка самозабвенно танцевала под звуки бандонеона, а группка зрителей аплодировала ей. Эдуард прислушался. Гаучо наблюдали за азартной игрой, готовые в любую минуту выхватить ножи и силой склонить фортуну на свою сторону.

Решив провести этот вечер в одиночестве, Эдуард отпустил телохранителей. Он уже давно не был один. Сегодня ему необходимо было подумать. Но Эдуарду было немного не по себе. Да, возможно, это безрассудно (так считал Элиас, выполняя приказание начальника), но Эдуард был уверен, что сам сможет о себе позаботиться.

— Я сильный, — сказал он и поиграл мускулами.

— Ты слишком честный, — возразил Элиас и добавил, что нужно быть осторожнее. До него дошли кое-какие слухи, ничего конкретного, но их еще нужно проверить.

— Это связано с Густавом?

Эдуард попытался прочесть это по лицу своего телохранителя.

Элиас пожал плечами.

— Я не хочу говорить об этом, — ответил он сдержанно, — пока не проверю источники.

— По крайней мере, найди такого человека, который не получает выгоду, распуская эти слухи, — ответил Эдуард и похлопал Элиаса по плечу.

Он видел много людей. Они приходили и уходили. Мужчины, которые считались его друзьями, сопровождали его, их убивали на его глазах. Другие покинули его круг, уехали, попали в тюрьму, были повешены или просто исчезли. Эдуард надеялся, что большинство из них найдет свое счастье. У него в душе теплилась надежда, что и в его жизни все еще изменится к лучшему.

— Я все узнáю, — повторил Элиас.

Эдуард на миг запрокинул голову и посмотрел на небо. Темно-серые облака рассеялись, и из-за них вынырнула луна, заливающая безлюдные улицы призрачным светом. Можно, конечно, было бы вообразить, будто ты один, если бы не эти голоса. Запах стоял удушающий. Воздух наполнился влагой. В узких переулках ничего нельзя было рассмотреть. Казалось, в таких местах звуки тоже меняются, становятся густыми и угрожающими. Разве неподалеку не слышатся чьи-то шаги? Разве он не слышал только что, как кто-то постучал в дверь? Не сумасбродство ли это — ходить здесь в одиночку?

Сколько врагов появилось у него за последние годы! Теперь он не мог доверять даже собственному брату. Но Эдуард хотел показать, что он не трус. Ведь он — Эдуард Бруннер, который ничего и никого не боится.

Но все-таки что-то было не так.

Эдуард остановился и огляделся по сторонам. Все вокруг было тихим, серым, безжизненным. В этих дворах, за этими окнами нечего было праздновать. Ничего. Он совершенно ничего не мог разглядеть.

«Пойду к Монике», — пронеслось у него в голове. Моника — шлюха, у которой Эдуард снимал напряжение. Она жила недалеко отсюда. Всего два квартала — и он у нее дома. Эдуард ускорил шаг. Внезапно он очень затосковал по Монике. Эдуард даже не ожидал от себя такого. Сколько же он у нее не показывался? Как долго у него не было на это времени?

Эдуард пробежал мимо пульперии, в которой любил обсуждать дела, когда бывал в этом районе. Он свернул еще два раза направо, потом налево и остановился перед двухэтажным побеленным домом. Это был самый большой дом в этом районе и, благодаря искусно вырезанным ставням теплого медового цвета, казался украшением квартала. И все же Эдуард знал, что никому не удастся штурмом овладеть этим замком, если его обитатели подготовлены. А Моника всегда была хорошо подготовлена.

Латунный молоток на черной двери мерцал в рассеянном лунном свете. Эдуард уверенно постучал. Вскоре дверь отпер темнокожий здоровяк, работавший у Моники привратником.

— Моника дома? Она свободна?

Эдуард протиснулся в дверь, не дожидаясь ответа. Большинство посетителей пугались черного исполина, но он-то знал, что у негра добрый нрав. Здоровяку пришлось поспешить, чтобы не отстать от Эдуарда.

— Мадам тут, сеньор Бруннер, но никого не хочет принимать. У мадам головные боли.

— Меня она примет.

— Мадам дала очень строгие указания.

— Такие уж строгие? Будь уверен, меня она примет.

Эдуард прошел по небольшому саду. В сердце Буэнос-Айреса у Моники был настоящий маленький рай в джунглях. В конце тропинки раскинулись веера небольшой пальмы. Неожиданно дорогу Эдуарду преградила высокая женская фигура.

— Ты в этом уверен?

Эдуард остановился как вкопанный.

— Моника. — Он понизил голос. — Моника, — произнес он еще раз. — Ты мне нужна.

Она подняла брови. Моника была так же красива, как и в его воспоминаниях: рослая; кожа цвета кофе с молоком; овальное лицо; большие, слегка раскосые глаза; курчавые черные волосы, смазанные ароматическим маслом. Эдуард не решался подойти к ней ближе.

— Ты нужна мне, Моника. Сегодня ты мне нужна.

Она молча посмотрела на него, потом сделала знак правой рукой.

— Пойдем… Следи за дверью, Мило, — обратилась она к привратнику, — сегодня я больше не хочу видеть у себя гостей.

Моника еще немного прошла по садовой тропинке, до маленького домика, расположенного в глубине сада. Теплый свет лился из окон, на которых висели шелковые занавески.

Женщина открыла дверь и вошла в комнату. Она медленно повернулась к Эдуарду, который следовал за ней. Когда она взглянула на него чудесными зелеными глазами, голова у Эдуарда вмиг опустела. Моника была очень красива, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел! К тому же она двигалась гордо и грациозно. Не важно, была ли она в бальном платье или, как сейчас, в обычной тонкой сорочке. Моника смотрела на него, смотрела только на него и, казалось, ждала, что он скажет.

Эдуард вспоминал, как она рассказывала ему о том, что родителями ее были французский аристократ и негритянка, поэтому ее звали Моника де ла Фрессанж. Он не знал, правда ли это. Ему было все равно. Для него Моника оставалась королевой Буэнос-Айреса. Эдуард подошел к ней и встал на колени.

— Помоги мне, mi reina[14], поцелуй меня, моя красавица!

Она позволила ему обхватить руками ее бедра. Иногда Эдуард даже думал, что и она к нему неравнодушна, но все же оставлял солидную плату после очередного вечера.

Моника выскользнула из его объятий и подошла к постели. Эдуард встал и последовал за ней. Возле кровати сорочка упала на пол. Эдуард испытал возбуждение. Одно движение ее бедер, и по его телу разлилось тепло. Здесь, в ее объятиях, он обо всем забудет. Забудет о заботах, забудет о том, что отдалился от Густава. Все станет проще. Для всего найдется решение. Моника потащила Эдуарда в постель, заставила его лечь на спину и уселась сверху.