Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оставайтесь на позиции! Я схожу за раненым трибуном, но если появится Анаксагор, ваша задача – закрыть городские ворота. Все ясно? Что бы ни случилось, окажемся ли мы с трибуном Лабиеном внутри города или за его пределами, ваша задача, твоя и всех остальных, – закрыть ворота и не пустить солдат Анаксагора. Ты понял?
Центурион кивнул, но выглядел смущенным.
– Скажи, что понял, будь ты проклят! – крикнул Цезарь, яростно брызгая слюной.
– Я все понял, трибун!
Цезарь положил руку ему на плечо и крепко сжал его в знак признательности. Центурион был вдвое старше Цезаря, но смотрел на него с восторгом и изумлением. Затем Цезарь повернулся на пол-оборота. Выровнял дыхание. Лучше добраться до Лабиена бегом. Он бросил на землю щит – тот весил слишком много, а скорость имела отныне первостепенное значение. В случае опасности они будут прикрываться щитом Лабиена.
Он бросился бежать, делая непредсказуемые зигзаги, все время поворачивая. В землю рядом с ним вонзились несколько стрел, но быстрый бег и постоянная смена направления затрудняли для вражеских лучников расчет при стрельбе с высоты. К тому же вскоре Питтак приказал им пускать стрелы туда, где собралось больше римлян, к подножию стен, недалеко от больших ворот. Он не хотел, чтобы стрелы тратились впустую на движущуюся мишень, в которую почти невозможно попасть.
Вот и Лабиен.
– Можешь встать на ноги? – задыхаясь, спросил Цезарь.
– Не знаю, – ответил Лабиен. – Не знаю… Но… ты сошел с ума: немедленно уходи… отсюда, – прохрипел он. Боль от стрелы, вонзившейся в левую лодыжку, делала его речь прерывистой.
– Замолчи и вставай, ради всех богов! – велел Цезарь, не желая спорить, поскольку дорога была каждая минута, и потянул друга за руку. – Вставай!
Он поднял его с силой, которая удивила Лабиена.
– Я не могу… идти!
– Молчи и ступай, или я убью тебя сам! – выпалил Цезарь так властно, что Лабиен прекратил спорить и неуклюже заковылял, опираясь на друга.
Цезарь одной рукой придерживал раненого, другой сжимал поднятый щит, предохранявший от стрел, которые все еще со свистом пролетали мимо них. Стрел было немного: люди Анаксагора приближались, а лучники на крепостных стенах по приказу Питтака обстреливали легионеров, прорвавшихся к тяжелым железным цепям, при помощи которых открывались и закрывались городские ворота.
Центурион первой центурии посмотрел в сторону медленно приближавшихся трибунов. Сзади уже напирали воины Анаксагора.
– Они его не получат, – пробормотал опцион, стоявший позади него.
Центурион кивнул.
– Нет, не получат, – согласился он, прежде чем проклясть богов, свою судьбу, богиню Фортуну и всех защитников Митилены.
Он был ветераном первого похода против Митридата, несколько раз участвовал в боях и повидал самых разных начальников – умных и глупых, трусливых, храбрых, быстрых в принятии решений, а также невыносимо медлительных. Он видел, как патрициев назначали трибунами только за благородное происхождение, при этом они не могли в решающую минуту вести за собой вооруженных людей, уклонялись от рукопашной и присутствия в первом ряду войска, из-за чего на его глазах погибло много товарищей. Но он никогда не видел, чтобы патрицианский трибун проявлял столько храбрости и мужества, как Гай Юлий Цезарь. Рискуя собственной жизнью, он пытался спасти другого начальника.
– Будь я проклят! – повторил центурион, затем повернулся к опциону и тем, кто возглавлял пятую и четвертую центурии. – Разбирайтесь побыстрее с цепями и начинайте запирать ворота! Я с первой центурией пойду за трибунами!
Прочим начальникам, понимавшим, насколько важно вовремя запереть ворота, чтобы фаланга Анаксагора столкнулась с легионом Лукулла, двигавшимся от берега, эти приказы показались правильными. Кроме того, и опционы с деканами, и рядовые легионеры были восхищены мужеством старших начальников и сочли правильным, что центурион первым идет на подмогу, стремясь хотя бы дать им надежду.
– Вперед, будь я проклят! – воскликнул центурион.
Под стенами Митилены
Замыкающий отряд фаланги, местонахождение Анаксагора
Сатрап видел, как двое трибунов чуть ли не ползком пробираются к воротам. Неплохо было бы забрать их с собой в город, обезглавить на глазах у жителей Митилены, а затем сбросить головы с вершины крепостной стены, чтобы отпугнуть Лукулла, Терма и прочих римлян.
Он улыбнулся, думая о предстоящем событии. Трибуны, конечно, редкостные смельчаки, но война есть война…
Они были уже близко, когда от ворот отделилась центурия. После этого Анаксагор позабыл о трибунах, хотя было ясно, что эта центурия идет им на выручку. Главным было другое: ворота, похоже, оказались в руках римлян, а не Питтака: если легионеры их закроют, митиленцы останутся снаружи и… Он оглянулся назад: войска Лукулла и Терма в боевом порядке шли с берега, и их было куда больше, чем защитников Митилены. Скоро римлянам расскажут, что многие их товарищи пали в бою. И если Анаксагор что-нибудь вынес из прошлых столкновений с римскими легионами, это было знание о том, что легионеры сражаются с особой жестокостью, мстя за погибших друзей.
Улыбка исчезла с его лица.
Да, иной раз война есть война, чтоб ей пусто было.
Под стенами Митилены
Местонахождение Цезаря и Лабиена
– Иди, будь ты проклят! – кричал Цезарь.
– Я не могу! Ради всех богов, оставь меня!.. – отвечал Лабиен, но жалобы были тщетными: Цезарь тащил его все дальше и дальше, ни на секунду не впадая в уныние.
Они продвигались, но медленно, люди Анаксагора вот-вот должны были настигнуть их… Вдруг, откуда ни возьмись, появилась первая центурия, которая встала между передними рядами войска сатрапа и трибунами.
– Рубите, рубите! – завыл центурион.
Цезарь глазам своим не верил. Казалось, его легионеров внезапно охватили ярость и воодушевление, настолько сильные, что стало возможно все. Двое солдат приблизились к Цезарю.
– Мы отведем трибуна, – сказали они, затем взвалили на себя Лабиена и поволокли его к городским воротам.
Передав раненого друга легионерам, Цезарь встал рядом с центурионом. Держа наготове меч и прикрываясь щитом Лабиена, он влился в боевой порядок первой центурии, которая снова выстроилась черепахой. На этот раз черепаха оказалась небольшой – половину солдат уже убили. Цезарь вступил в сражение, как простой рядовой. Яростно, решительно, напористо. Это было нетрудно. Стоило всего лишь представить, что воины Анаксагора – пусть они этого не знали – были не чем иным, как длинной карающей дланью проклятого Суллы.
Тем не менее в разгар кровавого безумия Цезарь четко обозначил цель боя и
