Мировой кризис - Уинстон Черчилль

Пан-турецкие планы, может быть, так и остались бы в области грез, если бы в роковой час во главе Турции не оказался человек действия. Этот человек, который претендовал на роль турецкого Наполеона, и в жилах которого текла кровь воина, благодаря своей исключительной воле, честолюбию и вероломству был предназначен как раз для того, чтобы втянуть Турецкую империю в самую смелую авантюру. Энвер, поручик, воспитанный в Германии, но до глубины сердца преданный турецкому делу, дал сигнал младотурецкой революции 1909 г. Вместе с горсточкой своих младотурецких друзей, входивших в комитет «единения и прогресса», он смело выступал против всех врагов, число которых непрерывно увеличивалось. Когда Италия захватила Триполи, Энвер дрался в триполийских пустынях; когда армии балканских союзников дошли до Чаталджи, только один Энвер не приходил в отчаяние. «Адрианополь, – сказал Асквит, бывший тогда премьер-министром (1912 г.), – никогда не будет возвращен Турции». Но через месяц Энвер вступил в Адрианополь, и Адрианополь еще и по сей день принадлежит Турции. В начале великой войны всеми турецкими делами вершил Энвер совместно со своим другом Талаатом и его искусным и неподкупным министром финансов Джавидом. По отношению к ним султан и великий визирь играли роль великолепного фасада, но действительной правящей силой были только эти три человека и их ближайшие сторонники. Во всех практических выступлениях руководителем был Энвер.[71]

Турецкие вожди оценивали мощь России в мировой войне гораздо ниже, чем западные союзники царя. Они были убеждены, что на суше победит германская коалиция, что Россия будет разбита наголову и что в ней начнется революция. Турция хотела в момент германской победы обеспечить себе территориальные приобретения на Кавказе, что оттянуло бы русскую угрозу по крайней мере на несколько поколений. Во время долгих предварительных переговоров Германия обещала Турции территориальные приобретения на Кавказе в случае победы центральных держав. Это обещание окончательно определило турецкую политику.

Пан-турецкая политика во всех областях турецкой жизни и в сфере территориальных приобретений сочеталась с разработанным военным планом. Согласно плану турки должны были получить господство на Черном море. В тот момент, когда разразится великая война, – а турки были в этом уверены, – Россия начнет схватку с Германией и Австрией, а турки тем временем наводнят и завоюют Кавказ. Чтобы обеспечить продвижение армии по линии Трапезунд – Эрзерум необходимо было держать в своих руках морской путь от Константинополя до Трапезунда. Поэтому Турция должна была иметь флот. Всенародная подписка, открытая в 1911 и 1912 гг. не только во всей Анатолии, но даже во всех странах ислама, дала средства на постройку в Великобритании двух турецких дредноутов. Прибытие в Константинополь хотя бы одного из этих броненосцев было основным фактором, от которого зависел весь турецкий военный план. В июле 1914 г. самым главным вопросом для турецких лидеров было: успеют ли броненосцы прийти вовремя? Конечно, времени было мало. Первый турецкий дредноут, «Решадие», заканчивался постройкой в июле, а второй должен был быть готов через несколько недель. Турецкие агенты на русской территории около Ольти, Ардагана и Карса принимали меры к тому, чтобы мусульманские крестьяне, составлявшие здесь большинство населения, накопили запасы кукурузы, дабы обеспечить продвижение турецких войск через Чоракскую равнину в обход русского тыла. 27 июля Турция предложила Германии заключить оборонительно-наступательный союз против России. Предложение это было немедленно принято Германией и подписано 2 августа. 31 июля был издан приказ о мобилизации турецкой армии.

Но тут случилось нечто неожиданное. Англия решила оказать Германии сопротивление. Британский флот вышел в море в боевом порядке. 28 июля я реквизировал оба турецких дредноута для британского королевского флота. Турецкий транспорт с 500 турецких матросов уже стоял на реке Тан, готовый посадить экипаж на броненосец. Турецкий капитан потребовал передачи военного судна и угрожал силой войти на него и поднять на нем турецкий флаг. В эти страшные дни (31 июля) под свою личную ответственность я отдал приказ предупредить подобный шаг и в случае необходимости пустить в ход вооруженную силу, чтобы помешать туркам захватить корабль. Я сделал это исключительно в интересах британского флота. Добавление к британскому флоту двух турецких дредноутов казалось нам весьма важным в целях собственной безопасности. Ни в адмиралтействе, ни, поскольку я знаю, во всей Англии никто не знал о турецких планах и о той роли, которую должны были играть в этих последних выстроенные дредноуты. Неведомо для самих себя мы сделали самый правильный ход. Впоследствии некоторые круги порицали меня за реквизицию турецких судов. Говорили, что гнев и разочарование, вызванные в Турции этим поступком, опрокинули чашу весов и вызвали Турцию на объявление нам войны. Но теперь мы знаем, чем объяснялось это разочарование. Реквизиция броненосцев, вместо того чтобы сделать Турцию врагом, едва не сделала ее нашим союзником.

Но для турок оставалась еще одна надежда: «Гебен», этот германский быстроходный боевой крейсер, находился в западной части Средиземного моря и должен был направиться в Полу на Адриатическое море для переоборудования. Одного этого судна было достаточно для того, чтобы справиться с русской черноморской эскадрой. Пошлют ли немцы «Гебен» в Константинополь? Сможет ли «Гебен» добраться туда? Именно в этот момент в Константинополь пришло известие о британском ультиматуме Германии, за которым неизбежно должно последовать объявление войны. Турецкие реальные политики никогда не рассчитывали на такое событие. Оно совершенно меняло всю ситуацию в Средиземном море. Мог ли «Гебен» уйти от многочисленных британских флотилий, крейсерских эскадр и трех мощных, хотя и не столь быстроходных британских крейсеров, которые преграждали ему путь к морю? Когда вечером 3 августа Энвер узнал, что «Гебену» приказано пробраться через Адриатическое море в Полу, его тревога не знала границ. Он немедленно посетил русского военного атташе генерала Леонтьева, и, отказавшись от всех своих прошлых планов, включая и только что подписанное с Германией соглашение, предложил изумленному генералу заключить союз между Турцией и Россией при условии получения Турцией компенсаций в западной Фракии. Неизвестно, поняли ли немцы, что пан-турки никогда не простят им, если «Гебен» не сделает попытки добраться до Константинополя, или это входило в их военные планы, – во всяком случае в этот момент адмирал Тирпиц послал «Гебену», собиравшемуся запасаться углем в Мессине, приказ немедленно отправиться в Константинополь (3 августа). После хорошо известных эпизодов «Гебен» 10 августа прибыл в Дарданеллы и в конце концов получил разрешение войти в Мраморное море.