Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий

Вера и надежда, только они оправданье всего! Да еще вот гордость у тех, кто доволен своим поведением, своей стойкостью в этот год.

Будут бои…

Двух мнений нет. Есть только такие два мнения: либо скоро в боях мы сами прорвем блокаду, либо немцы, блокирующие Ленинград, будут окружены тогда, когда общие успехи на фронтах позволят взять Псков, выйти к морю.

… Если выстроить взятые и уничтоженные нами автомашины в цепочку, то линия машин протянется на сто километров. Линия танков – на пятнадцать километров. Какая колоссальная техника!

2 января

Послал руководителю ТАСС Хавинсону телеграмму: «Тассовские документы на 1943 год так же пропуск ПУРККА не получены. Не могу выйти на улицу».

Тем не менее выхожу на улицу, старательно обходя патрули.

Со вчерашнего дня я неправомочен ни в чем. Любой патруль может забрать меня в комендатуру. В такие-то дни!

… Вчера к ночи лаконическая отличная сводка: «Наши войска овладели городом Великие Луки. Ввиду отказа немецкого гарнизона сложить оружие, он полностью истреблен».

Дальше поименованы три других фронта и для каждого – город, коим овладели наши войска. Взята Элиста.

3 января. ДКА

Звонок из «Астории»: «Вам телеграмма из Москвы!» Попросил вскрыть, прочесть. Услышал:

«По предложению руководства ТАСС немедленно выезжайте в Москву. Лезин».

Как обухом по голове! Сижу в растерянности. Никуда из Ленинграда уезжать не хочу. Скоро здесь начнутся события… Да и как ехать? У меня же нет документов!

Размышляю. Соображаю. И вдруг, как луч света: эге, да у меня же нет документов. Значит, я пока могу не ехать, ибо не могу ехать. Пока пришлют! А за это время…

Так и будет! Но зачем меня вызывают? Вернее всего, хотят послать на другой какой-нибудь фронт.

Пытаюсь связаться с ТАСС по телефону, чтобы сообщить о нерациональности выезда и получить либо подтверждение приказания выехать (и тогда придется все-таки выезжать!), либо отмену его. Даю телеграмму Лезину: объясняю экивоками, что я д о л ж е н, обязан быть здесь…

А вечером телеграмма из ТАСС:

«Обязательно захватите военному корреспонденту Жданову у военного корреспондента «Красного флота» Александра Штейна обмундирование, сапоги тчк Вы вызываетесь для поездки другой участок. ТАСС. Лезин».

Боевая, оперативная задача!

4 января

Радио: взят Моздок. Хорошо.

Вчера к ночи – воздушная тревога и обстрел одновременно. Продолжались недолго. А в 9 часов вечера, когда шел в ДКА, зарево большого пожара впереди, то есть в направлении Смольного либо выше, вверх по Неве.

По Ладожскому озеру ходят одновременно пароходы и автомобили. Взаимодействие!

Вчера ходил по улицам, тщательно сторонясь патрулей, во избежание отвода в комендатуру и неприятностей. Сегодня был в Смольном – в Политуправлении. Отдал просроченный пропуск сотруднику его – Литвинову. Тот обещал добиться у Кулика продления хотя бы до 15 января. Теперь я вовсе бездокументный. В осажденном городе!

Был в Союзе писателей. В Красной гостиной – «Устный альманах». Тепло. Елка с украшениями и электрическими лампочками. Светло. Все без верхней одежды. Как не похоже это на прошлую зиму! Присутствуют человек пятьдесят.

У Вс. Вишневского на кителе широкие золотые полосы бригадного комиссара, три ордена и медаль, огромный пистолет.

Об «альманахе» было сообщение по радио.

В полночь сообщение Информбюро: взято два миллиона снарядов, полмиллиона авиабомб – на станции, названия которой не расслышал. Какие цифры!

Сегодня снегопад, мягкий, крупный, пушистый снег.

5 января

В отделении ТАСС весь день добивался прямого провода. Дважды (прерывали!) разговаривал с Москвой.

Отмена поездки в Москву! Ура!

А пропуск ПУРККА продлен Куликом до 15-го. Я опять полноправный корреспондент!

В ДКА добирался в темноте, под обстрелом, пешком. Здесь Н. Тихонов честил Е. Рывину за плохие стихи о погибшем комиссаре Журбе. Я принял участие в том же.

Прекрасный «В последний час»: взяты Нальчик, Прохладное и др. Ясно: немцам надо немедленно убираться с Северного Кавказа, либо будут и здесь окружены, истреблены.

6 января

Работа в ДКА.

Вечером воздушная тревога. Вести: взяты Баксан и пр. Большие трофеи. Весело!

7 января

Мороз – 15 градусов. Солнце. Началась настоящая зима. Значит: наступать можно! Добирался до армии прежними способами.

Сегодня наблюдал: чертящие белыми полосами небо фашистские разведчики и белые клубки разрывов наших зенитных над городом. Но тревоги не объявлялось.

8 января

Мороз – 23 градуса, солнечный день, жесткий дым из труб, крепкая зима!..

Ночь была звездная. Трассирующие пулеметные очереди в небо: неподалеку наши части учатся на льду ночному штурму. А подальше, на обводе небосклона – непрерывные вспышки ракет, там война не учебная, настоящая.

Ехал, потом шел километров пять, но идти было жарко. Снега, порубленный лес, остались только пни на большом пространстве. Рощица, дымящиеся землянки. Ели высокие – естественные, и маленькие – искусственные. И те и другие завалены снегом. Тропиночки, посыпанные песком. Все привычно на фронте!

Землянка No 15, а где и какая, как дети говорят: «Не окажу». Потом землянка No 31. Потом за колючей проволокой командный пункт: несколько просторных, в семь накатов, землянок. В одной из них – командующий, в другой генерал-майор, политработник. В ожидании читаю «Хмурое утро» А. Толстого. Потом иду к начальнику связи. Надо все подготовить так, чтобы в нужный момент, когда начнется «концерт», когда вся «машина» стремительно заработает, заработать напряженно и самому.

Странное это затишье! Глубоко проникаешь мыслью в смысл этих слов: «затишье перед боем…»

Сейчас часов шесть, темно, но здесь в землянках электрический свет. Топится печка-времяночка, топит ее мой знакомый штабной работник. «Связных» бойцов на это дело здесь нет.

Я еще не сориентировался в обстановке, делается это не сразу, не обо всем удобно расспрашивать.

9 января. Утро

Лежу на грязном полу просторной, освещенной электричеством землянки в валенках, полушубке, шапке. Так спал, подстелив под себя только газеты. С пола нещадно дует. Ноги мои – под столом. Хозяин землянки – начальник информации, капитан, спит на койке, раздевшись, под одеялом. Никаких признаков гостеприимства в нем мне обнаружить не удалось. Напротив, он всячески отваживал меня от ночевки у него, хотя и знал, что больше мне решительно негде переночевать, и хотя его обо мне просил заместитель генерала. Но все это – пустое!

Все опят. Лежу на полу, сочиняю стихи:

… В этот край, неведомый нам,как второе лицо Луны,Мы вступить сегодня должны…И так далее…

День

День провожу в работе, узнаю много важного, нужного, интересного, но ничего не записываю. Мне доверяют, а доверие надо оправдывать!

10 января

Землянка No 15. День провожу так же, как и вчера. Вокруг великое столпотворение землянок, старых и только что сооруженных. Подготовка кипит ключом. Десятки машин приезжают и уезжают. Много генералов уже собралось здесь, у каждого своя землянка. Оборудованы на прок, отлично. Вчера генерал-майop С.[52] принял меня вечером, был любезен, корректен, благожелателен. Приехал он накануне и был сегодня у командующего (а потом ходил в баню – хорошую!). Землянка его – три комнаты. В первой адъютант и шофер спят посменно на одной койке. Приемная: хороший письменный стол, ковры, глубокое мягкое кожаное кресло. Третья комната – спальня.

В центре лесочка, за колючей проволокой, землянки высшего командования. Все устроены так же комфортабельно. И здесь под высокими настоящими елками насажен лес маленьких, воткнутых в снег. Часовой у каждой землянки. Электричество везде: работает несколько движков. Генеральская кухня, – обеды из нее разносят по землянкам. Но есть и общая столовая в три подземные комнаты. Обедаю в одной из них, которая для начальников отделов. Тут холодно и тесно, не рассчитана на такой наплыв людей, а дрова – сырые.

Хоть все землянки перенумерованы, но ориентироваться среди них в этом лесочке сразу так трудно, что вчера я постоянно крутился, теряя направление, ища ту, которая мне нужна. Вечером, в темноте, без провожатого ходить почти невозможно, только на вторые сутки я начал разбираться в ходах и переходах этого подземного города.

На ночь я устроен в землянке No 66. Встретил в ней знакомых штабистов.

Сроки начала сгущаются, со дня на день можно ожидать начала, и становится все интереснее. Но мне пока выбрать часть трудно, до начала операций никто не должен знать, «акая часть начнет действия. И только после, когда определится, какая достигнет наибольшего успеха, – в ту и надо будет отправиться. Думаю, сама обстановка покажет мне, как действовать дальше. Работа моя чрезвычайно затруднена отсутствием транспорта, особенно при здешних расстояниях и трудности найти ту или иную часть! Но даже не за всеми генералами закреплены машины. Генерал, у которого я был, обещал только дать указание своему заместителю, чтоб меня брали во все попутные машины оперативного отдела, который вчера тоже перебрался сюда… Хотел вчера пройти пешком в хорошо известную мне дивизию, но узнал, что она уже вышла на исходный рубеж, – теперь далеко, пешком не нагонишь.