Sindroma unicuma. Книга1. - Блэки Хол

Архивариус выглядел сегодня неважно. Постоянно швыркал и сморкался в платок, отчего нос мужчины опух и покраснел.

— Швабель… э-э-э… — решила я посочувствовать болезненному виду начальника.

— Иоганнович, — хлюпнул он. — Погодите.

Ушел за перегородку, шуршал чем-то и двигал ящиками, а потом появился, имея более презентабельный вид.

— Что-то неясно? — обратился ко мне.

— Что вы, — поспешила я разуверить, — наоборот, четкий почерк, и доходчиво изложено, — похвалила содержимое карточек, и архивариус удовлетворенно кивнул. Лесть приятна каждому, пусть даже маленькая.

— Тогда что?

Если скажу, что он выглядит нездоровым, подумает, будто хочу избавиться от него и отправить на лечение в домашних условиях.

— У вас богатая коллекция, — сделала комплимент, обведя рукой зеленеющие углы помещения. — В наше время не каждый мужчина увлекается разведением комнатных растений.

— Я и не увлекаюсь, — ответил начальник. — У меня на них аллергия.

Ничего себе поворот! От неожиданности я замолчала, не зная, что сказать. Для чего же тогда архивариусу нужен богатый флоропарк? Зачем мучиться с постоянным насморком, если можно выбросить горшки и кадки или раздать по отделам?

В это время в архив зашли две студентки, попросили мемуары какого-то ученого-висорика, и Штуссу пришлось отвлечься. Затем пришел парень за сборником докладов с прошлогоднего научного семинара, и помещение ожило, наполнившись возней и перелистыванием страниц.

Я чиркала, заполняя карточки, а мысли текли, загибаясь неизменной дугой к Мелёшину, и снова болезненно заныло сердце и защипало в глазах.

Два часа рабочего времени закончились, и морально разбитая крыска все-таки завернула в библиотеку. Сдав Бабетте Самуиловне книги, прошла затяжную процедуру их проверки на степень чистоты и замызганности. К невольному облегчению, не встретила Петю и сама себе подивилась — я подсознательно оттягивала разговор с ним.

На очереди стояла встреча с профессором Вулфу.

По пути на занятие я раздумывала над словами Мэла об уголовной семейственности рыжего. Теперь понятно, почему большинство студенческого населения относилось к парню с опаской и даже со страхом. Алесс занимался темными делишками и махинациями. Как сказал Мелёшин? «По рыжему плачет первый отдел». В таком случае по мне он рыдает горючими слезами. Поскольку я не питала симпатий к дознавателям, то, стало быть, мы с Алессом невольно оказались по одну сторону баррикад. Не буду отрекаться от общения с парнем, к тому же оно выгодно для меня. Однако на будущее придется соблюдать осторожность.

В ожидании профессора я пялилась в ночь за окном. Вот так и протечет вся жизнь: в темноте ухожу в институт и в темноте возвращаюсь в общежитие, а что творится за стенами — проносится мимо и просыпается сквозь пальцы. Грустно.

Кроме меня, тупой и беспросветной в теории символистики, набралось тринадцать человек с потока. Альрик прибыл точно по расписанию, коротко поздоровался и для начала провел небольшую разминку на предмет ориентирования в терминах и понятиях.

Я отвечала невпопад и не всегда правильно. Лицо профессора, когда он обращался ко мне, сменило маску вежливости, став строгим, словно высеченным из камня. Может, Альрик снова унюхал аромат моей жалкой душонки? Если в прошлый раз пахло лимонной полынью, то сегодня наверняка разило горечью, сводившей скулы. Больше не буду мазаться духами.

Зато когда разговор зашел о раритетах, вернее, об их долговечности, я оживилась. Профессор объяснял на примерах, рассказывая доступным языком:

— Есть так называемые пассивные раритеты, веками и тысячелетиями отдающие энергию символов, вплетенных в них. А есть активные раритеты, которые эффектно «выстреливают», после чего быстро приходят в негодность и становятся обычными предметами. К пассивным раритетам можно отнести оружие и доспехи прошедших эпох. Возьмем щиты. Для повышения прочностных характеристик древние мастера чеканили, гравировали защитные руны и символы на поверхности щитов, но некоторые умельцы видоизменяли кристаллическую решетку сплава еще на этапе отливки. Разумеется, щиты со структурным вплетением символов считаются более долговечными, нежели покрытые защитными знаками. Похожая ситуация обстоит и с оружием, в котором пассивная энергия символов используется для улучшения боевых качеств. Но вернемся к активным раритетам. Практически все они быстро изнашиваются, поскольку символьные знаки, введенные в их структуру, ускоренно истираются и разрушаются. Это происходит в связи с тем, что на реализацию уникальных свойств затрачивается огромное количество энергии, заложенной в символах. Кто может назвать пример активного раритета?

— Горшочек с кашей! — выкрикнула я с места, конечно же, подразумевая под керамической посудиной завуалированную фляжку с коньяком.

— Объясните почему, Папена, — перебросил мне ход профессор и, увидев замешательство, сказал: — Ну же! Думайте, размышляйте. Учитесь делать выводы.

— Чтобы получить кашу, пустой горшочек должен сгенерировать крупу, соль, сахар, — начала неуверенно, — а еще масло, молоко, изюм, фрукты…

Меня понесло. О еде я могла говорить часами.

— Ну и… — сказал многозначительно Альрик, прервав поток вкусностей.

— Потом каша должна повариться, распариться, и можно кушать, — продолжила я, и рот наполнился вязкой слюной.

— Как перевести активный горшочек в разряд пассивных раритетов и, тем самым, продлить его долговечность?

— Исключить ряд операций, — вклинился парень с первой парты.

— Например? — профессор переключил внимание на ответившего.

— Например, предусмотреть ручную загрузку компонентов, а на долю горшочка останется варка.

— Логично, — похвалил Альрик. — Проведу параллель между горшочком и модной нынче скатертью-самобранкой. В качестве творца универсального продуктового изобилия она крайне недолговечна, поскольку требует одновременной генерации съедобных и несъедобных предметов — кувшинов, блюд, бокалов и, собственно, вина и жареного поросенка с зеленым горошком. Вывод таков: раритеты, часто и активно использующие энергию символов, заложенных в них, быстрее заканчивают свое существование.

Я похолодела. Вдруг моя фляжка рассчитана на два или три разовых приготовления коньяка, а потом начнет генерироваться сивуха, переходящая в ослиную мочу? Может, стоит плюнуть и продать баклажку висоров за пятьдесят, как обычную емкость с булькающим спиртным?

Если день решил быть не ахти, он сделает всё, чтобы закончиться катастрофически. У раздевалки я напоролась на Петю.