История Востока. Том 2 - Леонид Васильев

Если это заметно в Японии и Индии, то что же говорить об Африке?! Здесь спаянность и взаимозависимость электората восходят не только к социальным корпорациям, но и прямо к племенным первобытным связям. Тем не менее именно в Африке наиболее активно насаждаются европейские стандарты администрации и партийно-демократической практики, причем за неимением весомой альтернативы (если не считать за альтернативу первобытно-племенные нормы и неконтролируемый произвол власти) эти стандарты постепенно укрепляются, вживаются в ткань традиционной структуры. Новые поколения все органичней адаптируются к ним. Правда, далеко te все так гладко. Время от времени происходят перевороты, с удивительной легкостью возвращающие структуру к исходному уровню и порой отмечаемые кровожадными тенденциями упивающихся властью вождей и царьков. Но что характерно: слишком долго всевластный диктатор или взобравшийся на трон тиран не удерживается. Политическая почва в Африке зыбка, традиций институционализированной и тем более устойчивой власти и сильного централизованного правительства, столь типичных для Азии, здесь нет. И это способствует восстановлению демократической нормы, привнесенной колонизаторами. Правда, местные особенности оказали свое воздействие на эту норму: несмотря на племенной плюрализм и даже во многом благодаря именно ему многие из молодых африканских государств отошли от практики опирающейся на привычные нормы трибализма многопартийной борьбы, распыляющей и без того слабые силы политических верхов, и предпочли ей однопартийные режимы на весьма широкой основе (организации типа народного фронта и т.п.) с пропорциональным представительством.

Между Индией, почти идеально вписавшейся в парламентскую демократию по-английски, и Африкой с ее происходившей на ходу переработкой колониального наследия в политическо-правовой сфере находятся остальные страны Востока, будь то исламские или буддийские. Где-то парламентские республики приживаются лучше, где-то хуже. В одних странах часты военные перевороты, другие почти свободны от них. Однако везде европейский стандарт корректируется восточной традицией. Собственно, именно этого и следовало ожидать. Вопрос лишь в том, к чему в конечном счете сводится корректировка.

Казалось бы, учитывая все рассмотренное выше, следовало ожидать, что наследие колониализма или влияние еврокапиталистических стандартов так или иначе должны были потеснить, если даже не подорвать традиционные позиции восточного государства, издревле бывшего не просто всесильным, но всемогущим. Государство, оказавшись под контролем со стороны общества, народа, вооруженного системой тщательно разработанных Западом и активно внедренных в странах Востока избирательных процедур, демократических институтов, прав и гарантий,, должно было не просто утратить свое былое могущество и всевластие, но уйти на задний план, очистив место для общества, осознавшего свои возможности, ставшего символом и знаменем народа, общества европейского типа. Можно было ожидать, что именно к этому должно было все свестись, пусть даже не сразу и не по всем пунктам, но все же в этом направлении, даже невзирая на сопротивление традиции. Однако на практике произошло нечто иное. Государства на современном Востоке после его деколонизации и обретения политической независимости отнюдь не стали такими, какие столь типичны для капиталистической Европы. Они оказались едва ли не столь же всемогущими, что и прежде, во всяком случае на раннем этапе постколониальной истории Востока, т.е. именно тогда, когда, казалось бы,, должны были активно начать работать те институты, которые отражали интересы пробудившегося народа и соответственно ослабляли позиции всесильного традиционного государства. Более того, в ряде случаев новые государства обрели даже дополнительную мощь. Почему же это произошло?

Дело в том, что на Востоке было иное государство, чем в Европе. Об этом немало уже сказано выше. На этом строится вся концепция данной работы. И если принять во внимание то обстоятельство, что на Востоке государство никогда не было выразителем интересов общества, а напротив, выражаясь марксистскими терминами, всегда было субъектом производственных отношений (т.е. не надстройкой, а элементом базиса) и что соответственно выглядела вся традиционная структура, принципиально в этом плане отличавшаяся от европейской, то не приходится удивляться тому, что заимствование важнейших по своей значимости политическо-правовых стандартов европейского типа, сыгравшее огромную роль в процессе трансформации традиционного Востока, не привело к превращению восточного государства в европейское. Не привело потому, что процессы, происходившие в экономике трансформировавшегося Востока, не только существенно отставали от трансформации в сфере политики либо права (это особенно заметно на примере Тропической Африки, где молодые государства от первобытности делали скачок в сторону парламентской демократии), но и, эволюционируя, требовали, как это ни парадоксально, все большего внимания со стороны государства, все большего участия его в системе трансформирующихся политических, экономических и социальных отношений. Как о том уже шла речь, государства постколониального Востока не только продолжали быть субъектами всех этих отношений, но и как бы наращивали это свое обычное для Востока качество. Чтобы более обстоятельно разобраться в причинах и обстоятельствах, сопровождавших процесс вовлечения молодых государств постколониального Востока в хозяйственные проблемы, рассмотрим этот вопрос специально.

Глава 12

Постколониальный Восток: государство и экономика

Проблемы, которые предполагается затронуть в этой главе, принадлежат к числу едва ли не самых важных для выявления сути феномена современного Востока. На эту тему написано много специальных исследований, высказано огромное количество различных точек зрения. Даже короткий обзор их, если бы была поставлена такая задача, не вместился бы в рамки главы. Поэтому, не вникая чересчур глубоко в споры, попытаемся разобраться в том, что является наиболее очевидным. Конечно, следует сразу же оговориться, что очевидное для одних может не быть очевидным для других, тем более для всех. Поэтому обратим внимание на то, что представляется наиболее существенным для выявления как генеральных закономерностей, так и специфических особенностей развития современного Востока в целом – при всех характерных для различных его стран и регионов отличиях.

Изложение теоретических позиций, без которых в анализе не обойтись, потребует апелляции к тем материалам и выводам, которые были уже изложены и сформулированы. Но эти повторы необходимы для раскрытия проблемы.

Традиционное хозяйство и колониальный капитал: политэкономический аспект проблемы взаимодействия

Для начала стоит вспомнить о том, что в Европе капитализм возник на основе свободного рыночного хозяйства с развитой частной собственностью и конкуренцией. Эга основа, защищенная институтами гражданского общества и правового государства, восходит к античности. Оказавшись в состоянии упадка в период раннего германского феодализма, генетически чуждого античному миру, она затем стала возрождаться, прежде всего в форме городских республик и городов феодального средневековья, и в эпоху Ренессанса и Великих географических открытий достигла необходимого уровня для того, чтобы сделаться фундаментом европейского капитализма. Как известно, в сфере идеологии и социопсихологии этому помогла Реформация, т.е. прежде всего протестантизм с характерной для него этикой взаимоотношений между человеком и Богом, равно как и между людьми. Механизм всего процесса, начиная с так называемого первоначального накопления, был показан в прошлом веке Марксом и в принципе общеизвестен.

Учитывая все это и принимая во внимание тезис о единстве всемирно-исторического процесса, многие марксисты вплоть до недавнего времени исходили из того, что и на Востоке, особенно после начала эпохи колониализма, процессы и механизмы – должны были быть аналогичными. Но так ли это?

Структурообразующим элементом традиционного Востока является институт власти-собственности с централизованной редистрибуцией при вторичной, зависимой роли рынка и товарно-денежных отношений. Практически это означает, что внеэкономические отношения зависимости населения от государства в структуре задают тон. Вторичные и зависимые рыночные связи – при всей их жизненно важной роли для социального организма в целом – не свободны и не могут быть свободными от доминирующих административнополитических отношений господства и подчинения. Рынок и товарноденежные отношения здесь всегда опосредованы отношениями зависимости, как официальной (от государства, чиновника, казны), так и полуофициальной либо неофициальной, но весьма жесткой (от ростовщической кабалы, хозяина-патрона, главы социальной корпорации, в том числе объединения мафиозного типа, и т. п). Именно доминирующие в такой структуре хозяйственные связи, присущие несвободному обществу и несвободному труду, обусловливали господство в обществе отношений редистрибуции, столь очевидно и принципиально противостоящих отношениям рыночно-частнособственнического характера и особенно капитализму с его товарно-рыночным противостоянием труда и капитала, с его экономически обусловленной свободой продающей себя рабочей силы.