Русские исторические женщины - Даниил Мордовцев

Анна Леопольдовна решилась. Миних просил ее только не открывать этой тайны никому, даже своему мужу.

В эту же ночь, Миних, взяв с собой адъютанта, подполковника Манштейна, отправился с ним в зимний дворец. На карауле стоял преображенский полк, командиром которого был Миних.

Пройдя задними воротами в покои Анны Леопольдовны, Миних тотчас же приказал девице Юлиане Менгден, фаворитке принцессы, разбудить ее.

В это время проснулся Антон-Ульрих и спросил жену впросонках, зачем она встает так рано. Анна Леопольдовна отвечала, что ей сделалось дурно, и принц снова уснул.

Она вышла к Миниху. Фельдмаршал просил вместе с ним отправиться арестовать регента, но, когда она решительно отказалась лично участвовать в самом акте ареста, Миних просил ее, по крайней мере, призвать к себе караульных офицеров и поговорить с ними о предстоящей им экспедиции для ареста регента.

Преображенцы были позваны. Вся трепещущая и взволнованная, Анна Леопольдовна рассказала им о своем беспомощном положении и дрожащим голосом отдала приказ арестовать регента.

– Надеюсь, – говорила она: – что вы сделаете это для вашего императора и его родителей, а преданность ваша не останется без награды.

Преображенцы в один голос отвечали, что пойдут за фельдмаршалом, куда бы он их ни повел.

Анна Леопольдовна плакала, обнимая Миниха, а офицерам дала поцеловать свою руку.

Преображенцы удалились. Пройдя в комнату, смежную с детской, где спал младенец-император, Анна Леопольдовна в бессилии опустилась на кровать к дежурному камергеру, сыну фельдмаршала Миниха.

Пробужденный этой неожиданностью, Миних вскочил с испугом, не понимая, что вокруг него происходит.

– Мой любезный Миних, – говорила принцесса: – знаешь ли, что предпринял твой отец? Он пошел арестовать регента… Дай Бог, чтоб это благополучно удалось! – прибавила она, помолчав.

Затем, Анна Леопольдовна, в сопровождении Юлианы Менгден, отправилась в детскую, куда пришел и Антон-Ульрих. Ребенок-император спал.

Скоро явился и старик Миних с известием, что Манштейн с помощью двадцати преображенских гренадеров благополучно совершил государственный переворот: Бирон был арестован.

Из дворца тотчас же отправлены были гонцы ко всем министрам и сановникам с приглашением прибыть в дворцовую церковь для принесения присяги матери императора. Собраны были ко дворцу и все находившиеся в Петербурге полки.

Страшного Бирона не существовало. Переворот совершен был так быстро и так неожиданно, что никто не хотел этому верить.

«А нельзя было не поверить, – говорит один из биографов Анны Леопольдовны, – что настал-таки этот желанный конец господству Бирона. Густые толпы народа окружали зимний дворец, к которому беспрестанно подъезжали экипажи, высаживавшие разряженных и раззолоченных господ. На площади выстроены были гвардейские полки с распущенными знаменами. Все лица выражали радость и признательность; все голоса звучали весело и бодро. Анна Леопольдовна провозглашена была великой княгиней всероссийской и правительницей государства на все время несовершеннолетия императора. Как двадцать два дня тому назад, вельможи присягали ей в дворцовой церкви, гвардия на площади, народ – по разным церквам. Не было только теперь, как двадцать два дня тому назад, ни патрулей, ни пушек на перекрестках, ни мрачных и унылых лиц. После присяги, император показан был полкам в окошко и приветствуем громким «ура»! Потом отслужили благодарственный молебен и пропели «Тебе Бога хвалим». Вечером весь город был иллюминован, народ плясал на площадях; незнакомые люди, встречаясь на улицах, обнимались как друзья, и плакали, как женщины – от полноты светлых ощущений».

«Еще не было примера, – писал в тот же день французский посланник в Петербурге, маркиз де-ла-Шатарди, к французскому посланнику в Берлине, – чтобы в здешнем дворце собиралось столько народа, и весь этот народ обнаруживал такую неподдельную радость, как сегодня».

Большие награды получили те, которые так или иначе способствовали этому перевороту.

Щедро был награжден и Миних, главный руководитель всего этого дела и исполнитель переворота; но старик все-таки считал себя обойденным в милостях: старый фельдмаршал надеялся получить звание генералиссимуса; но званием этим Анна Леопольдовна наградила своего супруга.

Старый фельдмаршал не мог скрыть своего неудовольствия, а Остерман, завидовавший ему, не скупился на нашептыванья Анне Леопольдовне разных неблагоприятных для Миниха намеков. Правительница стала его бояться.

– Фельдмаршал сделал бы очень хорошо, если бы умер теперь, – сказала она по этому случаю.

Миних понял, что им не дорожат, и просил отставки. Анна Леопольдовна не удерживала его.

– Я могла воспользоваться плодами измены, – говорила она, намекая на произведенный Минихом переворот: – но не могу уважать изменника. Да и нельзя было выносить долее нестерпимого высокомерия фельдмаршала. Он не обращал никакого внимания на мои формальные и неоднократные приказания, а мужу моему противоречил на каждом шагу. Ему никак нельзя довериться: он слишком честолюбив и характера самого беспокойного. Всего бы лучше ему теперь отправиться на покой в свое украинское поместье. Я, право, не понимаю, отчего он туда не уедет?

Миних был уволен Анной Леопольдовной 7 марта 1741 года – ровно через четыре месяца после совершенного им переворота.

Удаление Миниха ускорено было именно тем лицом, которое им же было погублено четыре месяца назад – Бироном: этот страшный арестант говорил своим судьям в шлиссельбургской крепости, что он не принял бы регентства, если бы его не умолял о том Миних, хотевший даже стать перед ним на колени, лишь бы Бирон согласился.

– Я советую великой княгине остерегаться Миниха, как человека самого опасного в целой империи, – говорил он: – и помнить всегда, что, если ее высочество хоть раз откажет ему в какой-нибудь его просьбе, она уже не может почитать себя безопасной на престоле.

Но Анна Леопольдовна не предчувствовала, что и без Миниха ей не долго оставалось сидеть на троне своего сына малютки, для которого трон Петра Великого оказался слишком высок…

У Петра оставалась еще дочь, о которой, по-видимому, забыли в момент переворота. Ее вспомнили после – только тогда, когда она сама о себе напомнила.

Эта именно забывчивость, это невнимание к своему высокому посту и погубило Анну Леопольдовну, которую воспитание и привычки не научили помнить, что она – мать императора, и занимает его трон до тех пор, пока императору ничего, кроме колыбельки, не нужно было, и что положение это налагает на человека тяжелые обязанности.

А читая отзывы о ней современников, нельзя не прийти к заключению, что она именно это и забыла.

Хотя мы вообще недоверчиво относимся к свидетельствам современников, как и высказали это выше, но если из сопоставления этих отзывов выходить нечто цельное, определенное, то слова современников в известных случаях и не могут не получать относительной степени достоверности.

Так, английский посланник Финч рисует Анну Леопольдовну следующими чертами:

«Правительница, кажется, одарена умом, проницательностью, хорошими природными качествами и человеколюбием; но она имеет скрытный характер и слишком любит уединяться. Она, видимо, страдает, являясь в публику, и предпочитает проводить время в обществе своей фаворитки и ее родных. Все дела пошли бы лучше, если бы правительница чаще показывалась публике и обладала бы той приветливостью, к которой приучены здешние придворные прежними государями и которая произвела бы теперь самые лучшие последствия».

Но любовь к уединению – это еще не такое качество, которое могло привести правление Анны Леопольдовны к трагической развязке; только в соединении с другими, более положительными недостатками характера и невыдержанностью, качество это привело к катастрофе.

Манштейн, напротив, рисует черты Анны Леопольдовны более яркими, но далеко не выгодными красками. Он говорить, что принцесса была чрезвычайно капризна, вспыльчива, беспечна и нерешительна, как в больших, так и в малых делах. В продолжение своего годичного регентства, она управляла кротко, любила делать добро, но вместе с тем не умела делать его кстати. В образе жизни она подчинялась совершенно своей фаворитке, не обращала внимания на советы министров и людей опытных и не обладала ни одним качеством, необходимым для правителя. Ее постоянно печальный и скучный вид происходил, может быть, от неприятностей, испытанных ею от герцога курляндского, в царствование императрицы Анны».

Еще менее привлекательные тени набрасывает на личность Анны Леопольдовна фельдмаршал, граф Миних, ее личный враг после своего падения.

«Она, – говорит Миних, – с самого малолетства имела дурные привычки, и родительница ее, царевна Екатерина Ивановна, мало обращала на них внимания. Определенная к ней воспитательницей госпожа Адеркас очень худо выполняла свои обязанности, за что и была выслана из России с повелением никогда в нее не возвращаться. Характер принцессы обнаруживался вполне в то время, как она сделалась правительницей. Главным природным ее недостатком было нерадение к делам. Она никогда не показывалась в кабинете. Не раз, когда мне случалось приходить к ней с отчетом по делам кабинета или испрашивать ее разрешений, она, сознавая свой неспособность, говорила мне: «Как бы я желала, чтобы сын мой вырос поскорее и начал сам управлять делами!» Она была очень невнимательна даже к своему наряду: голову повязывала белым платком и часто в спальном платье ходила к обедне, иногда оставалась даже в таком костюме в обществе, за обедом и по вечерам, проводя их в карточной игре с избранными ею особами.