Для тебя - Кристен Эшли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ту секунду, как Стиви перестала петь, он увидел, что Феб положила ладонь на его запястье, и поднял голову.
Она наклонилась ближе и прошептала:
— Иди домой, детка, ложись спать. Кто-нибудь подбросит меня до дома позже.
Она не хотела делать из этого событие, из того, что только что подарила ему, но на её лице и особенно во взгляде сквозила нежность, уголки губ приподнялись, всего чуть-чуть, но было видно, что она ничего не скрывает, все её чувства к нему были ясно написаны на лице.
Он хотел отправиться домой, определённо хотел, но только вместе с Феб.
Но она хотела сделать по-другому, и она только что вручила ему всё, так что он мог дать ей это.
— Тот, кто тебя привезёт, должен проводить тебя до дома, — приказал он, и она кивнула. — Завести внутрь.
— Будет сделано.
Он поднял свою бутылку, и она опустила руку. Он сделал последний глоток и поставил бутылку на стойку, прежде чем притянул Феб к себе, наклонился и прикоснулся к её губам.
— Пока, малыш, — сказал он ей в губы, закончив поцелуй.
— Пока, Алек.
Он отстранился, но прижал ладонь к её щеке, зацепив волосы, хотя ни он, ни она этого даже не заметили. Она прижалась щекой к его ладони, а он провёл большим пальцем по её скуле. Потом он убрал руку и отвернулся, пока не сотворил какую-нибудь глупость, например, схватил её и вынес из бара, перекинув через плечо.
Попрощавшись по дороге с десятком людей, Колт вышел из «Джек и Джеки», дошёл до участка, сел в свой пикап и поехал домой.
Повернув на свою улицу, он заметил, что перед его домом стоит машина Мелани. Он раздражённо вздохнул и решил, что завтра первым делом напишет заявление на отпуск. Он только недавно отдыхал, но ему было по хрену, если надо, он возьмёт отпуск за свой счёт.
Он остановил пикап на подъездной дорожке, и к тому времени, как вышел из машины, Мелани уже шла ему навстречу.
— Мелли, сейчас половина одиннадцатого ночи, — сказал он, когда она была в четырёх футах от него.
— Колт, надо поговорить.
Твою ж мать.
— Мел, я устал. Серьёзно.
Она посмотрела на дом, потом снова на него и спросила:
— Феб живёт тут?
Да что ж за херня-то.
Он посмотрел в ночь, потом на свою бывшую жену. Мелани была всем, чем не была Феб. Темноволосая, тихая, рассудительная, терпеливая. Она не танцевала, потому что переживала, что люди станут смотреть, и ещё больше переживала о том, что они подумают. Ей требовалось несколько недель, чтобы принять какое-нибудь решение, неважно насколько большое или маленькое, потому что она не желала рисковать и всегда шагала осторожно. Ему нравилось всё это в ней, когда он влюбился в неё, он считал это милым, и так оно и было. Пока она не задумалась о том, чтобы оставить его, отдаляясь от него всё больше за то время, что ей потребовалось на принятие решения. Тогда это перестало быть чертовски милым.
— Пойдём в дом, — сказал он. Ему этого не хотелось, но ему также не хотелось вести этот разговор в половине одиннадцатого ночи у себя во дворе.
Он пошёл вперёд, слушая шаги Мелани по дорожке. Она шла рядом, держась немного позади, как делала всегда, и этого он тоже никогда не понимал: почему она никогда не шла рядом?
Он отпер дверь и направился к панели управления сигнализацией.
Выключив запищавшую систему, он направился к лампе рядом с диваном.
— Ты поставил сигнализацию? — спросила Мелани.
— Да, — сказал он, включая лампу.
Она осмотрела его при свете и сказала:
— Ты в костюме.
— Сегодня были похороны.
Они оба услышали мяуканье и увидели Уилсона, который стоял в дверном проёме и, Колт мог поклясться, уставился на Мелани обвиняющим взглядом.
— Ты завёл кошку? — спросила Мелани.
— Мел...
Она перебила его:
— Ты же ненавидишь кошек.
Колт шумно выдохнул, и лицо Мелани скривилось, когда до неё дошло.
— Это её кошка, — прошептала она.
Только не сейчас. Вообще-то, ему совсем не хотелось говорить об этом, но сейчас особенно.
С меньшим терпением, чем он обычно обращался с ней, он напомнил:
— Ты ушла от меня, Мел.
Она закрыла глаза и покачала головой, короткими движениями, как будто сомневалась, стоит ли выдавать свои чувства. Потом она открыла глаза и осмотрела помещение, пытаясь обнаружить следы присутствия Феб, доказательства предательства, на которое она не имела права жаловаться. Они вместе купили этот дом, собираясь строить здесь свою жизнь, а она оставила его здесь жить в одиночестве.
— Ты приехала сказать что-то, — напомнил Колт, — так говори.
Её взгляд метнулся к нему, и он заметил боль, которую причинили его слова. Он всегда терпимо относился к её странностям, потому что сначала считал их милыми, а потом делал это по привычке. Но её не было достаточно долго, и он уже отвык.
— Она велела всем прекратить болтать о нас, — сказала Мелани.
— Что?
— Феб, — пояснила она. — Когда люди услышали о... когда я позвонила... знаешь, люди стали болтать.
— Знаю.
— Так вот, она... Феб велела им перестать болтать про нас.
— Ты хочешь сказать про тебя, — честно сказал Колт, и Мелани резко втянула воздух. — Феб велела им перестать болтать про тебя.
Да, Феб могла. Она могла не сказать людям перестать сплетничать про неё, про них с Колтом, но она не стала бы стоять и слушать, как сплетничают про Мелани.
— Мне не следовало ничего рассказывать Марле, — тихо произнесла Мелани.
Марла Уэбстер была лучшей подругой Мелани и настоящей занозой в заднице. Во-первых, у неё был длинный язык. Во-вторых, она говорила очень громко, почти кричала, даже в разговоре один на один, как будто разговаривала с глухим. К несчастью, поскольку она так много болтала, невозможно было вставить ни слова, чтобы попросить её перестать кричать. Единственное, по чему Колт не скучал, когда Мелани ушла, — это Марла.
— Я всегда говорил тебе, Мелли, Марла та ещё заноза.
На лице Мелани промелькнула боль при напоминании о временах, когда Колт говорил ей что-либо, и то немногое терпение, которое оставалось у Колта, кончилось.
Это она оставила его, он не просил её уходить, не хотел, чтобы она уходила, но она ушла. Это было её решение. Что случилось потом, её не касалось. Он не мог сказать, как всё повернулось бы, если бы во время всего происходившего Мелани присутствовала в его жизни. Притяжение к Феб было таким сильным, что он мог не устоять и поддаться ему. Хотя с другой стороны, он любил свою жену, так что мог и не поддаться. Но всё это дерьмо случилось, когда у него не было жены. И ему повезло, что он был свободен, он знал это интуитивно. Возможно, это не слишком хорошо его характеризовало, но ему было насрать.