ГНИЛЬ - Константин Соловьёв

— И никогда не вернешься. Обещаешь?

— Да, дорогая. Обещаю.

Оказалось, Кло можно было верить. Сперва Маан опасался, что она, как и все импульсивные женщины, может сорваться и сделать какую-нибудь глупость. Отчасти именно поэтому он запретил ей появляться на службе. Пусть она была трезва и прагматична, есть вещи, которые оцениваются не логикой, а чувствами, чувства женщины же предугадать никогда нельзя.

Когда из школы пришла Бесс, Кло старалась вести себя как обычно и Маан должен был заметить, что это удается ей достаточно неплохо. Она была скованной и напряженной, но он ожидал куда худшего. Бесс ничего не заметила. Или же сделала вид, что не заметила — в ее возрасте дети уже не так непосредственны.

Единственным заметным следствием стало то, что Кло по возможности старалась не оставаться в одной комнате с Мааном. Если он сидел в гостиной, она готовила на кухне, даже если в этом не было нужды. Если он ел, читала в спальне. Спал — смотрела теле в гостиной. Они с Кло стали двумя взаимо-отталкивающимися частицами, которые не могут находится в ограниченном пространстве. Стоило ему войти в комнату, в которой она находилась, Кло вздрагивала и застывала ледяной статуей, делая вид, что не замечает его присутствия. Но Маана это вполне устраивало. Его больше беспокоило то, как она сдержит свое слово.

Сперва он хотел сломать войс-аппарат. Разбить пластиковый корпус или отрезать шнур. Но, подумав, отказался от этой мысли. Конечно, это гарантировало, что Кло не позвонит в Контроль даже если сорвется, но с другой — если аппарат на его линии будет молчать, это может показаться кому-то странным. Тому же Геалаху, вздумавшему позвонить старому другу. Геалах из тех людей, которые привыкли добиваться своего, не дозвонившись, он заедет сам. Скрепя сердце, Маан оставил аппарат нетронутым. Но все-таки старался держать его в поле зрения и беспокоился, когда в комнате надолго оставалась Кло.

Если раньше дом казался ему не очень надежным, но убежищем, теперь же это ощущение начало слабеть. Под взглядом Кло он ощущал себя пришлым, чудовищем, без спросу залезшим в чужой дом и свившим здесь логово. Незваным гостем, завладевшим тем, что ему не принадлежало. Этот дом больше не был его убежищем, лишь ловушкой, чьи зубастые челюсти все никак не захлопнутся. «Ты на второй стадии, — говорил он сам себе безмолвно, — Ничего удивительного. Тебя теперь будет тянуть прочь из дома, и с каждым днем все сильнее. Зов новой крови. Это твой новый инстинкт, научись его чувствовать».

Сложнее всего было скрывать свое новое тело от Бесс. Маан знал, насколько прозорливы дети и как легко и естественно они замечают то, на что взрослому не пришло бы в голову обратить внимание. Если раньше его тело менялось неспешно, почти не проявляя себя, с началом второй стадии с этим стало куда хуже. Маан начал сутулиться, как старик, разбитый артритом, и ничего не мог с этим поделать. Хоть его вес и не увеличился, центр тяжести определенно сместился выше, отчего удерживать тело в вертикальном положении стало очень утомительно. Отвлекшись на мгновение или задумавшись, Маан обнаруживал, что снова скорчился в три погибели. В такие моменты походка его делалась тяжелой, ему приходилось, самому того не замечая, широко расставлять ноги и грузно ступать, не распрямляя их полностью в коленях. Маан понимал, увидь его Бесс, все закончится быстрее, чем он успеет что-то предпринять. Кло — взрослая женщина, к тому же расчетливая и умная, заключенный между ними договор был ей отвратителен, но она умела смотреть в будущее и понимала, что сейчас лучше терпеть и ждать, пока это чудовище, разыгрывающее перед дочерью ее отца, не уберется восвояси, в свое гнилое болото. Бесс этого не поймет. Она не станет терпеть. Ее не испугают угрозы деклассирования, ведь она даже не знает толком, что это такое.

Он начал боятся ее. Это было нелепо — страх перед четырнадцатилетней девочкой, но Маан ничего не мог с собой поделать, всякий раз, когда рядом оказывалась Бесс, он каменел от напряжения, заставляя свое непослушное тело быть недвижимым.

С Кло тоже было нелегко.

Иногда Ману казалось, что никакой Кло здесь и вовсе нет, а есть лишь ее неловкое подобие, биоробот, неуклюже пытающийся имитировать человеческое поведение, но не понимающий заложенных в его корне основ и оттого фальшивый во всех своих действиях.

Лишь однажды Маан видел, как Кло вышла из себя, как на ее лице, пустом и мертвом как поверхность обожженного дерева, появилось подобие чувства. Это случилось вечером, когда Маан по своему обыкновению скорчился на диване, уставившись невидящими глазами в мельтешащие пятна на экране теле. Тоже глупая привычка — как будто Бесс не замечает, что в такие минуты ее отец обмирает, утрачивая связь с окружающим миром, становится мертвым комом обернутой халатом плоти. Но Бесс не замечала. Возможно, она считала, что он еще болен. Если так, думал он с острой, режущей губы, мысленной усмешкой, ей лучше не знать, насколько именно он болен… Слишком поздно Маан заметил, что Бесс оказалась рядом и тянет к нему губы, должно быть чтоб поцеловать на ночь, как когда-то. Он уже забыл про этот маленький ритуал. Или она забыла первой. Неважно. Увидев вблизи ее губы, простые детские губы, розовые, с крошечными морщинками, принадлежащие человеку, должно быть теплые, как у всякого человека, Маан растерялся, обмер от неожиданности. Он слишком долго не прикасался к чужому телу, сосредоточившись на трансформации, которую претерпевало его собственное, он забыл, как это — прикасаться к другому человеку. Он был другим биологическим видом, теряющим сходство с человеком.

— Бесс!

Кло была бледна, то ли от ярости, то ли от смертельного ужаса, и ее широко открытые глаза обожгли Маана. Она словно увидела живого мертвеца в своей гостиной. Или что-то гораздо более страшное.

— Бесс! Ты еще здесь? Отправляйся спать!

— Я хотела…

— Спать! Живо!

Бесс никогда не приходилось видеть свою мать в таком виде, она быстро отстранилась от Маана и скрылась в своей комнате. Еще несколько секунд Манну продолжало казаться, что он чувствует запах ее волос.

— Зачем ты… — пробормотал он, ощущая неловкость. Старое неловкое чудовище, расположившееся на диване в чужом доме, смущенное, растерянное, — Зачем так…

Кло выдержала его взгляд и по ее искаженному, точно в судороге, лицу, Маан понял, что ее трясет от напряжения. Или от отвращения.

— Если ты прикоснешься к ней… — дыхание перехватило, ей пришлось сделать паузу, — Если хоть раз… Клянусь, я сдам тебя Контролю прежде, чем ты успеешь вздохнуть! Слышишь? Не прикасайся к ней. Никогда в жизни.

Глядя на пошатывающуюся от напряжения Кло, Маан понял, что угроза была отнюдь не иллюзорна. «Сделает», — понял он. И черные искры полыхнули еще раз, подтверждая это. Это уже была не Кло. Точнее, это он уже не был Мааном, и красивая, рано постаревшая женщина, стоявшая перед ним, не пыталась скрыть ненависти. Маан подумал о том, что она, наверно, смогла бы убить его сейчас. Окажись в руках подходящее оружие. И уверенность в том, что можно уничтожить отвратительное порождение Гнили одним выстрелом. В последнем он уже и сам не был уверен.