Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн

Жена ждала мужа на брачном ложе, и когда он появился в парадном костюме, «ей стало вдруг ужасно стыдно лежать в постели перед таким корректным господином». Он стал целовать ее, она пыталась от него укрыться.

«Но вдруг он протянул руку и обхватил жену поверх одеяла, вторую руку просунул под подушку и, приподняв ее вместе с головой жены, шепотом, тихим шепотом спросил:

— Значит, вы дадите мне местечко возле себя? Ее охватил инстинктивный страх.

— Потом, пожалуйста, потом, — пролепетала она. Он был явно озадачен и несколько задет и попросил снова, но уже более настойчивым тоном:

— Почему потом, когда мы всё равно кончим этим?»

Она согласилась, и он исчез в туалетной комнате. «Жанна явственно слышала каждое его движение, шорох снимаемой одежды, позвякиванье денег в кармане, стук сброшенных башмаков. И вдруг он появился в кальсонах и носках, перебежал комнату <…> Она привскочила и едва не спрыгнула на пол, когда вдоль ее ноги скользнула чужая, холодная и волосатая нога; закрыв лицо руками, вне себя от испуга и смятения, сдерживаясь, чтобы не кричать, она отодвинулась к самому краю постели.

А он обхватил ее руками, хотя она лежала к нему спиной, и покрывал хищными поцелуями ее шею, кружевной волан чепчика и вышитый воротник сорочки.

Она не шевелилась и вся застыла от нестерпимого ужаса, чувствуя, как властная рука ищет ее грудь, спрятанную между локтями. Она задыхалась, потрясенная его грубым прикосновением, и хотела только одного: убежать на другой конец дома, запереться где-нибудь подальше от этого человека. Под конец он, видимо, потерял терпение и спросил огорченным тоном:

— Почему же вы не хотите быть моей женушкой? Она пролепетала, не отрывая рук от лица:

— Разве я не стала вашей женой?

— Полноте, дорогая, вы смеетесь надо мной, — возразил он с оттенком досады. <…> Он набросился на нее жадно, будто изголодался по ней, и стал осыпать поцелуями — быстрыми, жгучими, как укусы, поцелуями всё лицо ее и шею, одурманивая ее ласками. Она разжала руки и больше не противилась его натиску, не понимая, что делает сама, что делает он, в полном смятении не соображала уже ничего. Но вдруг острая боль пронизала ее, и она застонала, забилась в его объятиях, в то время как он грубо обладал ею.

Что произошло дальше? Она ничего не помнила, она совсем обезумела; она только чувствовала на своих губах его частые благодарные поцелуи. <…> Потом он сделал новую попытку, но она с ужасом оттолкнула его; отбиваясь, она ощутила на его груди ту же густую щетину, что и на ногах, и отшатнулась от неожиданности». Когда он затих, она твердила себе: «Так вот что, вот что он называет быть его женой?». Когда же она перевела взгляд на его лицо, она была возмущена и оскорблена тем, что он спокойно спал! (Мопассан 1983:46–49).

Юноши, выросшие в изоляции от сверстников («во избежание дурного влияния»), даже если кое-что слышали о половом акте (полную изоляцию соблюсти трудно), не умеют направить половой член, не знают, что нужны фрикции и т. д.

Когда в середине XIX века женился будущий писатель Саймондс, получивший викторианское воспитание, он пережил большой конфуз в брачную ночь. Эрекция была, но жених не знал, что нужно делать: «природа отказалась показать мне, как осуществлять акт» (Symonds 1984: 94). Типичная ситуация описана Гербертом Уэллсом в романе «Необходима осторожность», отнюдь не фантастическом. В главе «Западня для невинных» иронически описана брачная ночь английской супружеской пары, из мещан, с пережиточно викторианским воспитанием. Молодой человек подошел к этому моменту девственником, молодая, постарше его, также.

«Кое-что Эдварду-Альберту было известно. У него были даже некоторые преувеличенные понятия о венерических болезнях, о грубых «мерах предосторожности» и отталкивающих сторонах влечения к Этому. Но о девственности он имел весьма смутное представление.

Что же касается Эванджелины, то она полагала, что влюбленная девушка, отдаваясь, испытывает наслаждение. Что-то такое происходит — она это знала, но думала, что это что-то приятное.

Он даже не поцеловал ее. Была короткая борьба. Она почувствовала, что ее схватили с бешеной энергией, опрокинули.

— О-о-о! — стонала она все громче и громче. — Перестань! А-а-а! 0-о-о-ой! Наконец нестерпимое было позади. Она лежала в изнеможении. Эдвард-Альберт сел с выражением ужаса на лице.

— Что это такое? — пролепетал он. — Ты чем-то больна? Кровь… Он кинулся в ванную. Вернувшись, он увидел, что Эванджела сидит и заливается слезами — от боли, обиды и страха.

— Свинья, — сказала она. — Дурак. Эгоист и дурак. Пентюх. Что ты сделал со мной? <…>.

— Почем же я знал? И потом сам-то я… Что ты сделала со мной? <…> Она металась по комнате, торопливо одеваясь и осыпая его оскорблениями. Он сидел на измятой, разоренной постели, обдумывая создавшееся положение». Она явно покидала его. Когда он попытался удержать ее, она «ударила его прямо по лицу с такой силой, что он пошатнулся и упал.

Дверь за ней захлопнулась, и он очутился в своем новом гнездышке — голый, на полу, под опрокинутым стулом, у стены…» (Уэллс 1957: 184).

Разумеется, большинство подростков что-то знает о сексе, но знания эти обычно случайны, разрозненны и недостаточны для нормального сношения. Частенько всё постигается на горьком опыте. Билл Косби в «Плэйбое» описывает типичную ситуацию первых опытов. Ему одиннадцать лет.

«Вот, значит, пришла суббота, а я всю неделю думал об этой п… Понимаешь, я пытался расспросить людей, как они работали с п… И я не хотел, чтобы мужики узнали, что у меня еще не было п… Но как ты узнаешь, как это проделывать, не выдав факта, что ты не знаешь этого? Ну, я пришел к парню и говорю: Слушай, парень, у тебя уже было дело с п…? А он говорит: Еще бы! А я говорю: Ладно, парень, а какой твой любимый способ делать это? Он говорит: Ну, знаешь, просто обычный способ. Я говорю: А ты делаешь это так, как я? А этот сукин сын говорит: А как это? Я говорю: Ну, парень, я слышал есть разные способы, как это делать. Он говорит: Ну, есть уйма способов, как это делать, знаешь, но я думаю… знаешь, обычный способ… Я говорю: Да, старый добрый обычный способ… старый добрый обычный способ войти в эту п…».

Далее Билл оказывается дома у девицы. «И когда я оказался там, самая обескураживающая вещь наступила, когда я должен был спустить свои штаны. Смотри, прямо так, я голый в чем мать родила… голый перед этой девкой. Ну, затем что? Ты… ты просто… Я просто не знаю, что делать… Я просто стою, а она говорит: Ты не знаешь, как это делать. А я говорю: Нет, я знаю, но я забыл. Я никак не думал, что она мне может показать, потому что я мужчина, так что я не хотел, чтобы она мне показывала. Я вообще не хотел, чтобы мне кто-нибудь показывал, я только хотел, чтобы кто-то дал мне… ну вроде намек» (Cosby 1968).

Итак, есть все основания предполагать, что у человека природой запрограммировано значительно меньше в сексуальном поведении, чем у остальных животных. Как утверждал Коридон у Андре Жида, сексуального инстинкта у человека нет. Это чересчур обобщенно сказано. «Сексуальный инстинкт» — такое же слишком общее понятие, как и «инстинкт размножения». Надо детализировать. Что-то есть, чего-то нет.

У животных есть инстинкт половых сношений. Уже у приматов он отсутствует, что уж и говорить о человеке. Как инстинкт половое влечение в своей первой части появляется у человека лишь в виде стремления к интимному общению с другим субъектом. Врожденного влечения самца к самке, характерного для всех других животных, у человека, по-видимому, уже нет. У животных эта тяга самца к самке («зов природы») обеспечивается врожденным влечением к соответствующим формам тела, запахам и т. п. У человека формы тела, одежда, прическа, манеры, запахи в значительной мере сформированы культурой и чрезвычайно изменчивы. Юбка — признак женщины в нашей культуре, но многие женщины уже носят брюки, а в Шотландии и в Бирме юбки носят мужчины. Соответственно инстинкт тяги к «женским признакам» атрофирован. Да, под одеждой, манерами и всей культурной оболочкой проступают и внешне какие-то остатки чисто природных качеств.

Женолюбивые мужчины, конечно, ощущают призывный (сексапильный) запах женского тела, но это уже условный рефлекс, образованный на основе некоторого опыта общения, результат их влечения, а не его причина. Гомосексуалы всех сортов точно так же внимают сладостному для них запаху мужского пота и не выносят запаха женщины. Гомосексуальный японский писатель Юкио Мисима (1996: 31) вспоминает, что запах мужского пота опьянял его с детства.

«И еще одно воспоминание. Это запах пота. Он подгоняет меня вперед, влечет, манит, я совершенно покорен им… <…>

Мимо нашего дома проходили солдаты, возвращавшиеся с учений. <…> Какого мальчишку не привлекает топот тяжелых сапог, вид грязных гимнастерок, лес винтовочных стволов?! Но меня манило не это, и даже гильзы были не главным — меня влек запах пота.