Пятьдесят оттенков свободы - Эрика Леонард Джеймс

Снова целует меня в волосы, глубоко вдыхая, и я не знаю, за что он просит прощения. За то, что рассмешил меня? Или за все эти неприятности, которые свалились на нас? Я кладу ладонь ему на сердце, и он нежно накрывает ее своей. Какое-то время мы оба молчим.

— Почему ты пошел к той женщине?

— Ой, Ана, — стонет он. — Ты хочешь обсуждать это сейчас? Нельзя ли оставить это? Я ужасно сожалею, хорошо?

— Мне надо знать.

— Я расскажу тебе завтра, — раздраженно бормочет он. — Да, и детектив Кларк желает побеседовать с тобой. Обычные формальности. А теперь спи.

Он целует меня в волосы. Я тяжело вздыхаю. Мне надо знать почему. По крайней мере, он говорит, что сожалеет. Это уже кое-что, говорит мне мое подсознание. Похоже, оно сегодня в хорошем настроении. Бр-р, детектив Кларк. Меня передергивает при мысли о том, чтобы пересказывать ему события четверга.

— А нам известно, почему Джек делает все это?

— Гм, — бормочет Кристиан.

Меня успокаивает мерный, медленный подъем и опадание его груди, мягкое покачивание моей головы, убаюкивающее меня по мере того, как дыхание его замедляется. И балансируя на грани сна и яви, я пытаюсь сложить воедино фрагменты разговоров, но они выскальзывают из мозга, упорно оставаясь неуловимыми, дразня меня на краю моей памяти. Ох, как же это расстраивает и утомляет… и…

Рот сестры Норы сурово сжат, а руки грозно сложены на груди. Я прикладываю палец к губам.

— Пожалуйста, не будите его. Пусть поспит, — шепчу я, щурясь в свете раннего утра.

— Это ваша кровать. Не его, — сердито шипит она.

— Я спала лучше, потому что он рядом, — настаиваю я, бросаясь на защиту мужа. Кроме того, это правда.

Он бормочет во сне: «Не прикасайся ко мне. Больше никогда. Только Ана».

Я хмурюсь. Мне редко доводилось слышать, чтобы Кристиан разговаривал во сне. Правда, следует признать, это, возможно, потому, что он спит меньше меня. Я слышала только его ночные кошмары. Он стискивает обнимающие меня руки, и я морщусь.

— Миссис Грей… — Брови сестры Норы грозно насуплены.

— Пожалуйста, — умоляю я.

Она качает головой, разворачивается на пятках и выходит, а я снова прижимаюсь к боку Кристиана.

Когда я просыпаюсь, Кристиана нигде не видно. Солнце ярко светит в окна, и сейчас я могу как следует рассмотреть палату. Цветы! Ночью я их не заметила. Несколько букетов. Я рассеянно гадаю, от кого они.

Тихий стук отвлекает меня, и в двери заглядывает Каррик.

— Можно? — спрашивает он.

— Конечно.

Отец Кристиана заходит в палату и подходит ко мне, его мягкие голубые глаза внимательно оглядывают меня. Он в черном костюме — должно быть, с работы. К моему удивлению, он наклоняется и целует меня в лоб.

— Можно присесть?

Я киваю, и он присаживается на краешек кровати и берет мою руку.

— Не знаю, как благодарить тебя за свою дочь, ты наша сумасшедшая, храбрая, дорогая девочка. То, что ты сделала, вероятно, спасло ей жизнь. Я буду вечно у тебя в долгу. — Голос его дрожит, полный признательности и сочувствия.

Ох… Не знаю, что сказать. Я сжимаю его руку, но не произношу ни звука.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Правда, все болит, — честно признаюсь я.

— Тебе дают болеутоляющие?

— Да, какой-то лор… не помню точно.

— Хорошо. А где Кристиан?

— Не знаю. Когда я проснулась, его уже не было.

— Уверен, он где-то недалеко. Он ни на минуту не оставлял тебя, пока ты была без сознания.

— Я знаю.

— Он немного сердит на тебя, да это и немудрено. — Каррик ухмыляется. Ах, вот у кого Кристиан этому научился.

— Кристиан всегда сердит на меня.

— Правда? — Каррик улыбается, как будто так и надо. Его улыбка заразительна.

— Как Миа?

Глаза его омрачаются, а улыбка исчезает.

— Ей лучше. Ужасно зла. Думаю, гнев — здоровая реакция на случившееся.

— Она здесь?

— Нет, дома. Сомневаюсь, что Грейс выпустит ее из виду.

— Мне знакомы ее чувства.

— За тобой тоже нужен глаз да глаз, — ворчит он. — Не вздумай больше так глупо рисковать своей жизнью или жизнью моего внука.

Я краснею. Он знает!

— Грейс читала твою карту и сказала мне. Поздравляю!

— Э… спасибо.

Каррик смотрит на меня, и глаза его смягчаются, хотя он и хмурится, видя выражение моего лица.

— Кристиан скоро образумится, — мягко говорит он. — Это будет для него огромным счастьем. Просто… дай ему время.

Я киваю. Ох… они говорили.

— Ну, я, пожалуй, пойду. Мне надо быть в суде. — Он улыбается и встает. — Загляну к тебе позже. Грейс очень высокого мнения о докторе Сингх и докторе Бартли. Они знают свое дело.

Он наклоняется и еще раз целует меня.

— Я серьезно, Ана. Мне никогда не отплатить тебе за то, что ты для нас сделала. Спасибо.

Я моргаю, чтобы прогнать слезы, меня внезапно захлестывает волна эмоций. Каррик с нежностью гладит меня по щеке, потом разворачивается и уходит.

О боже. У меня голова идет кругом от его признательности. Пожалуй, теперь можно забыть про историю с брачным контрактом. Мое подсознание вновь согласно кивает мне. Я качаю головой и осторожно встаю с кровати. С облегчением обнаруживаю, что сегодня держусь на ногах тверже, чем вчера. Несмотря на то что мы с Кристианом спали вдвоем на узкой койке, я прекрасно выспалась и чувствую себя бодрее. Голова все еще болит, но боль тупая, ноющая, уже не такая сильная, как раньше. Тело одеревенелое и тяжелое, но мне просто нужна ванна. Я чувствую себя ужасно грязной. Направляюсь в ванную.

— Ана! — кричит Кристиан.

— Я в ванной, — отзываюсь я, заканчивая чистить зубы. Так намного лучше. Не обращаю внимания на свое отражение в зеркале. Господи, ну и видок у меня! Когда открываю дверь, Кристиан стоит возле кровати. Держит поднос с едой. Он преобразился. Оделся во все черное, побрился, принял душ и выглядит хорошо отдохнувшим.

— Доброе утро, миссис Грей, — бодро говорит он. — Я принес тебе завтрак.

Он выглядит таким по-мальчишески живым и намного счастливее.

Ух ты! Я широко улыбаюсь, снова забираясь в постель. Он подтягивает столик на колесиках и поднимает салфетку, демонстрируя мне мой завтрак: овсянка с сухофруктами, блины с кленовым сиропом, бекон, апельсиновый сок и английский чай «Твайнингз». У меня текут слюнки. Есть хочется ужасно. Я в несколько глотков выпиваю апельсиновый сок и берусь за овсянку. Кристиан садится на край кровати, смотрит и ухмыляется.

— Что? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Люблю смотреть, как ты ешь, — говорит он. Но я не думаю, что он ухмыляется из-за этого. — Как ты себя чувствуешь?