Как это было… К истории Компартии РСФСР – КПРФ - Иван Осадчий

Правительственные органы, я должен подчеркнуть, игнорировали альтернативные предложения, просто-напросто не принимали во внимание, особенно в Верховном Совете и в Президиуме. Мы понимали, в чем здесь причина, я хотел бы подчеркнуть. Мы понимали реформаторство как исправление, изменение, совершенствование к лучшему, как и толкует словарь буквальное понимание реформаторства. Но мы не понимали реформаторство и не принимали реформаторство как движение от плохого к еще более худшему. Вот в чем была наша разница в подходах и в оценках процессов, происходящих в обществе.

Нас упрекали в том, что будто мы отказываемся от рынка, от ориентации на рыночную экономику. Это неверно, уважаемый Суд. Суть разногласий в том, что для нас рынок не тождествен капитализму. Рынок был до капитализма, он возможен и вне его. Рыночные отношения могли развиваться успешно в нашей системе. Не отрицая приватизацию, мы, однако, не трактовали ее только как переход всего общественного хозяйства из коллективных рук в частные. Мы убеждены были, что должно быть наоборот. Именно такая приватизация, которая сегодня навязывается обществу, как раз и отторгает работников от средства производства, делает производство более ничейным, чем оно было в советский период. Мы не считали безработицу неизбежной, и тем более в наших условиях. Мы не верили в возможность «деидеологизации». Жизнь подтвердила наш тезис.

…Компартия РСФСР выступала за коренные преобразования общества, но на социалистической основе, в интересах людей труда. Такой путь реформ может выдвинуть только партия, уверенная в своей правоте, уверенная в поддержке большинства народа. Именно поэтому Российская компартия замалчивалась, умалялась, компрометировалась. Именно поэтому нам повесили ярлык консерваторов, обвинили в других тяжких грехах: антинародности, антиконституционности, разжигании религиозной, социальной, национальной розни. У меня это не вызывает иных ассоциаций, кроме как смеха, иронии.

Уважаемый высокий Суд, посмотрите на состав ЦК Российской компартии! Там представлены все народы, населяющие Россию. Причем, представлены самыми активными и авторитетными у каждого народа людьми. Не могу себе представить, что Политбюро ЦК Компартии РСФСР, в состав которого входили: такой аксакал, как калмык Давид Кугультинов, осмелившийся в сталинские времена поднять голос в защиту своего народа и отсидевший за это в норильских лагерях не один год; карел Виктор Степанов; якут Юрий Прокофьев; белорус Иван Антонович – а я называю только членов Политбюро – могло позволить на своих заседаниях кому-то даже попытаться сеять межнациональную рознь. Я глубоко убежден, он тут же получил бы политическую оценку.

Указы Президента по запрещению Российской компартии – это не что иное, как борьба с инакомыслием. Я это хотел подчеркнуть. История нас учила, что борьба с идеей бесперспективна. Она порождает противостояние. И вот на этом фоне трудно понимать наши властные структуры, которые призывают к консолидации, к гражданскому миру, к согласию, сея своими действиями вражду.

(Материалы дела о проверке конституционности Указов Президента РФ, касающихся деятельности КПСС и КП РСФСР, а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР. Москва, издательство СПАРК, 1996 год, том 4, стр. 122–124, 127–130)

…Из 60 экспертов нашей «коммунистической команды» руководители группы представителей по обоим рассматриваемым делам В. И. Зоркальцев и В. А. Купцов обратились к Конституционному Суду с просьбой заслушать 25 человек. Но Суд согласился предоставить слово только двум экспертам нашей стороны: мне и Абовину-Егидесу, бывшему диссиденту, впоследствии ставшему членом Социалистической партии Франции. Но Суд признал его выступление политизированным, пропагандистским и лишил слова.

По этой причине я оказался единственным экспертом, получившим возможность выступить на процессе:

Эксперт ОСАДЧИЙ И. П. доктористорических наук, профессор, г. Краснодар. (Присяга принята). Мне как ученому-историку на протяжении 30 лет пришлось заниматься научно-исследовательской работой, связанной с исследованием различных этапов деятельности Коммунистической партии Советского Союза. Основной проблемой изучения была стратегия и тактика Коммунистической партии, социалистической революции в казачьих и национальных районах Северного Кавказа. Однако последние 6 лет я был заведующим кафедрой научного коммунизма, которая затем стала именоваться кафедрой проблем социализма и политологии, и в этой связи вынужден был в значительной степени «расширить» свою квалификацию.

Поэтому предмет, рассматриваемый сегодня в Конституционном Суде, в значительной степени позволяет мне ответственно и с пониманием сути дела говорить о нем. Мне хотелось бы сделать еще небольшое пояснение, которое, может быть, прозвучит парадоксально, но здесь уже звучало немало парадоксальных, совершенно подчас трудно воспринимаемых явлений. На мою долю выпала как ученому-исследователю весьма трудная и сложная судьба. Она заключается в том, что на протяжении 15 лет я многократно защищал и перезащищал кандидатскую диссертацию в Высшей аттестационной комиссии и на протяжении 5 лет защищал и трижды перезащищал на всех этажах ВАКа докторскую диссертацию. Оппоненты, которые тогда боролись против моих научных познаний, адресовали все возражения в адрес четырех партийных съездов и в адрес пяти генеральный секретарей Центрального Комитета партии. Во главе группы оппонентов, стоящих против моих научных утверждений, позиций, стоял немного немало, а один из помощников Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, и Вы сами представляете, насколько это был серьезный четвертьвековой процесс научной дискуссии, которая хорошо известна не только историкам в научном мире нашей Российской республики. Само собой разумеется, что я не мог не с казать и о другом, что же явилось основой для такого жесткого прессинга против меня как ученого-историка. А обвинения были следующие, что я занимался систематическим протаскиванием в историко-партийную науку эсеро-меньшевистских взглядов, что я отходил от позиций марксистско-ленинской методологии, что я выступал в историко-партийной науке не с классовых позиций. Само собой разумеется, такие обвинения в ту пору следовало воспринимать еще очень серьезно потому, что следовали предложения и требования в адрес партийных съездов и в адрес Центрального Комитета партии: «Покончить с этой эсеро-меньшевистской контрабандой, лишить всех степеней и званий, запретить преподавание курса истории партии, исключить из рядов Коммунистической партии Советского Союза».